Трио для квартета - Елена Холмогорова

- Нет, что-нибудь да осталось.

- Я прямо боюсь тебя выпустить, страшусь энергии возможного разочарования.

Но Маша уже открыла дверцу и вылезла из машины. Пусть ничего не осталось, но почему ей хочется снять туфли и идти босиком, лечь ничком на молодую траву, почему все горести и ошибки кажутся поправимыми?..

Пристань изменилась мало, разве что палатки выглядели посовременнее и торговали в них вполне пригодными в пищу хот-догами, шаурмой и прочими закусками. Они сели за столик, съели по куску пиццы с пепси-колой и набрались храбрости на десятиминутный марш-бросок, взяв друг с друга слово не приходить в отчаяние, что бы им ни привелось увидеть.

Двадцать лет - не срок для протоптанных дорожек. Конечно же, тропинка была закована в асфальт, но все ее изгибы были целы, и те же сосны по бокам: справа раздваивающаяся, похожая на лиру, слева - обвитая диким виноградом. А вот и край деревни. Первый забор каменный, высоченный - даже дворца не видно, зато напро

тив - за покосившимся штакетником - зеленая с белым наличниками изба.

- Сережка, помнишь, здесь Лаврик жил, ну, о котором Балюня вспомнила, который бутылку с осой разбил?..

- Какую еще бутылку?

- Не важно, но дом-то цел!!!

Они не сговариваясь остановились. Теперь всего сотня-другая шагов отделяла их от цели.

- Мы с тобой волнуемся, как первопроходцы на Северном или Южном полюсе, которые собираются водрузить флаг и оттягивают этот момент, потому что слишком долго его ждали, чтобы он стал прошлым.

- Не знала я, братец, что ты такой романтик. Смелее, вперед!

Так, дурачась, они прошли мимо шикарного каменного особняка, глядящего на улицу бетонными плитами ограды и воротами гаража, и замерли: у знакомого заборчика на посеревшей лавке сидела, подставив лицо солнышку, постаревшая, но все та же тетя Тоня.

Началось с того, что она вдруг потеряла аппетит. Совсем. Не могла заставить себя съесть даже самое вкусное, самое любимое. На третий день Маша забеспокоилась: не было сил двигаться и работать, а главное - уж очень было это на нее не похоже. Сколько лет кряду все попытки выдержать диету спотыкались об очередной стресс, который неудержимо требовалось заглушить чем-нибудь калорийным. А теперь она медленно обходила длинные прилавки супермаркета, толкая перед собой тележку, в которой сиротливо перекатывалось из угла в угол средство для мытья посуды. Глаз ни на чем не желал останавливаться. Может быть, надо купить такое, чего никогда не пробовала? Вот в овощном ряду столько экзотики, даже названий таких не встречала: одна черемойя чего стоит! А это что за черные ягодки? Древние греки деревья и кусты с черными плодами считали посвященными богине возмездия Немезиде. Смешная все-таки Верочка, маленькая еще. "Неужели, - говорит, - ты не понимаешь, что иначе быть не могло, все шло к развязке, которой в этом мире не было". Счастливая, еще не утратила способности выражаться высокопарно.

Кто-то толкнул ее, извинился. Маша опомнилась: стоит столбом с пустой тележкой в узком проходе и всем мешает. Начала хватать все подряд: бананы, яблоки, виноград.

Дома попыталась поесть, насильно запихнула в себя, почти не разжевывая, ба

нан - пустой желудок ответил благодарным урчанием. Решила натереть яблоко - можно сразу глотать. Из-под ножа поползла, завиваясь, аккуратная лента, лента Мёбиуса. Яблочное пюре - пища здоровая и полезная.

На следующее утро она поняла, что на работу не пойдет, вообще ни за что не встанет с кровати. С трудом заставила себя позвонить секретарю и соврать, что сильно чем-то отравилась и день-другой побудет дома. А потом выходные. А дальше будет видно.

Хорошо иметь в семье врача! Сережа твердо сказал, что о работе в таком состоянии не может быть и речи, бюллетень он ей сделает, пусть не волнуется, а главное - выпишет рецепт, маленькие бордовые таблетки, и через неделю порядок. "А пока не заставляй себя ничего делать, хорошо бы только на улицу выходить. Кстати, таблетки нужные есть только на "Юго-Западной", съездила бы сама, а?"

Маша была, конечно, благодарна брату, но хотелось капризничать, как маленькой, ныть: "Не хочу бордовые таблетки, хочу зелененькие, из травы гелений, гореусладное зелье; не хочу никуда ехать, принеси домой", но она сдержалась.

С полдороги пришлось возвращаться - рецепт оставила на тумбочке в передней, "пути не будет". В метро все люди казались какими-то особенно противными, прикосновения чужих тел, проталкивающихся к выходу, вызывали брезгливость, и Маша была рада оказаться на ведущем вверх эскалаторе - по крайней мере, у нее здесь была своя ступенька. "Вниманию молодых и красивых, - вдруг раздался утробный голос из-под лестницы, - спешите, не упустите свой шанс". - "А мне уже некуда спешить, - скорее машинально, отметила она. - Модельное агентство едва ли мной заинтересуется. Молодости и красоты у меня нет".

В аптеке пожилая провизорша терпеливо растолковывала обнимающейся парочке, что втирать мазь надо в определенном направлении, по ходу нервного ствола, иначе толку не будет. "Вот вы ей скажите, чтобы больше под вентилятором не сидела, совсем скособочит. А то жарко ей, видите ли..." грубовато-ласково кивнул парень на свою спутницу.

Маша спросила у провизорши, нельзя ли проглотить лекарство прямо здесь, без воды, таблетка ведь маленькая и гладкая, собственно, не таблетка, а драже. Можно было, конечно, спокойно потерпеть до дома, ей просто захотелось услышать обращенный к себе голос. Провизорша принесла теплой воды в мензурке и, как показалось Маше, посмотрела на нее очень сочувственно.

В садике перед аптекой распускалась сирень. На лавочке молодой человек растирал своей подруге простуженную под вентилятором шею. И было в движениях его рук что-то такое интимное, что Маша отвела глаза. "Это любовь, подумала

она, - то, чего у меня тоже нет".

Обратный путь дался ей еще тяжелее: в метро мучили тянувшиеся со всех сторон мерзкие запахи, а из подземного перехода она вышла, задыхаясь и еле волоча ноги. Ничего себе новости! Пришлось остановиться, чтобы перевести дух, прямо на верхней ступеньке, рядом с толстой теткой, державшей в руках корзинку, в которой копошились два пушистых комочка: серый и рыжий. Мама с дочкой лет шести топтались в нерешительности, а тетка вынимала то одного, то другого котенка своей мясистой ручищей, поворачивала так и сяк, демонстрируя и расхваливая их достоинства. Девочка нерешительно, одним пальчиком гладила рыженького и то и дело поднимала глаза на маму. Видимо, все слова уже были сказаны, и теперь ее сердечко замирало, а мамина внутренняя борьба, казалось ей, длится вечно. Мама вздохнула, произнесла заветное : "Ну ладно..." и полезла в сумку за кошельком. Девочка неловко взяла котенка, прижала к себе, и из глаз у нее выкатились слезы. "Это счастье, - подумала Маша, - и его у меня нет".

Ей стало жалко себя и одновременно страшно: так, что ли, теперь будет всегда? Почему, черт возьми, не действует таблетка?!

- Что тут так долго думать? Вы только в руки возьмите, и уже сами отдавать не захотите. Да и прошу немного - триста рублей за такого-то пушистого!

Маша вздрогнула. Тетка протягивала ей серого котенка. Господи, она, оказывается, была уверена, что Маша стоит и размышляет, купить ли его! В другое время она бы рассмеялась, но сейчас только погладила неправдоподобно нежную спинку и двинулась в сторону дома.

Не один раз она порывалась завести кошку или собаку. Но больших собак она боялась и всегда обходила стороной резвящихся во дворе овчарок и еще каких-то страшных зверей, чьих пород она не различала. А маленькая собачка или кошка почему-то воспринимались признаком поражения, окончательного признания собственного одиночества. А что касается живого в доме - ей цветов выше головы хватало, хотя в последний год она несколько к ним охладела. Интересно, что Балюня никогда не держала животных дома, хотя столько лет жила одна. И опять, как почти по любому теперь поводу, Маша подумала про древних греков. Ее очень удивляло, что у египтян кошка была священным животным, а греки держали дома мало пригодных даже на зимние шапки маленьких пушных зверьков ласок, которые успешно ловили мышей. Откуда такое название ласка, может быть, они умеют урчать и тереться об ноги лучше кошек или же мех такой шелковый?

Делать было нечего. День был давно назначен, и теперь он наступил. Наглотавшись таблеток, Маша спустилась к машине. Они с Сережей и Верочкой ехали в гости в Лунёво. Верочка трещала без умолку, у нее появился новый поклонник, а Маша была не в состоянии снизойти к девичьему эгоизму и всерьез обиделась на племянницу, которую не занимала свалившаяся на тетку депрессия. Глянцевые листья на деревьях, уже доросшие до привычных летних размеров, являли контраст очертаний и цвета - он был еще ненастоящий, без малейшего налета пыли даже по обочинам шоссе, на траву было неловко ступить, как бывает жаль оставить следы на только что выпавшем снегу.