Тайны смотрителя маяка - Алексей Биргер

— И рассказ патруля — единственное доказательство, что Птицын в это время был на реке, — сказала Фантик. — Все остальное противоречит этому. Ну, кроме этих двух часов…

Петька покачал головой:

— Отец может выпить много, при его-то сложении и бычьей силе, но он никогда не гонит волну. Не хлещет стаканами, лишь бы быстрее, понимаете? Одну бутылку он выпил за сорок минут, на пару с кем-то. Вторую он пил бы еще медленнее, потихоньку отходя после трудной вылазки. Как раз два часа и мог просидеть.

— Ты можешь спросить у него напрямую, снимали его на видео или нет? — поинтересовался я.

— Не решусь! — тут же отказался Петька. — Он еще возьмет и зарычит на меня… И потом, нам ведь разрешают видеться в присутствии милиции. Отец еле-еле улучил несколько секунд, чтобы шепнуть свое поручение… Второй раз мы можем и не остаться наедине, а спрашивать его об этом при ментах я ни за что не буду. Ведь это значит такую наводку им дать!

— Ну, наводка им уже дана, — заметил я. — Мне думается, они уже обо всем догадались. Мы были возле яхты, когда они допрашивали яхтсменов, и те очень неумело врали и выкручивались. Милиция переписала их паспортные данные и, конечно, еще быстрее нас установила, что имеет дело с авторами программы «Силуэт». Сделать следующий вывод — что они снимали твоего отца — им будет раз плюнуть. И не говори, что отец ни за что не согласился бы на съемку. Как видишь, по всему получается, что он согласился.

— Но он бы ни за что не стащил камеру, чтобы вынуть из нее пленку! — сказал Петька. — Тут у отца понятия строгие. Он как-то считает немного чудно, что браконьерство — это одно, а то, что между людьми делается, — это совсем другое. Он чужой копейки никогда не возьмет, и нам всем вдалбливает, что хуже воровства ничего нет, при любых обстоятельствах.

— Да, завернутые у твоего отца понятия… — проговорил Ванька.

— Какие есть, — ответил Петька. — А если б он даже взял эту камеру, чтобы потом вернуть, то ни за что не оставил бы ее в лодке, хоть ты дерись!

— В общем, как ни крути, получается, что надо искать кого-то, кто видел лодку, — сказала Фантик. — Это будет несложно, ведь в милиции знают, кто они такие…

— Ну, в милицию мы обращаться не будем, — заметил я. — Но, уверен, на берегу все знают, какой патруль засек твоего отца. Выяснить это — дело двух минут, у любого спросить. Кстати, как зовут врага твоего отца?

— Да есть такой, старый козел, — проворчал Петька. — Адоскин, Виктор Федорыч… Уже двадцать с лишним лет у всех в печенках сидит!

— Что, строгий очень? — спросила Фантик.

— Гадливый он! — убежденно сказал Петька. — По любой мелочи придирается. Другие хоть дохнуть людям дают, а он… Вон, недавно был случай с ящиком водки…

— Какой случай? — сразу заинтересовались мы.

— Ну, капитан прогулочной «ракеты», что от главной пристани туристов катает, между экскурсиями «левый» рейс сделал. Перевез кому-то на другой берег и доски для пола, и обои, и мебель всякую… Видно, большой вышел груз, потому что он целый ящик водки за него получил… Наверное, тот мужик какое-то отношение к водочному заводу имел. Не важно. Ну, сделал капитан этот рейс и, естественно, тут же одну бутылку вскрыл. А тут — раз! — водная инспекция, которую в тот день Адоскин возглавлял. И Адоскин тут же снимает капитана с управления судном как пьяного, и к тому же штурвал опечатывает. К нему и так и сяк, чтоб он экскурсию разрешил, — он ни в какую. Кто другой пошумел бы, оставшуюся водку себе забрал, и дело с концом. А этот Адоскин, он не только акт на капитана составил, но и телегу наверх на него накатал…

— Так ведь он вроде правильно поступил, — недоуменно проговорила Фантик.

— Может, и правильно, только никто здесь так не делает. — Петька чуть не сплюнул, но вовремя сдержался, спохватившись, что он в доме. — Кроме этого Адоскина, разумеется.

— Но, кстати, это лишнее доказательство того, что лодку твоего отца видел не Адоскин, — сказал я. — Если он такой правильный, он бы лодку точно задержал проверить, нет ли в ней чего незаконного.

— Да чего гадать? — сказал Ванька. — Мы ведь в два счета узнаем, кто это был.

— Я выясню! — заявил Петька. — И если это Адоскин, то, значит, он нагло врет! А если не он, а какой-нибудь мужик понормальней, то попробую подкатиться к этому мужику, порасспрашивать, что он все-таки видел. Мне не трудно. Все равно болтаюсь на берегу, почти ничего не делая.

— И сразу нам расскажешь? — спросила Фантик.

— Если выясню что-нибудь толковое, — пожал плечами Петька. — Ладно, двинусь я…

— Как связь будем поддерживать? — спросил я.

— Сам приплыву. А если что срочное, то нашу квартиру всякий покажет.

Он встал, и тут опять залаял Топа.

— Интересно, кто это? — сказал Ванька. — Может, наши мамы из леса возвращаются?

Но это были не мамы. Это Миша опять заехал.

— Привет! — сказал он, заходя на кухню. — Заскочил проведать, как вы тут живете, потому что дела идут полным ходом… Подождите… — Он нахмурился, вглядываясь в Птицына. — Точно, сын Птицына! Не знал, что он ваш приятель.

— Да, он наш приятель, — боевито заявил Ванька.

— Очень хорошо. — Миша протянул Петьке руку: — Михаил Зозулин.

— Вы, что ль, из ментов? — проворчал Петька и сразу прикусил язык, поняв, что ляпнул что-то не то.

Миша расхохотался:

— Ты знаешь, некоторые эфэсбэшники обижаются, когда их путают с милицией. А я — нет, не обижаюсь. В конце концов, все одно дело делаем.

— Так вы из этих?.. — пробормотал Петька.

— Из «этих», — весело ответил Миша. — Временный начальник городского управления. Лейтенант. Уже старший. Если меня оставят здесь насовсем, то, может, следующее звание дадут… А твой отец — упертый мужик. Стоит на том, что с берега не уходил и для программы «Силуэт» не снимался! Мол, они бы у него за версту отлетели, если б только намекнули, что хотят для телевизора снять!

— Так вы уже все знаете? — вырвалось у Фантика.

— А, так и вы уже докопались? Быстро работаете? — рассмеялся Миша. — Мне всегда стоит помнить, что палец вам в рот не клади!

— И что им теперь будет? — спросил я.

— А ничего. Ведь ничего криминального в итоге не случилось. Лисы не убиты и на свободе, одна из них уже возвращена в заповедник. И Птицыну было бы лучше, если б он сознался — при условии, конечно, что он не крал этих проклятых ламп! Ведь если он все это проделал для телевизионщиков как демонстрацию работы браконьеров и ее криминальной сущности, то все удалось бы спустить на тормозах. И ваш отец просил отнестись к Птицыну помягче — мол, недурной, по сути, мужик, тюрьма его только испортит… Кстати, не знаешь, почему их отец так благоволит твоему отцу? — кивнув на нас, спросил Миша у Петьки.

— Ну… — Петька замялся. — Почему их отец к моему хорошо относится, я толком не знаю. Ну, видно, в характерах у них есть что-то общее… А почему мой отец к их отцу относится неплохо, это я, кажись, знаю…

— Почему? — спросил Ванька.

Петька колебался.

— А вы никому не скажете? — с сомнением осведомился он. — А то отец с меня шкуру спустит… Он только нам это рассказал. А ваш отец обещал ему молчать и, значит, сдержал свое слово, раз даже вы не знаете…

— Вот те крест! — сказал Миша, заинтригованный не меньше нас.

А мы закивали в знак согласия.

— В общем, так… — Петька набрал воздуха для храбрости. — Они раз на руках боролись, на спор… И ваш отец руку моего отца положил.

— Что-о?

Мы знали, что наш отец могучий мужик, — работа обязывала. Рюкзак с аппаратурой в семьдесят килограммов он без видимой натуги таскал по заповеднику. А мама с Егоровым как-то вспоминали, как отец однажды пятак на пари согнул — в те времена, когда пятаки еще в ходу были. Но одолеть такого богатыря, как Птицын, этого человека-гору…

— Ну да, — кивнул Петька. — Ваш отец моего на зайцах поймал, в неположенную пору. Слово за слово, ваш отец предложил: давай на руках поборемся. Ты меня положишь — ступай на все четыре стороны. Я тебя — уплатишь полный штраф и не пикнешь. Ну, отец вызов принял, и они устроились у большого пня. И заломил ваш отец его руку. А мой отец, значит, взял у него квиток на штраф, первым делом, как вернулся из леса, пошел в сберкассу этот штраф уплатить, и, хотя переживал, что сильнее его человек нашелся, но и как-то доволен был, что так все разрешилось. И высказался в том смысле, что лесник — мужик стоящий, потому что гнилой человек таким сильным не бывает и что вообще, очень правильно, по-мужицки, всю ситуацию разрулил, а значит, ему доверять можно, а попадешься ему — только на себя пеняй…

Мы выслушали этот рассказ затаив дыхание. Так вот почему отец послал нас к Птицыну, который «все для нас сделает»! И надо же, даже нам ничего не рассказал — щадил самолюбие Птицына, которого у него, конечно, немеряно.