Мой дядюшка Освальд - Роальд Даль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но ты говорила, мы дали ему слишком много.
— Ну, разве самую малость, — сказала Ясмин. — Я не могла его остановить, он был совершенно неутомим.
— Так как же ты его остановила?
— Не бери в голову.
— Не поможет ли тебе в следующий раз шляпная булавка?
— Идея хорошая, — сказала Ясмин. — Я буду всегда иметь при себе шляпную булавку. Но было бы лучше отрегулировать дозу, чтобы мне не приходилось применять ничего такого.
— Отрегулируем.
— Я бы точно предпочла не втыкать никаких булавок и заколок в задницу испанского короля. Ты меня, наверное, понимаешь.
— Понимаю, еще как понимаю.
— Мне больше нравится расставаться по-дружески.
— А в этот раз не получилось?
— Да не то чтобы получилось, — слегка улыбнулась Ясмин.
— И все равно прекрасная работа, — сказал я. — Ты вернулась с полной победой.
— Он был такой смешной, — улыбнулась Ясмин. — Жаль, что ты его не видел. Он почему-то все время подпрыгивал.
Я взял бумагу с подписью А. Р. Уорсли, вставил ее в машинку, сел за стол и напечатал над подписью следующий текст:
Данным удостоверяю, что сегодня, 27 марта 1919 года, я лично передал некоторое количество своей спермы Освальду Корнелиусу, эсквайру, президенту Международного фонда спермы, Кембридж, Великобритания. Я выражаю желание, чтобы эта сперма была положена на бессрочное хранение при помощи революционной, недавно открытой техники Уорсли, и выражаю согласие, чтобы вышеупомянутый Освальд Корнелиус в любой удобный для него момент использовал части этой спермы для оплодотворения избранных особ женского рода, обладающих высокими моральными и физическими качествами, чтобы распространять мою кровь по всему миру в целях благополучия будущих поколений.
Подписано: А. Р. Уорсли,
преподаватель химии,
Кембриджский университет
Я показал листок Ясмин.
— Конечно, — сказал я, — к Уорсли это не относится, потому что его хозяйство не пойдет в заморозку. Но что ты думаешь в прочих отношениях? Как это будет выглядеть с подписью какого-нибудь короля или гения?
Ясмин внимательно изучила листок.
— Отличная работа, — сказала она. — Сойдет с любой подписью.
— Я выиграл спор, — сказал я. — Теперь ему придется капитулировать.
Ясмин сидела и пила джин малюсенькими глотками. Она расслабилась и выглядела теперь на удивление спокойно.
— У меня странное ощущение, — сказала она, вскинув на меня глаза, — что вся эта афера может и вправду выгореть. Сперва она казалась мне смехотворной, но теперь я просто не вижу, что могло бы нас остановить.
— А ничто нас и не остановит, — согласился я. — Ты победишь при каждом заходе, если будешь подсыпать своим объектам этот порошок.
— Какая это все-таки фантастическая штука.
— Я обнаружил это еще в Париже.
— Но ты не думаешь, что он может довести некоторых древних стариков до сердечного приступа?
— Конечно же нет, — ответил я, хотя и сам задавался тем же вопросом.
— Не хотелось бы мне оставлять за собой по миру цепочку трупов, — сказала Ясмин. — Особенно трупов великих и знаменитых людей.
— А ты и не будешь, — уверил ее я. — Так что можешь не беспокоиться.
— Возьмем, к примеру, Александра Грэма Белла, — продолжила Ясмин. — По твоим словам, ему сейчас семьдесят два года. Ты уверен, что он это выдержит?
— Крутой, как яйца, — заверил ее я. — Да и все великие люди, как правило, такие. И знаешь, что мы с тобой сделаем, чтобы ты поменьше боялась? Мы будем регулировать дозу в соответствии с возрастом. Чем старее объект, тем меньше он получит.
— Так и правда будет спокойнее, — сказала Ясмин. — Хорошая мысль.
Я повел Ясмин в «Синего вепря» и угостил превосходным ужином. Она вполне это заслужила. Затем я доставил ее в целости и сохранности в гертонское общежитие.
12
Наутро с резиновой штукой и подписанным листком в кармане я пошел искать А. Р. Уорсли. В лабораторном корпусе мне сказали, что он еще сегодня не приходил. Тогда я поехал к нему домой и позвонил в звонок. К двери подошла чертова сестрица.
— Артур не очень хорошо себя чувствует, — сказала она.
— А что случилось?
— Он упал с велосипеда.
— Господи боже.
— Он ехал домой по темной улице и врезался в почтовый ящик.
— Я ему искренне сочувствую. Он сильно расшибся?
— Он весь ободрался, — сказала сестрица.
— Надеюсь, обошлось без переломов?
— Да в общем-то, кости целы, — сказала она с оттенком горечи в голосе.
«О господи, — подумал я. — Что ты с ним такое сделала, Ясмин?»
— Передайте ему, пожалуйста, мое искреннее соболезнование, — сказал я и раскланялся.
На следующий день еле живой Уорсли вышел на работу. Я подождал, пока он будет один в лаборатории, и положил перед ним бланк химического факультета с напечатанным мною текстом и его собственной подписью. Как козырную карту я выложил на стол тысячу миллионов его собственных сперматозоидов (к этому моменту уже передохших) и сказал:
— Я выиграл спор.
Он взглянул на непристойную резиновую штуку. Он прочитал текст и узнал свою подпись.
— Вы жулик! Вы мошенник! Вы меня подло обманули!
— А вы напали на даму.
— Кто это напечатал?
— Я и напечатал.
Уорсли стоял и пытался уместить все это в голове.
— Ну хорошо, — сказал он наконец. — Но что случилось со мной? Я ведь совершенно ополоумел. Что вы такое сделали?
— Вы получили двойную дозу cantharis vesicatoria sudanii — объяснил я ему. — Того самого жучиного порошка. Сильное зелье, между прочим.
На лице Уорсли забрезжило понимание.
— Так вот, значит, что это было, — сказал он. — Наверное, в той чертовой конфете.
— Естественно. И если вы ее проглотили, то же самое сделают бельгийский король, принц Уэльский, мистер Джозеф Конрад и вся остальная публика.
Уорсли стал мерить лабораторию большими, пусть и не совсем уверенными шагами.
— Я как-то говорил вам, Корнелиус, — вскинул он на меня глаза, — что вы лишены всякой щепетильности.
— Абсолютно лишен, — подтвердил я с ухмылкой.
— Вы хоть знаете, что сделала со мной эта женщина?
— Могу догадываться.
— Она ведьма! Она… вампир! Она омерзительна!
— Похоже, вам она все-таки понравилась, — сказал я, указав на штуку, лежавшую на столе.
— Я был одурманен!
— Вы ее изнасиловали. Вы ее зверски изнасиловали. Это вы были омерзительны.
— Это все жучиный порошок.
— Конечно порошок, — подтвердил я. — Но когда ее зверски изнасилует мсье Марсель Пруст или король Испании Альфонсо, будут ли они знать, что получили какой-то там порошок?
Уорсли молчал.
— Конечно же нет, — ответил я сам себе. — Они могут поудивляться, что это вдруг на них нашло, ну, примерно, как вы. Но они никогда не узнают ответ и в конце концов просто свалят все на невероятную привлекательность этой девушки. Ничего другого они и не могут предположить, верно?
— Ну… да.
— Они будут смущены, что вдруг ее изнасиловали, в точности как вы. Они будут раскаиваться, в точности как вы. Они будут хотеть, чтобы все это дело поскорее забылось, в точности как вы. Иными словами, они не доставят нам никакого беспокойства. Мы же весело улизнем с порцией спермы и подписанной бумажкой, этим дело и кончится.
— Вы мошенник чистейшей воды, Корнелиус. Вы самый настоящий мерзавец.
— Знаю, — сказал я и снова ухмыльнулся.
Но логика моих доводов была неопровержима. План был — комар носу не подточит, и Уорсли, бывший кем угодно, но только не идиотом, уже начинал это понимать. Я видел, что его сопротивление сломлено.
— А что насчет девушки? Кто это была такая?
— Она третий член нашей организации, наша полномочная представительница, в смысле — приманка.
— Приманистая приманка.
— Потому-то я ее и выбрал.
— Но я же очень смущусь, если мне придется встретиться с нею снова.
— Не смутитесь, — отмахнулся я. — Она отличная девушка и наверняка вам понравится. Вы ей, кстати, тоже понравились.
— Чушь какая-то. Почему вы так думаете?
— Она сказала, что вы точно величайший из величайших. Сказала, что хочет, чтобы все ее мужчины были такими, как вы.
— Она так сказала? Она действительно так сказала?
— Слово в слово.
А. Р. Уорсли расплылся в улыбке.
— Она сказала, что рядом с вами все остальные мужчины кажутся евнухами, — сказал я, забивая гвоздь по шляпку.
Лицо Уорсли буквально светилось удовольствием.
— А вы не шутите, Корнелиус?
— Спросите ее сами, когда увидите.
— Ну что ж, ну что ж, ну что ж, — сказал Уорсли, сияя, как мощный прожектор, и пригладил свои жуткие усы. — Ну что ж, ну что ж, ну что ж, — повторил он. — А можно спросить у вас имя этой замечательной юной леди?