Об экономике – с улыбкой (сборник) - Михаил Эм

– Что это такое?

– Деньги.

– Да ведь они липовые! – вскричал Робинзон в волнении. – Кто позволил тебе рисовать липовые деньги, негодяй?

– Тебе можно, а мне нельзя?

Робинзон чуть не задохнулся от возмущения.

Пока Дуболом колотил глупого туземца дубинкой, Робинзон объяснял остальным туземцам, как мог: эвкалиптовые банкноты обеспечены золотом государственной казны, поэтому являются официальными денежными банкнотами, в отличие от самостоятельно нарисованных липовых банкнот, не обеспеченных никаким золотом.

– Кстати, как зовут этого негодяя? – спросил Робинзон у Менялы по окончании лекции.

– Фальшивомонетчик.

– Ну, тогда понятно, – вздохнул Робинзон и строго-настрого запретил на необитаемом острове фальшивомонетчество.

В эту минуту в туземной деревне произошла трагедия. Один из головастых туземцев, работавших на пристройке третьего этажа меняльной хижины, поскользнулся на пальмовом листе и, беспорядочно замахав руками, рухнул с огромной высоты вниз. С гулким стуком туземец ударился о землю и не подавал признаков жизни.

Все, кто был свидетелем этого ужасного происшествия, подбежали к несчастному, другие строители мигом спустились с лесов и принялись оживлять своего товарища, но все было бесполезно: свалившийся с пристройки не дышал и не двигался.

– По всей видимости, он умер, – сказал Робинзон, наклоняясь над пострадавшим. – У него все кости переломаны.

– И шея свернута набок, – констатировал Меняла. – Тем не менее этому человеку повезло: он застраховал свою жизнь в моей меняльной хижине, поэтому я выплачу его родственникам страховое возмещение в размере двадцати золотых лепешек.

– А что такое «застраховал» и «страховое возмещение»? – заинтересовался Робинзон.

– Страхование – новая финансовая услуга. Она заключается в том, что я собираю много-много золотых лепешек, а потом какую-то часть возвращаю. С этого страховщика, – Меняла указал на лежащее у ног бездыханное тело, – я получил платежей десять золотых лепешек, а теперь, когда он погиб, возвращаю ему двадцать.

– Какая же в этом выгода? – удивился Робинзон. – Ты получаешь десять золотых лепешек, а возвращаешь двадцать.

Меняла усмехнулся в ответ:

– Получаю-то я десять, да не с одного туземца, а со всех. Вон их сколько на строительстве моей меняльной хижины работает – не меньше десяти человек! Получил я по десять лепешек с каждого, всего сотню золотых лепешек, а возвратить придется только двадцать. Кое-что, дорогая Робин зона, и мне на пропитание останется.

– А если все строители сорвутся с высоты и погибнут?

Меняла пробормотал на это что-то неразборчивое и сунул двадцать золотых лепешек в окостеневшие руки мертвеца.

– Теперь вы сами видите выгоды страхования, – сказал он, обращаясь к соплеменникам. – Если бы этот человек не был застрахован, то не получил бы ни лепешки, но поскольку он застраховался, то теперь – можно сказать, за здорово живешь, – получил целых двадцать золотых лепешек. На эти деньги семья этого несчастного сможет похоронить его.

Толпа заволновалась и стала напирать. Затем раздался крик:

– Мало платите!

Робинзон узнал голос Бузотера. Как только начинался какой-нибудь скандал или малейшая заварушка, этот Бузотер оказывался тут как тут, и всегда в первых рядах скандалящих или заварушкива… заваривающи… ну в общем тех туземцев, которые в заварушке участвуют.

– Мало платите! – кричал Бузотер и напирал вместе с толпой.

– Вот так всегда, – заметил Меняла Робинзону, стараясь не обращать внимания на бузотеровы выкрики. – Многие не представляют себе, насколько трудна финансовая работа, полагая, что деньги сами валятся тебе в руки, но это не так. Убытки подстерегают финансиста на каждом шагу. Вы сами только что видели, как несчастный строитель скончался не приходя в сознание, и кто теперь ему поможет? Меняла, Меняла и еще раз Меняла. Меняла выдаст деньги на похороны покойного, хотя ему было бы гораздо выгодней отказаться от платежа, положив сумму страхового возмещения себе в набедренную повязку. Но настоящий Меняла так никогда не поступит, потому что именно он является оплотом финансовой системы необитаемого острова и вашим преданным другом, уважаемая Робин зона.

– Мало! Мало! – продолжала скандировать толпа.

– Согласно страховому договору! – вспылил наконец Меняла. – Не могу же я платить больше, чем получаю. Мне-то что тогда останется?

Толпа уже не слушала. Бузотер первым, а за ним и другие туземцы, попытались ухватить Менялу за шкирку… то есть за шею, потому что никакой одежды, кроме набедренной повязке, на Меняле не было. Охранники Менялы кинулись за своего хозяина заступаться, но были отброшены и поколочены.

Тут на необитаемом острове случилась революция.

Поскольку численное превосходство было за революционно настроенными туземцами, они одержали незамедлительную и беспрекословную победу. Вот только концовка революции, продолжавшейся не более десяти минут, вышла смазанной. Когда толпа, расшвыряв охранников Менялы, попыталась добраться до их хозяина, оказалось, что тот воспользовался суматохой и задал стрекоча в неизвестном направлении. Однако воинственный запал у толпы еще не закончился, поэтому разгоряченные туземцы принялись выкрикивать разные злопыхательские лозунги. Так как в толпе было много южан – то есть бывших южан, а ныне привязанных к своим земледельческим участкам феодальных крестьян, – злопыхательскими лозунгами стали такие:

– Свободу южанам! Отвязать от ног коряги! Полное равенство и братство!

Дуболом с Мозгоправом заслонили Робинзона от толпы своими телами, но было понятно: захоти толпа, никакими дубинками с ней не справится.

Если вы думаете, что Робинзон испугался – ничуть не бывало. Робинзон случившейся революции совершенно не испугался, однако подумал:

«В требованиях отвязать коряги от ног бывших пленных имеется определенный смысл. Зачем южанам ходить с корягами, привязанными к ноге: волочить их за собой по земле, или же держать в руках? Это же тяжело и неудобно. Никто из туземцев Южной оконечности на воровстве в последнее время не попадался, поэтому лучше южан от коряг освободить. Пускай они работают на экономику Северной оконечности в качестве свободных людей».

Робинзон тут же написал и обнародовал соответствующий указ, об отмене навечного прикрепления южан к земле и тяжелым корягам, и объявил его.

– Да здравствует Робинзон! Ура!!! Свобода! Равенство! Братство! – закричал верный главному Робинзону Северной оконечности туземный народ.

Историки бы сказали, что на необитаемом острове свершилась буржуазная революция и на смену феодализму пришел капитализм. Робинзон не был историком, поэтому ничего умного по этому поводу не сказал, а только радовался, как быстро и ловко удалось успокоить туземную общественность, которая минуту назад бесчинствовала, а теперь выражала бурную радость.

Больше всех радовались своему освобождению феодальные крестьяне, бывшие рабы, получившие возможность отбыть в родные края. Многие так и поступили, но некоторые – те, которым климат Северной оконечности пришелся по душе, – пожелали остаться и выкупить землю, на которой раньше работали. Другие бывшие рабы, напротив, пошли поискать счастья в туземной деревне, в которой в связи со строительством многоэтажных хижин имелась работа.

– Вы оказались правы, дорогая Робин зона, – заметил по этому поводу Меняла. – Сельское хозяйство ничего не теряет, а промышленность получает новые рабочие руки.

Робинзон нашел Менялу на третьем недостроенном этаже величественной меняльной хижины, где Меняла спрятался от революционеров. Щеки его были еще красны и подрагивали от возмущения, но голос был обыкновенным, деловым.

«Не нанять ли мне, в связи с хозяйственными успехами, вторую кухарку?» – подумал Робинзон.

Он стоял на верхнем, недостроенном этаже меняльной хижины и наблюдал за своим необитаемым островом. Если бы это был обыкновенный необитаемый остров, то картина, которую мог наблюдать Робинзон, была бы неизменной: солнце жарило в небе над головой, морской бриз покачивал верхушки пальм, туземцы трудились на сельскохозяйственных работах. Но поскольку это был необитаемый остров с ускоренной диалектикой, все происходило гораздо быстрее. Конечно, пальмы по-прежнему неторопливо покачивались под бризом и туземцы вроде бы неторопливо передвигались между хижин, однако Робинзон видел, как народ хлынул из деревни в город, то есть из туземного леса в туземную деревню. Немногие прикипевшие к сельскохозяйственному труду туземцы остались пасти скот и пахать землю, но большинство молодых людей решило попытать счастья там, где людно и много золотых лепешек. Эти молодые туземцы рассчитывали, что в деревне у них будет больше шансов заработать, ибо к тому времени даже самые неголовастые из туземцев поняли: чем больше у тебя золотых лепешек или эвкалиптовых банкнот, тем больше можно купить еды и интересней благоустроить хижину. Молодые туземцы нанимались на работу в повсюду возникшие мастерские и фабрики, в которых производили плуги, механизмы для строительства и другие промышленные продукты, также шли в торговые шалаши и финансовые хижины. И хотя зарабатывали эти молодые туземцы намного меньше, чем ожидали, зато их наниматели получали неплохие барыши – за счет того, что на них работало больше человек, чем раньше.