Дева в беде - Пэлем Вудхауз

— А, вот ты где! — сухо сказал Кеггс.

Альберт повернул к противнику зеленое, но непокорное лицо.

— Иди-ка ты в лужу, — посоветовал он. — Сунь туда голову.

— Эт я? Хо-хо! По долгу службы мне бы надо снести твою, вот что мне надо бы.

— И зарой в песок, — продолжил Альберт свою мысль, морщась и вздрагивая по мере того, как последствия непродуманного поступка тошнотворными волнами прокатывались по его тщедушному телу. Он закрыл глаза. Ему больно было видеть, как сияет Кеггс. Сияющий дворецкий — на любителя.

Кеггс хрипло хохотнул.

— Ну, ты даешь, со своим родственником!

— А что такое? Чем он плох?

— Вот я и говорю. Как раз этим вопросом мы и занимались с лордом Бэлфером.

— Не понимаю, о чем речь.

— Скоро поймешь. Кто притащил американца в замок, чтобы устроить ему встречу с леди Мод?

— Я? Да ни в жисть!

— Думаешь, ты такой умный? Да я сразу все просек!

— Да? А тогда почему вы его пустили в замок? Кеггс торжествующе хохотнул.

— Ага! Вот и проговорился! Это он?

Поздно, слишком поздно понял Альберт свою ошибку, которую в нормальном состоянии счел бы позорной. Если бы не желудок, Наполеон счел бы позорным послать своих кирасир на гибель.

— Не понимаю, о чем речь, — слабо повторил он.

— Ладно, — сказал Кеггс. — Некогда мне с тобой болтать. Надо сообщить его милости о твоих делишках.

Новый спазм сотряс Альберта до самой сердцевины. Двойная атака — это чересчур. Покинутый телом на произвол судьбы, дух отступил.

— Ой, не надо, мистер Кеггс! — каждый звук в этой фразе размахивал белым флагом.

— Надо. Должен — значит, надо.

— Вам-то что? — заискивающе спросил Альберт.

— М-да, — протянул Кеггс. — Я не изверг какой-нибудь детей мучить. — Он молча боролся с собой. — Скажем так, губить.

Вдохновение осенило его.

— Хорошо, — сказал он, оживляясь. — Ладно, пойду на риск. Давай-ка мне этот билет. Намек понял? Лотерейный билет, тот самый, с «мистером X».

Неукротимый дух на мгновение восторжествовал над поверженной плотью.

— Прям сейчас!

Кеггс вздохнул, как вздыхает добропорядочный человек, сделавший все, чтобы помочь ближнему, и отвергнутый им в силу извращенной природы.

— Как хочешь, — сказал он скорбно. — Я уж понадеялся, что не придется идти к его милости…

Альберт сдался.

— Нате, подавитесь! — клочок бумаги перешел из рук в руки. — Жизни от вас нету!

— Весьма благодарен, мой юный друг.

— Такой в пургу полезет, — развил Альберт свою мысль, — чтобы у нищего последний грош отнять.

— Кто у тебя что отнимает? Уж больно ты скор, как погляжу! Все по справедливости. Можешь взять моего Реджи Бинга. Ничуть не хуже, баш на баш.

— Добра-пирога!

— Ну уж что есть. Держи. — Кегс повернулся. — Мал ты еще, Альберт, для таких денег. Что ты с ними сделаешь? Только один вред. Жизнь — это тебе не лотерея. Вообще-то, по совести, такую соплю вообще нельзя было допускать.

Альберт глухо застонал.

— Когда вы закончите свою речь, — перешел он на высокий стиль, — я попросил бы оставить меня одного. Мне несколько не по себе.

— С удовольствием, — задушевно сказал Кеггс. — Мое вам почтение.

Поражение — лучшая проверка. Подлинный полководец — не тот, кто скачет к триумфу на гребне легкой победы, но тот, кто, сокрушенный, заставит себя подняться и подготовить пути к возвышению. Таков был Альберт. Не прошло и часа — и вот, взгляните на него в комнатке под крышей. Тело уже не досаждает ему, и мятущийся дух снова взмывает ввысь. Если не считать редких спазмов, страдания утихли, и он думает, напряженно думает. На комоде лежит неопрятный конверт, надписанный шатким почерком:

«Реджинальду Бингу, эксквайру».

На листе бумаги, который скоро засунут в этот конверт, тем же почерком написано:

«Не унывайте! Помнете! Только доблисть заваеваваит женское серце. Я буду наблюдать ваш прогрес с бальшим интиресом.

Ваш благажилатель».

Последнюю фразу (не подпись) он не сам придумал. Ее произнес учитель воскресной школы, когда Альберт поступил в замок, и она глубоко запала ему в душу. Это хорошо, ибо она в точности выражала его мысль. Отныне прогресс Реджи Бинга на пути к сердцу леди Мод становился для него очень важным.

А что же Джордж? Не подозревая, что одним мановением мизинца Фортуна превратила союзника в противника, он стоит у живой изгороди, близ ворот замка. Ночь прекрасна; ссадины на ладонях и коленях болят гораздо меньше. Он исполнен долгих, сладких дум, только что обнаружив необычайное сходство между собой и героем Теннисоновой «Мод», к которой он всегда питал особое пристрастие, а уж особенно — с того дня, когда узнал имя Единственной. Когда он не играл в гольф, «Мод» была его постоянной спутницей.

Царица девичьего сада роз,

Приди, я тебя зову.

Богиня снов, владычица грез,

Явись ко мне наяву,

В шуршащих шелках, в короне кудрей,

Приди ко мне скорей!

Недвижимый воздух едва доносит до него звуки музыки из бальной залы. Благоухание земли и цветов наполняет все вокруг.

Мод, приходи, улетает прочь

Ночи тяжелая тень,

Мод, пощади, кончается ночь

И начинается день,

Я у калитки один стою,

В небо гляжу и тебя пою.

В сладком заблуждении он глубоко вдыхает ёвежесть прекраснейшей из ночей. Рассвет уже близок, и в кустах начинает копошиться всякая живность.

— Мод!

Ах, она услышит его!

— Мод!

Серебристые звезды бесстрастно и спокойно смотрят вниз. Для, них это все не ново.

Глава XV

Первый день совершеннолетнего лорда Бэлфера разгорался под геральдическое чириканье воробьев в плюще за окном его спальни. Но Перси не внимал им, он спал крепким сном после бессонной ночи. Первым звуком, проникшим сквозь его глубокое забытье и напомнившим ему о первом же дне двадцать второго года жизни, был пронзительный крик Реджи Бинга, направляющегося по коридору в ванную. По своей неугомонности Реджи подбодрял себя, и его вопль, сопровождавшийся плеском воды и острыми повизгиваниями, нарушал всякий сон на много ярдов вокруг. Перси сел на постели и мысленно проклял Реджи. Оказалось, что у него болит голова.

Скоро дверь распахнулась, и появился певец в розовом халате, взъерошенный и румяный после холодного душа.

— Поздравляю, Буля, старина, многая лета. Реджи запел:

Мне сегодня двадцатъ-дин,

Двадцать-дин!

Я могу гулять один

Сам себе я господин…

Нет, не так.

Я солидный господин

И, возможно, палладии,

Не доживший до седин

А почему?

Потому что мне сегодня

Два— а-дцать один!

Лорд Бэлфер мрачно нахмурился.

— Не ори.

— То есть как?

— Ну, не пой.

— О Господи! Он оскорбил меня в лучших чувствах! — воскликнул Реджи.

— У меня голова болит.

— Я так и знал. Нечего столько пить. Рентген печени показал бы такой, это, сморщенный листик, пробитый сапожными гвоздями. Знаешь что, займись спортом. Если не считать боя с полицейским, ты в последние годы не проделал ни одного упражнения.

— Не надо об этом!

Реджи присел на край кровати.

— Между нами, старик, — доверительно сказал он, — я тоже, да, тоже вчера надрался. Поверишь ли, сразу после ужина я видел твоего дядю, епископа, в трех экземплярах. Я честно тебе скажу, прямо как будто попал на лежбище в Экзетер-Холле или в Атенеуме, или где там они еще собираются. Потом три епископа слились в одного, правда, размытого, и я успокоился. Но все-таки я выпить выпил, это точно. У тебя видений не бывало? Нет? А у меня — были. Прямо поклясться мог бы, что один лакей — тот самый типус, который сбил с тебя шляпу.

Лорд Бэлфер, который при появлении Реджи отвалился на подушку и слушал его разговоры вполуха, вскочил на постели.

— Что?

— То самое. Бред, конечно. Наверное, двойник.

— Ты же его никогда не видел!

— Нет, видел. Забыл тебе сказать. Я встретился с ним вчера на гольфе. Поехал туда один, думал сыграть с профессионалом, смотрю — он. Мы сделали восемнадцать лунок. Обыграл меня как миленького. Абсолютно! Потом мы поехали к нему выпили немного. Он живет в коттедже, около фермы Платта, так что, сам понимаешь, это тот самый тип. Мы как-то так сошлись с ним. Прямо братья. В общем, сам понимаешь что со мной было, когда мне показалось, что это он, прямо вечером, подносит выпивку. Такой, э-э-э, кошмар, голова, понимаешь, идет кругом, сам себе не веришь.

Лорд Бэлфер не отвечал. Его мозги бурлили. Итак, он, в конце концов, оказался прав.

— И знаешь, — серьезно настаивал Реджи, — ты крупно ошибаешься насчет этого типа. Ты его недооцениваешь. Самый высший сорт. Поверь мне! На пятнадцатой лунке… да что говорить. Послушайся моего совета, помирись с ним. Первоклассный игрок, как раз то, что семейству нужно. Да и вообще, роскошный типус. Самое оно. Хватай его, Буля, пока не ушел, мой тебе совет, не пожалеешь. Ни разу не промахнулся. А подводящий удар — ну, это надо видеть! Ладно, пойду, что ли, оденусь. Не растрачивать же расцвет моей юности на разговоры с тобой. Ку-ку! До скорого.