Лунный свет - Дженн Беннетт

стайеру и марафонцу Вселенной», но ты же знаешь, все это хвастовство мне ни к чему.

– Судя по твоим словам, ты сейчас как раз этим и занимаешься.

Он засмеялся, махнул рукой, приглашая пойти рядом, и мы вместе зашагали по тротуару, шлепая подошвами по блестящему от дождя бетону. Город казался невероятно пустым, спящим великаном; мы чувствовали себя лилипутами, ни за что не желавшими вступать в его владения.

– Как ты здесь оказался? – спросила я.

– На машине приехал.

Он засунул руки глубоко в карманы джинсов и тесно прижал к телу локти. Его голова пряталась под капюшоном. Когда он говорил, мне удавалось выхватывать лишь маленькие фрагменты его лица.

– На подземной стоянке отеля я не паркуюсь. У мамы есть подруга, которая работает на «Дайемонд Паркинг», и в гараже за ним у меня есть постоянное место… впрочем, ты и сама знаешь. Мы как раз там с тобой и были.

– Знаю… – сказала я, надеясь, что он не уловил в моем голосе дрожь. – Слушай, а ведь мне казалось, что для персонала парковка на стоянке отеля бесплатная.

– Она действительно бесплатная, но видела бы ты, что видел там я… крысы, тараканы, да и канализация то и дело грозит прорваться. Не говоря уже о том, что та часть парковки, где нас заставляют ставить машины, просто опасна. Там треснула опора, и если в один прекрасный день случится землетрясение, все провалится в тартарары.

– Ты серьезно?

– У меня нет желания искушать судьбу. Да и потом, на ней воняет, как в выгребной яме.

– Да у нас половина центра города так воняет.

– А ведь ты права, Берди. Старая моча и дерьмо, которое оставляют после себя чайки. Eau de Сиэтл?

Когда мы перешли на другую сторону улицы и направились к неоновой луне у входа в ресторанчик, вдали взревела сиреной машина «скорой помощи». В окно «Лунный свет» отнюдь не казался оживленным, но посетители в нем все же были. Дэниэл протянул над моим плечом руку, открыл дверь, придержал ее для меня, и мы вошли внутрь.

Из музыкального автомата лилась музыка давно минувших дней в духе звукозаписывающей компании «Мотаун». Окинув взглядом ресторанчик, я углядела за стойкой двух копов, пивших кофе. В кабинке в углу сидела парочка, судя по виду – на грани похмелья, и поглощала блины. Еще за тремя столиками тоже кто-то сидел, а в облаке пара за коридорным окошком, рядом с которым на зажиме висел единственный бланк заказа, виднелся повар. Никто из моих знакомых этим утром не работал.

– Гляди-ка, в нашей кабинке никого нет, – сказал Дэниэл, снимая капюшон.

Поскольку его шелковистые черные волосы под влиянием статического электричества прилипли к куртке, он переложил их через плечо вперед.

Наша кабинка? Вообще-то она всегда была моей.

Он глянул на меня и рассеянно дернул себя за ухо:

– В подобных местах, где много шума и ужасная акустика, я хуже слышу. Все сливается в сплошной гул, особенно за столиками в общем зале. Поэтому я бы предпочел кабинку, тем более что там более приватно. Как тебе мысль? Нормально?

Я кивнула, скользнула на скамью и уткнулась носом в меню, засунутое между окном и подставкой для салфеток. А когда несколько мгновений его поизучала, Дэниэл медленно опустил его пальцем, чтобы видеть мое лицо:

– Знаешь, что тебе надо взять?

– Извечные картофельные оладушки?

Здесь они были самым дешевым и лучшим блюдом.

– Плюс пирог.

– Но ведь сейчас нет и пяти утра, – скривила я лицо.

– Au contraire, mon ami[6], — возразил Дэниэл, закидывая руку на спинку винилового сидения, – сейчас самое время для пирога. Не уверен, что тебе это известно, но в этом ресторанчике пекут лучший во всем городе пирог.

Уж что-что, а это я знала. Он был любимым блюдом мамы. Испеченным в «Лунном свете» пирогом она лакомилась почти каждый день. Придя сюда впервые после ее смерти и моего переезда в Бейнбридж, я съела его столько, что меня потом в туалете стошнило. И думаю, именно поэтому с того времени к нему больше не прикасалась. Порой у меня возникало ощущение, будто скорбь превратилась в туго натянутый канат и половину времени мне приходилось тратить на то, чтобы сохранять равновесие: падать с него я не падала, но и на другую сторону перебраться тоже не могла.

Дэниэл ткнул пальцем в черную доску с заголовком «Пирог дня» и выведенной мелом надписью: «ПОЛОЖИ СВЕРХУ ЯГОДКУ – с вишней сортов „Бинг“ и „Рейнир“, крошкой из коричневого сахара и колечком карамели».

Он с видом заправского повара чмокнул и растопырил пальцы:

– Слушай, а ты знаешь, что у них за стойкой есть обалденная печка, чтобы пирог всегда был горячий?

Это мне тоже было известно. Девчонкой я не раз помогала миссис Пэтти класть его туда в дождливые дни. Она всегда говорила, что подавать яблочный пирог холодным грех.

– Давай, Берди, – сказал он, – я-то себе точно возьму. Пирог на завтрак – лучший в мире! Это просто охренительно, ЧМС!

– Я вообще когда-нибудь смогу искупить это ЧМС? – проворчала я.

– Не-а. Я теперь использую это выражение при каждой возможности. Это же, нахрен, просто восхитительно.

К нашему столику подошла официантка лет восемнадцати – двадцати, остановилась и посмотрела.

– А, это опять вы, – сказала она, сунув карандаш за ухо, в крашеные клубнично-красные волосы.

Беджик на груди официально сообщал, что ее зовут Шондой, но над ним красовался еще один – с надписью «Капитан Кранч»[7].

– Хотели в прошлый раз от меня смыться и оставить без денег?

Меня тут же охватило жгучее желание растаять прямо на диванчике и стечь под стол.

Что же до Дэниэла, то он лишь широко ей улыбнулся:

– Ах, Шонда, Шонда. Лучшая официантка «Лунного света». Да что там «Лунного света», бери выше, лучшая официантка всего Сиэтла. Ты же знаешь, это просто была ошибка. Разве я не хожу сюда постоянно вот уже несколько месяцев? Разве за это время не стал твоим любимым клиентом?

– У меня их много, любимых, которые надлежащим образом дают на чай, – бесстрастно ответила она.

– Принято, – засмеялся Дэниэл, – но в прошлом месяце это была просто ошибка. Да и потом, я ведь заплатил, помнишь?

– Помню, – сказала она, – мне так думается, что от скандалов на почве любви народ сходит с ума.

– Не-а, не угадала, мы попросту коллеги, – быстро ответил на это Дэниэл, показал подбородком на доску с поляроидными снимками тех, кого в «Лунном свете» считали злодеями, и добавил: – Обещаю тебе, мы больше никогда не будем вести себя как придурки.

Она уставилась на него, уперев руку в бедро.

– Да ты глянь. У нас для этого есть все возможности. – С этими словами он вытащил из кармана смятую двадцатидолларовую бумажку, разгладил ее и положил рядом со своей салфеткой. – Я возьму кусок этого чуда под названием «Положи сверху ягодку» и кофе. Да побольше сливок.