Смертная чаша весов - Энн Перри

Они с мисс Лэттерли стояли в саду, освещенные ранним осенним солнцем. Это была очаровательная комната с металлической, выкрашенной в белый цвет, мебелью, затененная пальмами в кадках и широколистными тропическими растениями. Воздух был напоен сладким густым ароматом поздних лилий.

— В ее семье произошло нечто ужасающее, — добавила баронесса печально. — Боюсь, это лишило ее, бедняжку, всех шансов на благополучное будущее.

Дагмара, естественно, имела в виду шансы Виктории на замужество. Другой желанной жизненной цели для благовоспитанной молодой девицы не существовало, если только она не была очень богата или не обладала выдающимся талантом либо великолепным здоровьем и одновременно жгучим желанием потрудиться на ниве благотворительности. Эстер не сказала матери Роберта, что шансы мисс Стэнхоуп на эти перспективные для женщины поприща были уничтожены задолго до того, как ее семью постигли позор и поношение. Только сама Виктория могла решить, рассказать обо всем или сохранить свою историю в тайне. Будь сиделка на ее месте, она никогда и никому не рассказала бы ничего.

— Да, — ответила она, — наверное, вы правы.

— Как же это несправедливо! — слегка покачала головой Дагмара. — Никогда не знаешь, что тебя ждет впереди. Полтора месяца назад я и предположить не могла, что с Робертом произойдет несчастный случай. И теперь я не знаю, что нас всех ожидает.

Она не смотрела при этом на Эстер, возможно, намеренно, и после мгновенного колебания, словно не желая слышать, что ей ответят, поспешила добавить:

— Бедная принцесса Гизела должна чувствовать то же самое. Год назад в это время она имела все, чего только могла пожелать. Мне кажется, все женщины на свете ей завидовали, хотя бы немного. — Женщина улыбнулась. — Что касается меня, то это так. Разве все мы не мечтаем, чтобы нас любил красивый и обворожительный мужчина — и любил так страстно, что даже смог бы отказаться от короны и трона, только бы не разлучаться?

Медсестра вернулась мыслью в свои восемнадцать лет и вспомнила о своих тогдашних мечтах.

— Да, наверное, так и есть, — ответила она нерешительно и со странным желанием защитить ту девушку, которой когда-то была. Юная мисс Лэттерли чувствовала себя такой умной и неуязвимой и в то же время отличалась невероятной наивностью.

— Большинство из нас примиряются с действительностью, — продолжала баронесса, — и в конце концов даже находят ее вполне приятной. Гизела осуществила свою мечту… и все было прекрасно… до этой весны. А потом Фридрих умер и оставил ее в безутешном горе. Это был такой… союз душ! — Дагмара повернулась к Эстер. — Вы знаете, что они никогда не расставались? Он любил ее так сильно, что никогда не отрывал от нее взгляда, все время хотел видеть ее, слушать ее, слышать, как она смеется… Он все так же сильно был очарован Гизелой, как двенадцать лет назад.

— Да, наверное, было бы только естественно завидовать такой любви, — честно ответила медичка. — Нелегко быть ее свидетелем и не желать подобной же для себя.

Если б она, Эстер, когда-нибудь была влюблена в принца, то ее рана никогда бы не зажила. Она бы все время мучилась вопросом: почему не возбудила в нем такую же ответную любовь, чего в ней для этого не хватало? Веселости или шарма, нежности или быстроты понимания, щедрости натуры или чувства чести? Или она просто была не слишком привлекательна и внешне, и в сфере интимной любви, о которой получала представление только в мечтах и в чувственных снах? И ведь, может быть, такая же рана бередила душу Зоры фон Рюстов все эти годы и в конце концов довела ее до легкого безумия…

Дагмара тем временем рассеянно подбирала случайные сухие листья и отщипывала увядшие волоски с пальм.

— А какой он был, принц? — спросила Эстер, пытаясь вообразить начало любовного романа между Гизелой и Фридрихом.

— На вид? — улыбнулась Олленхайм.

— Нет, я имею в виду, как человек. Чем он любил заниматься? Если бы мне пришлось провести вечер в его обществе, например за обедом, что бы мне больше всего запомнилось?

— До того, как он встретился с Гизелой, или после?

— Расскажите, как было бы в любом случае!

Дагмара, забыв о растениях, сосредоточенно нахмурилась.

— Ну, до его встречи с Гизелой вы все время думали бы, до чего он обаятелен. — Она улыбнулась своим воспоминаниям. — У Фридриха была самая прекрасная на свете улыбка. Он так умел смотреть, словно ему действительно было интересно вас слушать. И никогда не возникало впечатления, что это только из вежливости. Нет, всегда казалось, что он словно ожидает от вас чего-то особенного и не хочет упустить такую редкую возможность. А после встречи с Гизелой было только ощущение, что ему приятно ваше общество.

Лэттерли тоже невольно улыбнулась. У нее потеплело на душе при мысли о том, что, может быть, она встретит человека, который станет ей так же предан. Неудивительно, что Гизела любила Фридриха. Какой же одинокой и несчастной она должна чувствовать себя сейчас! И, словно недостаточно одиночества и страшной потери, которая затмила для нее свет мира, — теперь еще и появилось это кошмарное обвинение… Господи, ну почему Рэтбоун взялся защищать Зору?! Что его заставило? Наверное, новообретенный рыцарский титул помутил его разум — когда королева коснулась мечом его плеча, она, видимо, задела его голову.

— И после того, как он встретил Гизелу… — продолжила рассказ Дагмара, и Эстер вновь заставила себя прислушиваться. Она совсем упустила из виду, что спрашивала, как было «потом».

— Да? — отозвалась мисс Лэттерли, пытаясь не показать, что мысль ее бродит где-то вдалеке.

— Мне кажется, он стал другим, — задумчиво ответила баронесса. — Его уязвляло, что окружающие не принимали Гизелу, и именно потому, что он так ее любил. Но Фридрих никогда не был очень близок со своей семьей, особенно с матерью. Он был печален, отправляясь в изгнание, но, думается, в сердце своем верил, что однажды его позовут обратно, и тогда все увидят и оценят достоинство Гизелы и распахнут ей объятия.

Дагмара посмотрела на узкий проход к окнам, осененный широколистными пальмовыми ветвями.

— Помню день его отъезда. Люди стояли вдоль улиц. Многие женщины плакали, все желали ему добра и кричали: «Да благословит вас Бог!», махали носовыми платками и бросали ему цветы.

— А Гизела? Как они относились к Гизеле? — спросила медсестра.

— Они ее отвергали, словно она похитила Фридриха у всех нас.

— А что представляет собой его брат?

— Вальдо? О! — Баронесса Олленхайм рассмеялась, словно вспомнила что-то забавное. — Он совсем не так красив и блестящ, не так обаятелен, как Фридрих, но постепенно мы научились его ценить. И разумеется, его жена всегда пользовалась любовью и уважением. А это, знаете, очень меняет дело. Возможно, Ульрика в каком-то смысле права. Не думала прежде, что так много зависит от того, с кем тебя соединил брак… В сущности, лишь сейчас, когда вы стали меня расспрашивать, я осознала, как сильно изменились оба брата с течением времени. Вальдо стал сильнее духом, мудрее и научился завоевывать расположение народа. Мне кажется, когда человек сам счастлив, это делает добрее и окружающих, как вы считаете?

— Да! — с большим чувством ответила Эстер. — Да, это именно так. А что было с графиней фон Рюстов после того, как Фридрих и Гизела уехали? Она по нему скучала?

Дагмару, по-видимому, этот вопрос удивил.

— Не знаю, — сказала она. — Но поступки она совершала очень странные. Например, отправилась в Каир, а оттуда на лодке по Нилу до Карнака. Однако мне неизвестно, связано ли это каким-нибудь образом с Фридрихом или она все равно бы куда-нибудь поехала. Мне Зора нравилась, но не могу сказать, что я когда-либо ее понимала. У нее в голове самые причудливые идеи.

— Например?

— Ну, например, о том, чего могут достигнуть женщины.

Олленхайм покачала головой и слегка рассмеялась.

— Она даже предлагала всем женщинам образовать союз и отказаться иметь сношения с мужьями, пока те не предоставят нам какую-то политическую власть. Я хочу сказать, что она в этом отношении просто сумасшедшая! Но, разумеется, Зора тогда была еще очень молода.

Что-то всколыхнулось в памяти Эстер.

— По-моему, есть такая древнегреческая драма на подобный сюжет… — Она наморщила лоб.

— Древнегреческая? — удивилась Дагмара.

— Да. Женщины решили таким образом остановить войну между двумя городами… или что-то в этом роде.

— Да? Не знаю такой пьесы. Но, как бы то ни было, идея абсурдная.

Лэттерли не стала спорить, но подумала, что образ мыслей графини фон Рюстов не так уж чужд ее собственным размышлениям на этот счет, как она предполагала прежде. Хотя Эстер могла представить реакцию Рэтбоуна, если б она высказала подобную идею… Подумав об этом, девушка рассмеялась.