Третья месть Робера Путифара - Жан-Клод Мурлева

Как и каждый год, директор собрал весь преподавательский состав в учительской и начал с официальных представлений.

— В этом учебном году, — сказал он, — в наших рядах пополнение: прежде всего позвольте представить вам мадемуазель Эньерель, которая будет вести четвертые классы. Добро пожаловать, мадемуазель!

Присутствующие разом повернулись к белокурой молодой женщине, которая улыбнулась всем сразу необычайно милой улыбкой и сказала:

— Меня зовут Клодина…

Путифара словно молния поразила. То было мгновенное озарение: это ОНА!

Больше он не слышал ничего, что говорили его коллеги и директор. Их речи сливались для него в отдаленный и неинтересный звуковой фон. Все утро он только и делал, что ловил взгляд голубых глаз Клодины Эньерель. Чем больше он на нее смотрел, тем сильнее пленялся. Ее стройная фигура, изящные кисти рук, ее манера поправлять выбившийся локон, щуриться, улыбаться, ее походка — все в ней нравилось ему до невозможности. Лет ей, прикинул он, тридцать пять или около того. И директор назвал ее «мадемуазель»… «Не увлекайся, — одергивал он себя. — В конце концов, у нее, может быть, жених есть… Ты не знаешь, свободна ли она…» Несмотря на все усилия, разум не повиновался ему, а закусил удила и понес, как взбесившийся конь.

В последующие дни он не осмеливался заговорить с ней, но ловил обрывки разговоров. Так он узнал, что новая учительница снимает в городе маленькую студию, что у нее нет машины, а есть кошка. Однажды она спросила, что здесь можно найти интересного в выходные. Все это достаточно ясно указывало на то, что молодая женщина живет одна.

Жизнь Путифара, всегда такая размеренная, вдруг всколыхнулась. Теперь он был одержим одним желанием: видеть ее, быть рядом с ней, слышать ее голос, вдыхать ее аромат. Четверги казались ему пустыми, а выходные — невыносимо длинными. Он больше не мог читать. Лишился сна и аппетита.

— Ты бы к доктору сходил, — советовала мать.

«Не к доктору я хочу», — думал он.

В канун Дня Всех Святых вдруг ливануло как из ведра. Путифар только было выехал со школьной парковки, как увидел мадемуазель Эньерель, которая пережидала дождь под козырьком крыльца. Он локтем открыл боковое окошко:

— Вы без зонтика?

Она рассмеялась:

— Ну да! Представляете, каждый день таскаю его с собой, а сегодня как раз и забыла!

— Давайте подвезу!

Пять секунд спустя она уже сидела рядом с ним, едва верящим своему счастью. Дождь лупил по крыше машины, так что говорить приходилось очень громко, и это было весело. Все произошло так быстро, что Путифар даже не успел оробеть!

— Вы далеко живете? — прокричал он.

— Нет! Я покажу дорогу!

Он завел мотор и безуспешно попытался включить дворники.

— Не работают? — спросила она.

— Работают, но только в хорошую погоду! — объяснил Путифар. — Это как с вашим зонтиком…

Он хорошенько саданул кулаком по приборному щитку, и черные щетки зашмыгали по ветровому стеклу.

— Надо же, теперь таких «ситроенов» почти и не встретишь…

— Еще бы! Моя машина — вся в хозяина: редкая птица!

Она засмеялась, а он не мог надивиться собственному остроумию и раскованности. Он бы с радостью так бы все и ехал, хоть на край света, со своей прелестной пассажиркой. Остановились у ее дома.

— Ну вот, приехали. Спасибо вам, вы меня правда выручили. Без вас я бы промокла до нитки.

— Да не за что. До завтра, увидимся в школе.

— До завтра! Встречаемся в школе!

Ее улыбка была настолько многообещающей, что его захлестнуло счастье. Она побежала к своему подъезду, прикрывая голову портфелем, а в дверях обернулась и спросила знаками:

— Может, зайдете, выпьем по стаканчику?

— Нет, в другой раз, — ответил он тоже знаками.

— Обещаете? — спросила она.

— Обещаю! — ответил он, и оба рассмеялись над своей пантомимой.

На обратном пути он чувствовал себя так, словно ему пятнадцать лет и он влюблен в первый раз в жизни.

Между тем как все их коллеги были на «ты», они неделю за неделей обращались друг к другу на «вы». У них вошло в привычку по средам гулять вместе после уроков. Он показывал ей разные живописные уголки города, в окрестностях они выискивали романские церкви, которыми она интересовалась. Они бродили по паркам, сидели в кафе…

Вскоре молва уже недвусмысленно связала их, и в одно ноябрьское утро на доске объявлений обнаружилась, напоказ всей школе, следующая надпись, небрежно накаляканная карандашом на листке бумаги: «Путифар + Эньерель = любовь».

Донельзя смущенный, он в тот же вечер открылся матери, которая уже и без того о чем-то догадывалась. Она пришла в восторг и осыпала его поздравлениями, словно он объявил ей, что на днях свадьба.

— Погоди, мама, погоди, — попытался он умерить ее пыл. — Пока еще ничего такого… ничего определенного…

По поводу надписи на доске объявлений старушка высказалась так:

— Чтобы пресечь всякие толки, лучше всего дать им основание!

— Ты это о чем, мама?

— Ты должен объясниться, Робер.

— Объясниться?

— Да, ты должен сделать ей предложение. И чем скорее, тем лучше. Тогда все заткнутся!

— Но, мама… Ты не хочешь сначала с ней познакомиться?

— Я доверяю твоему выбору, Робер. По