Баллада о бомбере (сборник) - Михаил Веллер

Крадучись несколько темных фигур пробираются в нее. Отблеск луны на лезвии короткого меча.

Снаружи видно, как возится короткая схватка в палатке, слышны стоны и вскрик.

71. Утро. Все войско собралось полукругом перед шатром Маниака. На полукруге свободного пространства перед шатром – пять трупов на песке. Над ними стоит вооруженный Харальд.

– Выходи, – трубно говорит Харальд. – И ответь, зачем ты прислал их убить меня.

Гул по войску. Когорта викингов стоит плечом к плечу за спиной Харальда.

Маниак показывается из-за завесы входа, принимает властную позу: он в блестящем нагрудном доспехе, золотая цепь на шее, сафьяновые сапоги, на поясе короткий меч, ножны усыпаны камнями.

– Мне неизвестно, каковы твои знакомства с убийцами и грабителями, – оскорбительно говорит он. – А среди моих людей, – обводит широким жестом, – убийц нет.

Гул по войску. Обстановка накаляется.

– Кто их убил? – спрашивает Маниак ко всем.

– Этих собак убил я, – отвечает Харальд.

– Почему?

– Почему?! Потому что они вошли ночью, чтобы убить меня спящего!

Гул по войску. Ропот среди викингов.

– Это ложь! – возвышает голос Маниак. – Зачем им было это делать?

– Затем, что это мог приказать только ты.

– Зачем мне приказывать убить тебя, Харальд?

– Мы взяли восемь городов, и восемь раз ты посылал на стены моих людей первыми – там, где стены были неприступны. Но мы брали их! Вчера мне надоело слушать твои глупости. За это ты послал их убить меня!

– Бог помутил твой разум. Но здесь война, и ты ответишь за убийство по закону войны. Взять его!

Движение в войске. Викинги мгновенно выхватывают оружие и выстраиваются в ощетинившееся каре – Харальд оказывается в середине одной из шеренг.

– Пусть наши боги – твой и мой – решат, кто лжет и чей разум помутился. – Харальд обнажает меч и делает им жест к Маниаку. – Вызываю тебя на честный поединок.

Замешательство в войске. Вызов по правилам, и положение вызывающего позволяет ему поединок с командующим. Но исход не вызывает сомнений.

– Это бунт! – кричит Маниак, переламывая ситуацию. – Лучники!

Лучники проталкиваются вперед, выдергивая стрелы из колчанов и накладывая их на тетивы.

Харальд мгновенно выхватывает нож (перехватив меч левой) и резко взмахивает рукой. Со стуком нож пробивает сияющий нагрудник Маниака и входит по рукоять – это золоченая рукоять дареного императором кинжала. Колени Маниака подламываются, рот открывается, он падает.

Миг общего остолбенения.

– Слушать и стоять! – вскидывает ладонь Харальд. – Боги наслали на нас горе. Наш вождь умер от лихорадки! Оплачем его – и будем по-прежнему верны императору и его приказам! – Жест к телу: – Похоронить с почестями! Готовить костер! Всем – вина на тризну!

Все переваривают услышанное. И подчиняются растерянно и покорно, косясь на разъяренных викингов, молча готовых убивать. Лучники убирают стрелы. Труп покрывают.

72. Через пустыню тянется походная колонна. Споро и неутомимо шагают викинги во главе ее – и черный ворон на зеленом стяге вьется над ней.

73. По дороге, поднимающейся вверх меж пологих гор, поросших выжженным бурьяном, продолжает движение войско.

74. Стены Иерусалима, и войско под стенами.

Батарея катапульт, и византийские «осадные специалисты» стреляют через стены глиняными горшками с горящей нефтяной смесью.

Подкатывают напротив ворот бронзовую трубу на колесном лафете, слегка напоминающую пушку (которых еще не существует). Воины прикрывают щитами расчет этой установки от стрел, летящих со стен. Струя жидкого огня вылетает из жерла трубы, липнет к деревянным воротам, они горят неудержимо.

Липкий белый «греческий огонь» горит на стенах, дым заволакивает зубцы стен.

Черные дымы за стенами в городе.

На вершине надвратной башни в дыму поет медная труба – и показывается белый флаг.

75. Медленно распахиваются и падают с петель обугленные обломки прогоревших ворот.

Мавр со склоненным белым флагом выходит из них.

Поодаль на холмике ждет надменный Харальд со свитой.

Процессия из ворот движется к нему. Впереди – бей в шелке: на алой подушке он несет ключи от города. Склонившись, вручает победителю.

76. Большие весы на этом холме: Иерусалим платит дань. Груда камней на одной чаше – на другую сыплют мавры золотые монеты. Чаша с данью все еще наверху – досыпают украшения, цепи, браслеты. Когда чаша опускается и уравновешивается каменными гирями – наблюдающий за этим Харальд вынимает из ножен меч, его острием отдавливает чашу с гирями обратно книзу.

– Но мы не договаривались так, господин, – осторожно замечает бей.

– Ты договаривался с моим мечом, – отвечает Харальд и кидает меч на чашу с грузами, она опускается. Досыпают золота до равновесия.

Ссыпают золото в сундуки, приготовленные рядом.

– Это только половина, – говорит Харальд.

Носилки и сундуки принесших дань мавров пусты.

– Ты хочешь, чтобы я сам прошел по городу? – спрашивает Харальд. – Но знай, моим воинам не нужны пленные. Слабый отдает сильному все, таков закон.

– Но что же останется нам? – в отчаяньи спрашивает бей.

– Жизнь, – отвечает Харальд.

Он достает из опустевшей чаши весов последнюю золотую монету, случайно прилипшую к чему-то на дне, и перед глазами бея сгибает ее двумя пальцами пополам – глаза того расширяются. Харальд кидает ему смятую монету:

– Это я оставляю тебе. На память о нашей встрече.

77. Караван ослов и верблюдов с узлами дани уходит по дороге от города, и колонна войск начинает тянуться за ним.

У новых, светлых, свежих ворот, окованных еще блестящими железными полосами (обгорелые обломки прежних еще валяются рядом), Харальд прощается с беем.

– Если я вернусь, ты знаешь, что делать, чтобы не чинить ворота, – говорит Харальд. Снимает с руки свой круглый деревянный щит и прикладывает к створке выше уровня роста. Один из стоящих рядом викингов подает ему большой кованый четырехгранный гвоздь, другой – боевой топор. Обухом топора Харальд прибивает щит к воротам Иерусалима.

78. Их корабли уже готовятся отплыть, когда по гребню холмов вырастает неблизкий частокол копий:

подоспело войско султана. Всадники показываются на фоне неба и устремляются к берегу – где уже ширится полоска воды за уходящим флотом Византии.

– На его месте я бы не стал торопить нашу встречу, – недобро усмехается Харальд.

Гребцы наваливаются на весла.

Бессильная стрела шлепается в воду, не долетев до корабля.

Переворот

79. – Мы скорбим о смерти нашего верного слуги, великого полководца Георгия Маниака, – говорит император Михаил (это молодой еще хиловатый человек с дегенеративными чертами).

Это торжественный прием во дворце. Харальд стоит у подножия трона.

Слуги вносят сундуки с сокровищами, привезенными из похода, и откидывают крышки. Жадные взгляды присутствующих.

– Это все? – интересуется император.

– Это лишь половина, – гордо говорит Харальд.

– Где же вторая половина?

– Вторая половина по нашему договору принадлежит мне. И моим людям.

Легкий шумок. Пауза. Недоброе выражение мелькает в глазах императора. Он находит среди придворных взглядом главного вербовщика. Тот испуганно втягивает голову в плечи и слегка разводит руками виновато.

– Большой воин стоит больших денег, – скупо вздыхает император. И дважды хлопает в ладоши.

Слуги вносят яства и питье и расставляют по коврам, разбрасывают подушки.

Начинается пир.

Императору подносят золотую чашу с вином.

– За победителя, взявшего у неверных Иерусалим! – возглашает он в сторону Харальда.

С ненавистью и завистью пьют за викинга придворные.

80. Танцуют танцовщицы, играют музыканты, шумит подвыпивший зал.

Огромными чашами пьют, огромными кусками едят викинги.

Слуга среди этой суеты ставит с поклоном чашу перед Харальдом:

– Император в знак милости послал тебе чашу своего вина.

Колеблются огни светильников, тени скачут по стенам.

Искоса сквозь суету бросает император горящий взор на Харальда.

Вдруг тонкая белая рука ложится на широкое запястье Харальда. Это служанки Зои, той самой зрелой красавицы, старшей родственницы императора Михаила.

– Не пей этого вина, – шепчет она.

– Я не понимаю тебя, – удивляется Харальд.

– Когда пир кончится, жди в саду у задней калитки дворца.

Сквозь дым и гвалт Харальд ловит устремленный на него взор Зои. Она отпивает вина и поверх края чаши смотрит, и медленно облизывает губы кончиком розового языка.

– Я понимаю тебя, – усмехается Харальд.

За его спиной, под стенкой в тени, собака грызет кость. Обернувшись с чашей, он берет левой рукой собаку за загривок и окунает ее мордой в чашу с вином императора; держит. Давясь и вырываясь, собака глотает. Отпущенная, фыркает, трясет головой, облизывается и трет мокрую морду об лапы. Обиженно уходит вон из зала – вдоль стены, в тени за спинами пирующих.