Смерть за добрые дела - Анна и Сергей Литвиновы

привода за хулиганство в нетрезвом состоянии и ехидный репортаж о «пьяных подвигах ученого» в районной газете «Тишинка».

Пробовал мстить Асташиной лично – итогом стало уже ее заявление о «преследовании и попытке незаконного проникновения в жилище». Шмелеву пришлось административный штраф заплатить.

Отчаявшийся отец запросто мог решиться на радикальный шаг – на убийство.

Но точно так же его могли и подставить. Идеальная фигура: одинокий, пьющий. Всем, кто желает слушать, готов рассказывать, какая Асташина гадина.

«В глаза ему посмотреть. Попробовать понять: он или нет?»

Дверь распахнулась, едва успел надавить на кнопку звонка. Следи Шмелев за собой, его можно было бы назвать идеальным мужчиной. Породистое лицо, хорошая фигура. Но сейчас он выглядел даже хуже, чем на фотографии в пьяном виде из районной газеты. Небритый, всклокоченный. Глаза с набрякшими веками, красные. Ощутимый запах спиртного. В коридоре бардак, мусор, грязная обувь свалена в гору.

Увидел Диму – и на лице почему-то сразу облегчение. Сказал, не спрашивая, утверждая:

– Ты не из ментовки.

– Нет. Я журналист.

Оживился:

– Откуда?

– Дмитрий Полуянов. «Молодежные вести».

– Ого! Тот самый? Зачем пришел?

– Хочу с вами про шоу «Три шага до миллиона» поговорить.

– Что ж ты так поздно? – протянул безнадежно. Но пригласил: – Проходи.

Провел в гостиную. Комната выглядела странно. В одном углу вопиющий бардак. Диван с комком серо-грязного постельного белья. Сверху одежда, печеньки, шкурки апельсиновые. Рядом телефон с разбитым стеклом, пустая водочная бутылка, граненый стакан на боку. А точно напротив – идеально чистая и несомненно девчачья территория. Аккуратно застланная постель. На тумбочке настольная лампа и плюшевый медвежонок. Подле кровати ровно, по линеечке, пушистые тапочки.

Шмелев перехватил его взгляд. Пробормотал:

– До сих пор жду, что вернется.

Что-то резало глаз, но Дима решил не спешить. Снял с единственного стула пачку старых газет, смел крошки. Мягко сказал:

– Евгений Петрович, я очень сочувствую вашему горю.

Отец тяжело опустился на свою всклокоченную постель. Пробормотал:

– Да что мне сочувствие ваше. Она для меня всем была. Понимаете, всем! Лучом света. Отрадой. Я только ради нее просыпался. Дышал. Жил! А эта гадина ее уничтожила. Расчетливо. Хладнокровно. Ведь понимала: для меня тот вопрос на миллион – семечки! Тьфу! Элементарная задачка из олимпиады для четвертого класса! Потому и устроила так, чтобы я на звонок не ответил!

– Мне показалось, вопрос не архисложный был. Уж для вашей Аленки – точно, – осторожно произнес Дима.

– Беда, что все так и задумано оказалось! Асташина знала ее слабое место! – горячо заговорил отец. – Столько анкет заполнили, редакторы жилы тянули. Они там, в «ящике», понимали: мы все силы на гуманитарку бросили. И на естественные науки. Аленка на любой – реально на любой – вопрос по литературе, истории, биологии, географии могла сама ответить. А математику с физикой мы с ней только на базовом уровне закрывали. Все, что до пятисот тысяч, знала. И подсказку специально сберегла, чтоб я ей на решающем этапе помог. Они специально спланировали все это. Чтобы довести ее до самого пика, а потом уничтожить. На всю страну. С особым цинизмом.

Закрыл лицо руками. Добавил глухо:

– Этой твари еще хватило наглости принести нашей семье официальные соболезнования. И предложить компенсировать расходы на похороны.

– Вы согласились?

– Нет, конечно!

– Но справедливость в итоге восторжествовала, – бросил пробный шар Дима.

– Ты про то, что сдохла она? – усмехнулся отец.

Диму вопрос покоробил. А Шмелев горячо продолжил:

– И где ты здесь видишь справедливость? Асташиной давно пора было в ад! Еще когда своего мужа угробила! А Аленушке моей – жить бы да жить!

– Вы рады, что она умерла?

– Конечно, – ответил без колебаний. – В бога не верю. Но высшая справедливость на свете должна иметься.

Тяжело Полуянову было в этой комнате. Окна зашторены, крошечный солнечный луч пробивается – в его свете пляшут пылинки. И запах не просто спертый, но какой-то удушающий. Со странной, специфической примесью. В жилых домах – даже запущенных – так не пахнет.

– А что в той комнате? – Дима кивнул на плотно закрытую дверь в соседнее помещение.

– Тебя не касается, – грубо отозвался Шмелев.

Но Полуянов не отставал:

– У вас, я так понимаю, «двушка». Почему же вы со взрослой дочкой в одной комнате спали?

Шмелев вскочил. Заорал:

– Слушай, ты кто такой? Документы свои покажи!

Дима достал удостоверение.

Отец близоруко прищурился. Изучил. Выплюнул:

– Так и спрашивай тогда – про Аленку!

Глаза – совсем недавно мутные, отчаянные – неожиданно прояснились.

Полуянов твердо сказал:

– Я действительно собираюсь сделать большой материал о том, что Асташина на том шоу поступила подло. Но прежде я хочу выяснить, кто убил Ангелину.

– Ты не по адресу, – расхохотался отец. – Думаешь, я, ничтожный слабак, могу кого-то убить?

– Тогда объясните. Зачем вы встречались с Мартой?

– С кем?

– Марта. Горничная Ангелины.

– Не знаю такую.

– Вас видели вместе незадолго до убийства Асташиной.

– Вранье.

Но в лице что-то – Диме отчетливо показалось – дрогнуло.

– Вы по образованию химик. Что в той закрытой комнате? Лаборатория?

– Что ты мне шьешь?!

Хозяин неожиданно быстро переместился. Перекрыл доступ к двери. Заорал истерично:

– Пошел отсюда вон!

Дима вскочил. Оттолкнул Шмелева, попытался открыть дверь. Заперто. А разъяренный отец с неожиданной легкостью схватил за ножку опустевший стул и попытался обрушить журналисту на голову. Полуянов еле смог увернуться. Но Евгений Петрович уже вошел в раж. Ловко подхватил отлетевшую ножку и теперь наступал на него с импровизированной бейсбольной битой. Вопил:

– Я думал, ты с добром! А вы все, все заодно!

Дима смог перехватить руку, но мужчина извернулся, лягнул его в коленку. Лицо побагровело от ярости:

– Прочь! Прочь отсюда!

При желании можно было вступить в драку и даже, вероятно, выйти в ней победителем. Но соседи уже начали стучать в стену, и Полуянов предпочел поле битвы покинуть.

Бежал вниз по лестнице – вслед разносились проклятья отца, а в голове покаянно стучало: «И чего я Надьку ругал? Сам тоже наворотил выше крыши!»

Хорошо, хоть в полиции есть свои люди.

Придется ему все-таки идти с покаянием к Селиванову.

Не по силам самому разобраться.

* * *

Надя иногда украдкой наблюдала, как Димочка работает, и знала, что первым делом он всегда открывает поисковик.

Так поступила и сама, едва Полуянов (после того как с аппетитом съел пресловутые оладьи) умчался и опять не сказал куда.

Ничего себе задачка!

Симаковых – больше сотни. Полных совпадений – фамилия, имя, отчество – девять. Но ведь есть еще вариант, что тот самый – нужный! – вообще никак не засветился в сети.

Но сдаваться Митрофанова не собиралась.

Первым делом просмотрела профили в соцсетях. Все или закрытые, или по возрасту не подходят.

Попробовать по ключевым словам? Вбила: «Симаков Михаил Аркадьевич, Альдебаран». Ничего. А если «водитель»? Тоже мимо. Не помогли ни «авто», ни «персональный шофер», ни «машины».

А если фамилия, имя, отчество вместе с годом рождения?

Поначалу поисковик привычно ответил, что ни единого полного совпадения. Но Надя от безнадеги начала пролистывать страницы. И на пятой обнаружила интереснейший документ.

Против Михаила Аркадьевича Симакова 1995 года рождения обнаружилось исполнительное производство. Предмет – задолженность по кредитным платежам. Сумма не указана. Но дело давно минувших дней: прекращено в 2019 году по статье 46, часть первая, пункт основания 1.

Надя полезла в интернет смотреть, что за статья. Ага. Пункт первый – это когда сам взыскатель забрал исполнительный лист. То есть господин Симаков, вероятно, разрешил ситуацию по-хорошему. Кредит вернул и все пени по нему заплатил.

Митрофанова еще раз перечитала документ и приуныла. Никакой больше дополнительной информации кроме того, что судебный приказ выдан в городе Бельске Владимирской области.

А если попробовать «Михаил Симаков, Бельск»?

Ничего.

Михаил Аркадьевич (без фамилии) обнаружился на местном форуме по проблемам ЖКХ. Но на аватарке – грозного вида старик, да и судя по постам – пожилой, скучающий склочник.

Уже совсем в отчаянии напечатала: «Водитель, Миша, Бельск».

И сразу увидела объявление: «Опытный водитель. Встречу или провожу на вокзал, отвезу в любое время и в любое место. Стаж с 2013 года».

Вроде бы надо сразу отбросить ввиду недостаточности информации, но Надю заинтересовало: почему не самый, прямо скажем, солидный опыт указан отдельной строкой? Быстро прикинула в уме: