Исповедь лунатика - Андрей Иванов

Был старик, похожий на мумию, его звали Август. Он не говорил совсем. Еле ходил. Ему приносили еду в комнату.

– Ему сто лет, – утверждал идиот, который жил с ним в одной комнате. Двухметровый имбецил.

– Два метра и три сантиметра, – говорил он и показывал указательный палец. Говорил он, как ребенок. Натуральный УО.

Меня интересовал Август. За что он сидел в этой дурке среди убийц? Что он сделал?

– Он ничего не делал, – утверждал имбецил, – его сюда перевели с Палдискиманте, и меня вместе с ним. Просто таллинскую психушку закрывают, – гундосил придурок с важностью, и глаза его делались огромными, словно он раскрывал тайну мироздания, – там мест больше нет, вот нас и перевели сюда… Но мы ничего не совершали. Мы не как вы, – говорил он с укором. – Мы не преступники, не криминалы. Нас просто перевели.

Идиот много жрал. Постоянно что-нибудь пихал себе в рот. Мог вырвать у человека из рук хлеб и засунуть себе за щеку со словами:

– Всё! Поздно! Я уже съел!

Его побивали. Несильно. Он был не в состоянии за себя постоять. Его доили. Родители привезут ему что-нибудь, и тут же соберутся стервятники… Он делился. В основном конфетами. Его отец работал в полиции, он был каким-то большим чиновником. Так говорил идиот:

– Мой отец – полицейский чиновник. Он занимается криминальной бюрократией.

Когда его просили объяснить, что значит «криминальная бюрократия», он говорил:

– Ну, вы дебилы, что ли? Совсем не понимаете? Он подсчитывает, сколько было преступлений, сколько краж, сколько убийств, сколько насилий…

Он так и говорил: сколько краж, сколько убийств, сколько насилий…

Иногда он выдавал сложные, безошибочно выстроенные предложения, он проговаривал их автоматически, без всяких нарушений, даже переставал шепелявить; звучали они странно, и на первый взгляд казались бессмысленными. Они застревали в моей голове, как волокно жесткой говядины в зубах. Я размышлял над тем, как идиот их проговаривал: он менялся в лице, голос звучал важно, твердо. Это наводило на мысль о раздвоении личности. Наконец, я пришел к выводу, что он, очевидно, где-то их услышал и запомнил, а произносил – для важности, как иногда делают дети. Чаще всего эти элоквенции возникали совершенно неуместно; случалось, они порождали цепочки его собственных идиотических разглагольствований. Так однажды он очень долго сидел у меня в комнате и рассуждал на тему средней продолжительности жизни человека на земле в конце XX века, с дегенеративной серьезностью он произносил: ВИЧ, венерические болезни, презервативы, гомосексуализм, наркомания… Потом он вбил себе в голову, что станет культуристом, вернее, ему вбили это в голову стервятники, которые сами качались при помощи ведер (хромоногая санитарка ругалась: они часто расплескивали). Эти идиоты сказали, что если он накачается, то станет мистером Олимпия или черт знает кем, сможет выступать на ринге, или в клетке, или сниматься в кино, надо только накачаться…

– Теперь я набираю массу, – жевал придурок булку, – пока набираю массу, а потом начну качаться, и вся масса станет мускулами… и меня будут снимать в кино, потому что таких больше нет: чтоб был такой высокий и накачанный… потому что все качки – коротышки… Так Дима сказал… а он знает про это всё… потому что накачаться коротышке легче, у них мышцы короткие, короткую мышцу качать легче, а у меня мышцы длинные, смотри, какие у меня руки длинные! – Он протягивал руку: лежа на моей кровати, он мог запросто дотянуться до носа моего соседа, он щелкал пальцами в воздухе перед носом у него, но тот не реагировал, лежал с невозмутимым видом, притворяясь, будто ничего не замечает: его глаза смотрели в потолок не моргая, даже зрачки не двигались. – А ноги… посмотри, какие у меня длинные ноги! – Идиот вытягивал ноги в безразмерных сандалиях под самый потолок. – Вот… мне будет трудно, очень трудно… – Идиот вздыхал, предчувствуя трудности. – Поэтому я сперва массу наберу, а потом накачаю мышцы… будет трудно, будет очень трудно, зато меня будут снимать в кино, и женщины будут любить, они качков любят… а я высокий качок буду, два метра и три!.. таких нет во всем мире… У меня будет много женщин… Но я не стану им давать деньги. Они со мной бесплатно будут. Потому что у меня член длинный, смотри! – Расстегнул брюки, достал член – длинный, толстый и почему-то желтоватый (наверное, вазелин). – Дима говорит, что я смогу боксировать на ринге и получать большие деньги… – продолжал он, застегиваясь. – Но я думаю так: на ринг я не пойду… мне не надо на ринг… я пойду в кино сразу… сразу стану звездой…

До этого он хотел быть директором.

– Я буду работать директором, – говорил он. – У меня будет свой офис, папка, компьютер. Я буду сидеть за столом и работать в компьютере. У меня будет официантка. Она будет приносить бумаги. Я буду много говорить по телефону. Поэтому у меня будет три телефона. И машина, лексус, директор ездит на лексусе… у меня будет лексус…

Наши психотерапевты тоже сильно отличались от норвежских. Может быть, потому что дурики были другие, и кабинеты… Во всяком случае, те кабинеты, в которые мне приходилось заглядывать, были ужасные. Тридцать лет без ремонта, всё как в восьмидесятые. Вневременье какое-то. Несколько лет я исправно ходил к одному харизматичному докторишке – похож был на наркомана, чем и приглянулся мне – у него в кабинете ничего не менялось: трещины, трухлявые рамы, старый радиоприемник, вентилятор «Апшерон». Может быть, подсознательно мне это нравилось: путешествовать в прошлое (любил болеть в детстве: один с книгами – кто еще нужен?). Типчик этот был расхлябанный и с лица пунцовый (кажется, колёса глушил). Не носил халата. В первый раз, когда я попал к нему удушливым июльским днем, он сидел в индийской рубахе пестрой раскраски, расстегнувшись почти до пупа. Золотая цепочка на шее. Худой, лысый, морщинистый эстонец. Он походил на американского, до бесчувствия высушенного тропиками офицера, который сидит где-нибудь во Вьетнаме и убивает время при помощи таблеток. Вполне сошел бы и за полицейского. Из года в год он говорил мне одно и то же; спросит: «Ну как? Мысли какие-нибудь посторонние есть?». Я отвечал, что вроде бы нету. Он выписывал мне таблетки, выпивал стакан воды и принимался разглагольствовать о том, как стресс ввергает людей в отчаяние (с годами репертуар не менялся, только цифры менялись, а суть оставалась прежней).

– Стресс – это чревато самыми различными расстройствами психики… Угу… А сейчас кризис! Глубокий глобальный кризис! Который сказывается на всех и на каждом! И в первую очередь страдает – тонкая нервная организация – пси-хи-ка, дорогой мой. Понимаете? Люди кончают с собой в кризис. Ремарка читал? То-то и оно! Перечитай! Актуально! Нас еще не накрыло целиком. Нас еще подстерегает много неприятностей. Ну, что ты! Мы еще не достигли дна! У нас многое впереди, так много всего, ха-ха-ха… Как знать, как мы изменимся через несколько лет, нас будет не узнать, может быть, обратно в обезьян превратимся! Шучу, шучу… Но сейчас я тебе серьезно говорю: учти! – Грозил он мне пальцем. – Мы еще не достигли дна! Что бы там ни плели Ансип[67] и его контора, мы по пути на дно, лифт плавно опускается, это единственное наше преимущество перед Грецией, Латвией и Румынией: мы опускаемся на дно плавно. Те полетели вниз, как ведро в колодец из рук нерадивой доярки. Шмяк, и они на дне! А кто вытаскивать будет? Такие, как мы? Руками стариков. Страна на глазах превращается в немощного пенсионера. И этому пенсионеру на шею и грека, и румына, и латыша! С их миллиардными долгами! Не сме-ши-те меня! Наше правительство готово лизать, лишь бы их по головке погладил Европарламент. Родную мать толкнут под колеса кареты, как в старые добрые времена. Отца заставят перед ногами царя броситься в лужу, чтоб царь не запачкал сапог, а потом смеяться будут над стариком. Это в крови у нас, что поделать…

Кулаком по столу со звоном в стакане: глубокая жопа! кома! раскаяние и таблетки! Он выписал мне кучу таблеток.

– Это единственное, что тебе поможет.

– Да, да… Как знать, что нас ждет.

– Известно что! Бандитизм, возвращение триллера из девяностых, ты знаешь, ведь они возвращаются: терминаторы, фредди крюгеры, рэмбо…

– Не дай бог.

– А что делать… Полицейских сокращают, платят меньше, нагружают больше, увольнения по всей стране, отсюда и бандитизм, люди впадают в отчаяние… Пейте таблетки, дорогой мой, жрите пригоршнями! Заходите почаще. Принимайте два раза в сутки. Запомните, дно этой жопы не достигнуто, и кто знает, какое оно – дно, кто знает – что там на дне! Потому: таблетки, таблетки и еще раз таблетки. Правительство нам не поможет. Когда столбняк хватит и глюки полезут, какое тут правительство? Нихера оно не поможет. На чиновников не надейся, таблетки пей!

Он добавил, что выписывает мне их со скидкой, подмигнул. Снова за воду. Стакан… Испарина… Таблетки со скидкой, полный ящик таблеток, сидит и глушит… Не работа – мечта!