Обреченные невесты - Тед Деккер

— Да. — Брэд успел проникнуться к Птичке уважением.

— Шизоаффективное расстройство — это, в основе своей, сочетание умственного расстройства, например биполярного, и шизофрении. Это я просто раскрываю смысл некоторых терминов. У меня умственное расстройство — биполярное, но я не сумасшедшая.

Она соскользнула с ручки стула на подушку сиденья.

— Итак, чем я могу быть полезна?

Сидя на диване, вглядываясь в ее карие глаза, вслушиваясь в четкую речь, Брэд видел совершенно другую женщину по сравнению с той, какой она предстала всего несколько дней назад.

— Сегодня утром мы обнаружили новую жертву. Девушку зовут Мелисса, она всего на два года моложе вас — ей чуть больше двадцати.

Птичка молча смотрела на него.

— Она была мертва. Убийца обескровил ее и предоставил нам найти тело.

— Не очень приятная картина. — Птичка поежилась.

— Согласен.

Она откинулась на спинку стула и скрестила ноги.

— И кто мог пойти на такое? — Взгляд ее затуманился и скользнул в сторону.

У Брэда запершило в горле.

— Раньше мы думали, что убийца как-то связан с Центром Благополучия и Разума, но вроде ничего не вытанцовывается.

— В таком случае почему вы обратились ко мне?

— Честно? Сам до конца не знаю. Просто так мне моя печенка подсказывает. И еще Элисон кое-что на днях говорила. — Брэд скрестил ноги как Птичка. — Не расскажете про свой дар?

— То есть вы хотите сказать, про галлюцинации. — Она пристально посмотрела на него.

— Элисон утверждает, что это не галлюцинации.

— Так то Элисон, ее тут нет. А есть мы с вами. Вы же не будете утверждать, что верите в призраков?

— Нет. Не буду. Но я хорошо знаю, каким сильным бывает воображение и инстинкт. В моем деле компьютер гораздо точнее анализировал бы и раскрывал суть улик, если бы человеческие исчисления не были важнее. Инстинкт. Печенка. Я не верю в призраков, но верю в то, что некоторые люди наделены исключительной способностью восприятия.

— Латентное торможение, — кивнула она.

— Иными словами…

— Почему вы боитесь женщин?

— Виноват…

— У вас на пальце нет кольца.

— Так я не женат, но…

— Вы очень следите за прической и ногтями.

Он автоматически посмотрел на свои пальцы.

— На вас те же брюки, что и во вторник, а в квартире ни пылинки. Если бы вы могли заставить себя поверить женщине, вы пустили бы ее в свой мир, но в нем очень много того, что нуждается в защите. В нем слишком много порядка и комфорта. Диван ваш обит алой тканью, окно позади вас открыто в иной мир, и если вы домчитесь до него со скоростью сто пятьдесят километров в час, окажетесь в астрале вместе с ангелами, а они предложат вам чашку чаю перед встречей с Раушем.

— С Раушем?

— Да.

Они замолчали и отвернулись друг от друга. Брэд даже представить не мог, что это за мифологическое существо — Рауш. Впрочем, это и не имеет значения.

— Черный, — возразил он. — Мой диван обит черным бархатом.

— Извините, — покраснела Птичка. — Насчет дивана у меня просто вырвалось. Я не собиралась говорить об этом вслух.

«Но насчет остального, — подумал Брэд, — все правильно. И теперь она просто пользуется моей заминкой, чтобы уточнить детали».

— А в остальном я почти не ошиблась, — заговорила Птичка. — Хотите знать, откуда я все узнала?

— Пожалуй.

— От призраков.

— Вы… — Он покосился налево, куда Птичка только что глянула. — Вы видите призраков?

— Не сейчас. Хотя один из них действительно прошел мимо окна три минуты назад. Впрочем, все это только мое воображение.

— Выходит… Ничего не понимаю. Может, просветите?

— Время от времени благодаря латентному торможению в моем воображении возникают «призраки». — Она показала кавычки пальцами. — Сознание большинства людей подавляет внешние раздражители — виды, звуки, запахи, идеи, ощущения. Оно сосредоточено только на том, что полагает в данным момент критически важным. То есть действует как фильтр. Латентное торможение — это перцепционный фильтр сознания.

— А низкий уровень торможения, или, как вы говорите, латентное торможение, — сбой в работе фильтра?

— Творческие люди — художники, писатели и так далее — часто видят больше других. И не все из того, что они видят, — реальность. Я смотрю на вас и вижу многое, что другие с первого взгляда пропускают. Я смотрю в окно и вижу другую вселенную. Кое-что из того, что я вижу, вымышлено, кое-что реально. Элисон считает, высокий уровень развития позволяет людям с ослабленным латентным торможением эффективно перерабатывать внешние раздражители. Но при отсутствии такого уровня поток мыслей и чувств может оказывать негативное воздействие.

— И тогда окно открывается в другую вселенную…

— Что-то в этом роде.

— А как насчет призрака, которого вы видели несколько минут назад?

— Но ведь были случаи, когда, как мне кажется, я и правда их видела.

— Тем не менее полной уверенности у вас нет, — заметил Брэд. — А со стороны подлинную галлюцинацию отличить от реальности невозможно.

— Нет, тут другое, — произнесла она негромко, словно опасаясь нарушить нечто вроде хрупкого равновесия, установившегося в комнате. — У меня галлюцинаций нет.

Независимо от состояния ее психики Райская Птичка несомненно блестящая личность. Бог нашел нужным поместить в эту слабую оболочку такой ум, что Брэд испытывал нечто близкое к благоговению.

— Что сказать… — пожал он плечами. — Вы совсем не такая, какой я вас представлял.

— Н — да… А кого вы ожидали увидеть — безумного маньяка?

— Нет. — Брэд скрыл смущение за сдержанным смешком. — А вы кого ожидали — монстра?

Она улыбнулась, и Брэд отметил ее безупречно белые зубы.

— И все же, мистер Рейнз, на что вы рассчитывали?

— Не знаю. Начать с того, что не ожидал встретить человека со столь хорошо поставленной речью. Насколько я понимаю, вы пишете романы?

— Да, написала несколько. Но они никуда не годятся.

— С чего вы взяли?

— Даже если они чего-то и стоят, это мой мир, только мой. И границы не пересечь никогда. Я не могу писать, когда принимаю лекарства.

— Элисон говорила, у вас агорафобия?

— Это правда. — У нее сжались губы, и она принялась рассеянно покусывать ноготь.

— Вы никогда не покидаете центр?

— Нет.

«О фобиях своих говорить ей, судя по всему, не хочется. Это может стать серьезным препятствием для предполагаемой помощи с ее стороны», — размышлял Брэд.

— Что-нибудь еще? Какие-нибудь страхи, проблемы?

— Ну вот, теперь вы заговорили, как мозгокоп какой-нибудь.

— Я не хотел…

— Я могу вам доверять? — перебила она.

— Конечно, вы можете мне доверять.

— Видите ли, когда однажды я услышала, что могу доверять им, и открыла дверь, мне сунули в рот дуло пистолета, — без выражения произнесла Птичка.

— В таком случае не доверяйте мне.

Глаза у нее затуманились, девушка отвернулась к окну.

— Только пистолет я и запомнила, больше ничего. Мой отец был убежденный пресвитерианец. Богач, эксцентрик. Он был убежден, что все мы сговорились украсть у него деньги и отдать их дьяволу. Он страдал параноидальной шизофренией. — У нее задрожали руки.

— Я… мне очень жаль.

— Продержав месяц взаперти, он пытался убить меня. Он убил мою мать и моего брата. Думал, что и меня убил. А потом покончил с собой. — В глазах у нее сверкнули слезы. — Но моя старшая сестра Энджи к тому времени уехала из дома, так что ее этот кошмар не коснулся. Она живет в Боулдере и по возможности навещает меня. Она знает, что отсюда мне не выйти.

История настолько потрясла Брэда, что он не находил ответных слов. Только повторил едва слышно:

— Мне очень жаль.

— Чего уж там. Живу, и ладно. Просто вспомнилось: кто-то стучит в дверь и просит открыть. Умоляет открыть, потому что любит меня. Затем — пистолет, и все. Остальное знаю по рассказам.

— Мне ужасно жаль, Птичка.

— Вы спросили, испытываю ли я страхи. Ответ: да, испытываю. Мнемофобия. Страх перед воспоминаниями. Вроде бы я не могу вспомнить дурное. — Ее мягкие карие глаза вновь наполнились слезами, но там и остались, по щекам не потекли. — Я испытываю чувства, я знаю, что случилось нечто ужасное, но что именно, вспомнить не могу.

— Может, оно и к лучшему.

— Может быть.

— А то, что случилось уже здесь, помните?

— Да.

Брэд ощутил странное волнение. Не за тем он приехал сюда, чтобы уйти с разбитым сердцем. Но глядя на Птичку, утонувшую в своем страшном прошлом, ему захотелось броситься к ней, обнять, сказать, что с ним ей будет покойно.

Если бы не две фобии, Птичка скорее всего давно могла бы оставить центр. Кто знает, где бы она в таком случае оказалась. Может, вышла бы замуж, нарожала детей. Или работала на Уолл-стрит, а то и в ФБР — способности у нее выше среднего. А уникальное чутье Птички могло бы сослужить бесценную службу при любом расследовании.