Пикассо и его женщины - Сергей Юрьевич Нечаев

в посмешище для всего Парижа. И это нормально, ведь обычным людям в обычной жизни нет никакого дела до какой-то там дематepиaлизaции, декристаллизации, распыления плоти мира и т. д. Да и далеки они от всех этих гуманистически-элегических и иррационально-фантастических линий в творчестве художника. Им был нужен просто памятник — такой, каких тысячи. В результате споры шли несколько лет, и каждый раз комитет вновь и вновь пытался уломать Пикассо, но тот твердо стоял на своем. После этого в дело вмешалась вдова Аполлинера. «Право же, ты обязан сделать что-то в память об Аполлинере, — сказала она Пикассо. — В конце концов, не так уж важно, будет это чем-то необычайным или нет». В итоге мастер согласился на компромисс. Франсуаза Жило описывает его новую идею так:

«Массивное основание на четырех колоннах около пяти футов высотой с пустым пространством внизу, а на этом основании массивная голова Аполлинера высотой около трех с половиной футов».

Он даже сделал серию эскизов, на некоторых голову украшал лавровый венок. Однако было очевидно, что наиболее консервативные люди из муниципального совета не желали видеть творение Пикассо ни в какой форме и эскизы были встречены гробовым молчанием.

Людей в данной ситуации можно понять: памятник в центре города — это не полигон для творческих экспериментов. А вот Пикассо, похоже, уже не мог перебороть самого себя. Так, еще в 1906 году он работал над портретом Гертруды Стайн, и ему пришлось переписывать его около 80 раз. По воспоминаниям самой Гертруды, в конечном итоге он в ярости крикнул: «Я перестал вас видеть, когда смотрю на вас!» А потом он и вовсе оставил работу над портретом, и это, скорее всего, и стало переломным моментом в его творчестве, после чего Пикассо перешел от изображения конкретных людей к изображению формы как самостоятельной структуры. Уже будучи взрослым, Пикассо как-то посетил выставку детских рисунков. После этого он произнес замечательную фразу: «В их возрасте я рисовал, как Рафаэль, но мне потребовалась целая жизнь, чтобы научиться рисовать, как они». А вот еще одна его ставшая крылатой фраза: «Чем больше я дурачил публику, тем громче она выла от восторга».

Чего было больше в случае с памятником Аполлинеру? Стремления рисовать, как ребенок, или желания дурачить публику? Сказать невозможно. Но одно можно констатировать точно: спустя какое-то время было решено, что памятник нельзя воздвигать на изначально намеченном месте, что его нужно поставить на маленькой площади за церковью Сен-Жермен-де-Пре, но к этому времени Пикассо уже потерял к проекту всякий интерес.

Более того, когда еще через какое-то время издательство «Галлимар» стало готовить к выпуску полное собрание сочинений Аполлинера, Жаклин Аполлинер и его старые друзья начали собирать все, что еще оставалось неопубликованным. У Пикассо, естественно, имелись какие-то неопубликованные письма и рукописи, стихи, рисунки и прочие сувениры их дружбы, но он решительно отказался этим заниматься. «Слишком много хлопот, — сказал он. — К тому же память об Аполлинере будет вполне обеспечена известными всем стихами и без тех обрывков, которые я мог бы вам отдать».

В связи с этим приходится в очередной раз констатировать, что человеком Пикассо был не самым приятным в общении (это еще раз к вопросу о «беззаботной жизни», которую якобы хотела вести с ним Ольга Хохлова, выходя за него замуж). К тому же смерть друга произвела на него сокрушительное впечатление, и он вступил в полосу глубокого раздвоения личности.

Биограф Пикассо Норман Мейлер по этому поводу пишет:

«Не перестав быть богемой, он превращается в буржуа, и это раздвоение не оставит его до конца жизни — он будет покупать особняки и замки, но так и не отделает и не меблирует ни одно из своих жилищ в соответствии со своими огромными материальными возможностями или со своими вкусами. Он будет собирать не столько антиквариат, сколько рухлядь; одеваться по торжественным поводам элегантно, но работать в том самом виде, к которому привык в «Бато-Лавуаре», и до гроба будет, фигурально выражаясь, одной ногой стоять среди богатства и преуспевания, а другой — останется в своей нищей и голодной юности. Подобно многим другим художникам, происходившим из буржуазной среды, ему удастся отойти от ценностей, приоритетов и вожделений, одушевлявших его родителей, — но отойти лишь наполовину».

Глава десятая

Поездка в Лондон

В сентябре 1918 года Пикассо и Ольга вместе с «Русским балетом» отправились в Лондон. Дягилев показывал там «Парад» и работал над новым балетом «Треуголка», для которого художник делал декорации и костюмы.

«Треуголка» — это балет Леонида Мясина на музыку испанского композитора Мануэля де Фальи. Либретто балета было написано Грегорио Мартинесом Сьеррой по мотивам повести Педро Антонио де Аларкона «Треугольная шляпа» (El sombrero de tres picos).

Хореограф Леонид Мясин и Пикассо задумали балет как череду сменяющих друг друга номеров, связанных между собой пантомимными сценами. В основу спектакля легло фламенко и другие испанские танцы.

Если в двух словах, то балет представляет собой историю деревенского мельника и его жены. Они живут душа в душу, но тут появляется Коррехидор (губернатор) со свитой, и старику кажется, что мельничиха — подходящая для него партия. Он подходит к ней с недвусмысленными намерениями, но она отказывает, и взбешенный Коррехидор клянется с ней поквитаться. Мельник арестован. Мельничиха отталкивает лезущего с объятиями старика, и он падает в реку. Коррехидор остался один, мокрый и перехитренный. Сняв одежду, чтобы она высохла, он направляется в ближайшую обитель — дом мельника.

Светает. Находчивый муж, сумевший выбраться из заточения, идет домой. Там он созерцает развешенные вещи Коррехидора и его самого, вольготно расхаживающего в ночной рубашке мельника. Лишь только мельник успел ретироваться, как на незадачливого Коррехидора набрасывается его собственная охрана, не узнавшая хозяина в одежде мельника.

Разъяренные обитатели деревушки настроены решительно против губернатора и его солдат. Они выгоняют нахлебников и празднуют свое освобождение. Всеобщее торжество открывается танцем спасшей свою любовь пары. Ликующая толпа до небес подбрасывает чучело, символизирующее посрамленного Коррехидора.

* * *

В Лондоне чета Пикассо жила вместе с дягилевской труппой в дорогом отеле «Савой», и по вечерам они ходили с одного приема на другой. Их устраивали в честь Великого Дягилева, но Пикассо (он тогда был в моде, и его недавняя женитьба произвела фурор)