Полдень в пути - Николай Тихонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Когда мы слышали слова…»
Когда мы слышали слова:— Я — ленинградская вдова,—То ей сердечно отвечалиСловами, полными печали.
Но — «ленинградский я вдовец» —Звучало тускло, как свинец.Пускай он худ был, как скелет,Он громких слов не ждал в ответ.С лицом, как старый, серый мел,Он плакать права не имел.
Имел он в городе своем,Где прожил жизнь, где мы живем,Смертельным схваченном кольцом,Одно лишь право — быть бойцом!
МАЛАЯ ГРЕБЕЦКАЯ, 9/5
Посвящается М.К.Н.
Здесь, на квартире преподавателя пехотного юнкерского училища К. Ф. Неслуховского, с осени 1906 года до начала 1907 года работал В. И. Ленин. Там же происходил ряд совещаний членов ЦК РСДРП.
О, эта редкая квартира,Где с наивысшей простотойКрыло неведомого мираКасалось мебели простой.
Среди обычных дел и малых,Всему живущему взамен,Рождалось чувство небывалых,Непредставимых перемен.
И вместе с тем все шло так гладко,В порядке общего всего,Что даже вражьих глаз догадкаНе угадала б ничего!
Какое б грянуло смятенье,Когда б узнали стороной,Что здесь в тиши работал генийНад мира новою судьбой.
Сквозь лет неизгладимых тениСегодня ясно помнишь ты,Как дальней юности виденье,—Его слова, его черты.
Над прошлым бури и туманы,Но все он в памяти живет,Тот ленинский, всегда нежданный,Всегда волнующий приход.
При скучном сумеречном свете,В пальто, блестевшем от дождя,Так скромный вид хранит Бессмертье,В жилище смертного входя.
«Мы прожили вместе так долго…»
Мы прожили вместе так долгоХорошие, злые года,Что в сене искать нам иголкуУже не составит труда.
Иголку искать мы не будем,Но в нашем пути непростомМы отдали главное людям,И мы не жалеем о том.
«Когда все то, что мы любили…»
Когда все то, что мы любилиИ что святым для сердца было,Затмилось в тучах черной пыли,В огне и грохоте тротила.
Когда дома валились просто,И город стал душой без тела,И всюду с треском, как береста,Свиваясь, прошлое горело.
И ум отказывался верить,Что улица другою стала,Чтоб тут же за открытой дверьюУ дома Смерть подстерегала.
И стало темным, диким, нищим,Морозом сковывая пальцы,Давно знакомое жилище —Пещерою неандертальца.
И в этом хаосе разлуки,Потерь и черного мученьяТвои поддерживали рукиЖивой огонь сопротивленья.
Каким теплом светились очи.Была ты мужества примером,Всех лучших мыслей средоточьемПоследней прелестью и верой.
И на блокадных грозных кручахДелилась всей души богатством,Когда ты — лучшая из лучших —Крепила боевое братство.
То не подсказывает разум,То было в сердце все хранимо,Всей жизнью я тебе обязан,И это — неопровержимо!
«Небо с облачным глетчером…»
Небо с облачным глетчеромВ голубеющем инее,Может быть, таким вечеромВсе прощается зимнее.
И уходит все мглистое,Все сурово-тяжелое,Все, что под ноги выстелилСнег парчой невеселой.
Ты идешь и не хмуришьсяТеплой улицей братскою,Ты идешь и любуешьсяСтороной Петроградскою.
Молодежною речью,Взглядов прелестью синею.Может быть, таким вечеромВсе прощается зимнее.
«Здесь мы, родясь когда-то…»
Здесь мы, родясь когда-то,Вошли душой и теломИ в невские закатыИ в счастье ночи белой.
Здесь поднимали чашиСердечного порыва,Шуршали лыжи наши,Скользя по льду залива.
Мы жили, мы любилиХорошею любовью,И нам сады светилиСвоей осенней кровью.
И нам сияли песниИ вы, родные лица.Когда умрем — воскреснемЧтоб снова здесь явиться.
ПРЕДМАЙСКИЙ СНЕГ
Шел мокрый, предмайский, пушистый снег,В лощинах млели туманы,Гулял человек, смотрел человек:На пробу били фонтаны.
В потоках взлетающей к небу водыСнежинки пели и плыли,Рождая почти музыкальный дым,Звучащий тончайшей пылью.
И статуя-дева из древних АфинРазинула рот от счастья,И на воротах деревянный дельфинСмеялся веселой пастью.
«ВАРЯГ»
Сначала все было морскою судьбой,Под сенью военного флага,И в память навечно вошел этот бой,Геройская гибель «Варяга».
И пели крестьянин, рабочий, моряк,Отдав ему славу по чину:— Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,—Корабль провожая в пучину.
В ответ лишь шумела морей синева,Не верили в грусти суровой,Что встретятся песни народной словаС «Варягом», воскреснувшим снова.
Но время настало — и в вечер одинТряхнула Нева головою,Как будто из песенных вышел глубинСоветский «Варяг» над Невою.
Он воздухом нового века дышал,Вплывая в крылатые весны,Как будто легенды корабль возмужал,Став крейсером ракетоносным.
Уйдет на охрану Советской страныВ моря он на долгие годы,С той песней, как шум океанской волны,Вздымавшейся в сердце народа.
ДОМ
Стоит он на углу известных,Старинных улиц — этот дом,Как бы в забвении чудесном,Вполне оправданном притом.
Лет двести уж ему, допустим,Висит доска, как старожил,Читаю с гордостью и грустью,Что в этом доме Герцен жил.
В годах необозримо дальнихЗдесь Пушкин по Морской бродилИ к Смурову, в колониальныхТоваров лавку, заходил.
Пройдя в апрельский холод Невским(И дневником сей факт храним),Здесь был Шевченко с ЛазаревскимИ грелся джином огневым.
И в этом доме чинно-хмуром,Среди погон и вензелей,Столетний справил новый СмуровСвоей торговли юбилей.
И в год, для всех купцов печальный,Плакатом красным окрылив,Из лавки той мемориальнойУж вырос кооператив.
А в дни осады беспросветной,Все окна, как глаза, закрыв,Дом только вздрагивал ответноНа недалекой бомбы взрыв.
И вот сейчас я, как прохожий,У старокаменных воротСтою и думаю: «Похоже,До коммунизма доживет!»
Ну как же прочно он построен,И без особенных затей,Он не уступит древней ТроеПо монолитности своей.
Проходит век в огне и громе,Смотрю в знакомое окно,—Ведь я родился в этом доме…Припомнить страшно, как давно.
«Есть полянка на Москве-реке…»
Есть полянка на Москве-реке,И над ней, у каменного края,Сам Тарас стоит невдалеке,Шумную столицу озирая.
Тополя за ним уходят вбок,Перед ним дубовая аллея,Там и мной посаженный дубокВырастает, тонко зеленея.
И когда я посмотрю вокруг —На дубок, закатом позлащенный,Я невольно вспоминаю вдругО баньяне острова Цейлона.
Там, в глуши тропических полянИ среди скромнейших, тихих келий.Посадил священный я баньян,Он растет и здравствует доселе.
И как будто даже связи нетМеж дубком и тем баньяном дальним,Но горит далекой дружбы светНадо всем тревожным и печальным.
Мир сейчас как никогда жесток,Но у дружбы есть свои законы,Чтоб растить московский мой дубокИ баньян мой, дружбе посвященный.
«Лес хорош, прохладен, светел…»
