Скорпика - Грир Макаллистер

здесь, со щепоткой освободившегося всемогущества, тем больше риск попасть в беду. Слишком уставшая, чтобы нести дочь, она взяла ее за руку и повела по направлению к дому.

Джехенит сразу пошла к Джордже. Сначала она рассказала ей только минимум – нужно было заштопать дыру, попросила о помощи, – а потом, когда девочка погрузилась в послеполуденный сон, а женщины сидели рядом и пили чай, она рассказала ей все.

Джехенит заикалась:

– Она сказала, я думаю, она…

– Что? – сказал Джорджа. – Ты можешь все рассказать мне.

– Я думаю, она проникла в разум девочки, – призналась Джехенит. – Ее всемогущество. Какое же оно сильное!

Джорджа обняла Джехенит, которая положила голову на ее плечо и позволила себе расслабиться. Они просидели так очень долго, пока чай не остыл, а молчание не затянулось.

Чуть позже Джехенит в одиночестве, шаг за шагом, спустилась по лестнице в свой дом. Джорджа настояла, чтобы она оставила Эминель у нее, поскольку девочка уже спала; Джехенит с благодарностью согласилась. Она даже не успела посмотреть на Косло, как услышала его голос.

– Она умерла? – спросил Косло.

– Что? Нет, она с Джорджей.

– Я о девочке, которую ты лечила, – сказал Косло, отрывисто произнося слова, – но полагаю, ты думаешь только о собственном ребенке.

– Что? – повторила Джехенит, обессиленно пытаясь понять смысл слов мужа. Взглянув на него, она увидела, как он одет, и поняла, что происходит. На обоих плечах у него был дорожный мешок, набитый до отказа. Он собирался в путешествие. И не собирался возвращаться.

– После рождения дочери стало все намного хуже, но теперь я понимаю, что никогда не был по-настоящему счастлив, – сказал Косло. – Я любил тебя, но этого было мало.

Он смотрел на жену, ожидая ответа, которого у нее не было.

– Я возвращаюсь в семью матери, – резко сказал он.

У нее было много вопросов, но ни один не сорвался с ее губ. Джехенит ошеломленно смотрела на него сухими глазами.

Он воспринял ее молчание как призыв продолжать.

– Ты говорила, что любишь меня, но правда ли это? Но ты даже почти не замечала меня. Не пыталась, никогда не пыталась.

Наконец он, казалось, устал от пустоты ее взгляда, тяжело вздохнул и обошел ее, чтобы подойти к лестнице. Он прошел так близко, что она могла просто протянуть руку и коснуться его. Но не нашла в себе сил пошевелиться.

Потом она жалела, что не вспылила в ответ, повторяя его обвинения: «Ты должен был делать больше. Тебя всегда было мало». Все эти слова были бы ложью, но, по крайней мере, они произвели бы на него определенное впечатление.

Когда через час Джорджа привела Эминель домой, а девочка пухлыми кулачками смахивала сон с глаз, Джехенит уже перестала плакать. И когда в ту ночь она легла, прижавшись к телу девочки, в ее ушах звучали не слова Косло, а слова Эминель.

«Она говорит, в ней есть, что нужно исправить. И я исправляю».

Будут ходить слухи. Никто, кроме Джорджи, не знал, кем была Эминель, даже она сама, но людям необязательно было знать, чтобы подозревать. До сегодняшнего дня Джехенит исцелила сотни людей на виду у всех, и ни у одного из них не было таких синяков, как у крылатой девочки. Если бы кто-нибудь догадался о том, что это связано с Эминель, поползли бы слухи. Джехенит не могла смириться с тем, что кто-то решит, будто ее дочь может представлять опасность для других девочек. В эти годы лишений не было ничего хуже.

Она видела только два варианта. Они могли уйти, оставив Адаж позади, пока не случилось ничего страшного. Тогда Эминель будет в безопасности. Но долг Джехенит был настолько укоренившимся, настолько глубоко осознанным, что она не могла просто бросить деревню на произвол судьбы. Без целительницы, с небольшой группой девочек, оставшихся беззащитными, Адаж исчезнет через поколение.

Тогда оставался другой, единственно возможный вариант. Она должна работать усерднее, сделать себя незаменимой. Не иметь врагов, чтобы все в деревне были у нее в долгу. Тогда сплетни стихнут, доброжелательность победит молву, потому что жители деревни будут любить Джехенит слишком сильно, чтобы выступить против нее.

Можно спасти и деревню, и свою дочь, в этом она не сомневалась. Нужно просто постараться.

9

Жертва и охотница

Давным-давно и сейчас

На острове у побережья Скорпики

Сессадон

Сначала они пронзили стрелой горло ее подруги Алиш, чья очередь была возглавлять отряд. Искусные охотницы – их враги. Мечи и копья с беспощадной быстротой разили следующие полдюжины ее товарищей. Затем воительницы догнали двух отставших: первая умерла с диким криком, вторая упала в тишине. Казалось, что через пять ударов сердца в живых осталась только Сессадон, боровшаяся за свою жизнь.

Ее судьба висела на волоске. Истекая кровью от полудюжины ран, которые убили бы менее сильного бойца, ран, которые могли бы свалить ее через несколько минут, часов или дней, она бежала по незнакомому лесу. Она знала, что ее кровь оставила четкий след, по которому мог бы пойти любой дурак. И все же, обнаружив, что на нее охотятся, как на обычную обреченную лису, она поступила так, как поступает добыча. Побежала.

Позади они кричали друг другу, их возгласы раздавались слишком близко, всегда слишком близко, следя за ее продвижением сквозь деревья. Они гнали ее вперед, так что ей необходимо было бежать – или умереть. Когда она, спотыкаясь, выбралась из зарослей леса и оказалась высоко над бурлящей, ревущей угрозой Соленой Пасти, их крики повеселели, стали дразнящими. Они были уверены в своей победе.

Поэтому Сессадон сделала выбор, который вовсе не был выбором. И когда, усмехаясь, они прижали ее к самому краю белой скалы, она собралась с силами и прыгнула.

Ее летящее тело оставило берег позади, пролетев по воздуху, затем по воде и вниз, вниз, вниз. Она исчезла, поглощенная покрытым белой пеленой морем. Они не последовали за ней, потому что в водах Соленой Пасти ждала только смерть. Ее грохот разносился вокруг нее, когда она сомкнулась над головой Сессадон, и ее мир стал мутным, пропитанным солью.

Позже поглотившее ее море выплеснуло девушку на еще менее знакомый берег, на одинокий остров. Небо. Песок. Тишина.

Она пробудилась в своем земном облике – неким подобием тела, которое не было телом, хотя когда-то было им. Она почти канула в небытие, но здесь была магия. Что-то могущественное, что-то зачарованное поддерживало ее дух, чтобы он не ускользнул. Стоит ли ей цепляться за этот якорь? Она была так одинока. Ее друзья убиты, далекая родина превратилась в