Вечная полночь - Джерри Стал

— Зачем? — Сандра, фыркнув, защелкнула ремень. — Ты вроде и так успешно разлагаешься без него.

— Опа!

Я завел машину. Как мог я не любить эту женщину? Но ее ротик, как и вся эта лапочка в целом, наводил на меня скуку.

— Там определенно что-то не так, — заявила она. — Наверняка он женился на какой-то тетке с деньгами и довел ее до смерти своими благовониями. Теперь ему достался дом.

— Ты так считаешь? Господи!

Две минуты — и она уже обвиняет человека в аморальности. Я почувствовал необходимость защищать его.

— Я не знаю. Я в некотором роде его понимаю, — сказал я. — Сидеть вот так, в темноте…

— Разумеется, — усмехнулась она, но не без нежности.

Я думаю, мы оба сели в «Кадиллак», радуясь, что не вынуждены вести такую же жизнь, как этот сидящий-во-тьме, тискающий кролика домовладелец.

У меня никогда не было набивных кроликов.

Даже, когда мы набрели на дом, который в конечном итоге стал нашим, я, помнится, думал: «Надо ли мне это?» Не в смысле, что я хочу этот конкретный дом. Но хочу ли я вообще дом? И если нет, то какого черта я делаю? Зачем я соглашаюсь?

Дело не в том, что там было что-то не так. Первый взгляд — и вы замечаете кактусы. Симпатичная веранда рядом с ними. Каждый росток грозен, словно гора копий, который Влад Цепеш[21], говорят, воздвиг на пути к своему королевству, дабы отпугнуть возможных захватчиков. За тем исключением, что Влад увенчал острия человеческими черепами. Но время для этого тоже пришло; нам следовало всего лишь подыскать правильного ландшафтного дизайнера.

Тем временем, нам предстояло изучить остальной дом. Всего полтора квартала от Бульвара Сансет — пешком пройти для городского рабочего урода, как два пальца обоссать — само место расположено достаточно далеко на гребне холма, чтобы открывался волшебный, похожий на средиземноморский, вид Лос-Анджелеса (Лос-Анджелес всегда смотрится волшебно, если вы изолированы от мира).

Пока моя деловитая лучшая половина поскакала внутрь изучать интерьер, я обнаружил, что крадусь по тропинке, пролегающей от дома к заднему двору, где, как я заметил, маяча, подобно светлому Р. Крампу, высилась огромная «Королева Ночи».

«Королева Ночи», около двадцати футов ощетинившегося колючего дерева, щеголявшего сочными красными побегами неизвестного происхождения и, хотя я тогда того не знал, внушительными розовыми цветами, появляющимися и распускающимися только в лунную ночь, когда они в настроении. Но я доподлинно сознавал, просто глядя на растение, что оно символизировало все мною любимое и ненавидимое в этом городе: одновременно кажущееся фальшивым и неподдельно опасным, ярким на вид и смертельно опасным для прикосновения. Если бы птеродактиль воспарил из зарослей бананового дерева позади него, я был бы не столь поражен.

За сюрреалистическим растением стояло что-то наподобие хижины, коптильня в тридцатые, когда дом построили, превращенная в студию писателем-неудачником, обитавшим здесь до нас. Я понял, что это был писатель-неудачник, поскольку когда зашел посмотреть сооружение, то первым делом обнаружил на письменном столе обработку фильма «Бини и Сесил». Либо он очень поздно начал — «Бини и Сесил» пропали из эфира с тех пор, как мне стукнуло примерно девять с половиной — либо у него настолько отсутствовала планка, что он вообразил, дескать, его билетом в Голливуд станет возрождение непопулярного-даже-во-времена-своего-существования детского шоу.

Я представил себе, в приступе астрального отождествления, как этот парень сидит тут, солнце палит в жестяную крышу, его жена на работе, зарабатывает деньги, чтобы он мог вот так вот просиживать штаны со своей никудышной идеей, стуча по пишущей машинке. Сцена Первая: Бини находит спрятанный клад на затонувшем Пиратском Корабле. Сесил собирает гальку… Свой чувак! Как бы там ни выглядел интерьер, я понял, что это местечко для меня.

Внутри атмосфера оказалась даже еще приятнее. Сандра щебетала в кухне с хозяйкой, которая вскоре станет бывшей хозяйкой, и ее мамашей, обсуждая развод, сделавший данное коммерческое предприятие необходимым шагом. Все сходилось одно к одному: этот паразит на заднем дворе, вынашивающий обреченные мультяшные сценарии и бодающий лбом кирпичную стену, даже стол не протирает, и его жена, эта вымотанная костлявая блондинка, со взглядом, устремленным вдаль на тысячу ярдов, обречена здесь торчать и собирать по кусочкам хозяйство, пытаясь вести дела, пока он не найдет кого-нибудь проницательного, чтобы по достоинству оценить его сидение на корточках при обдумывании очередного гениального мозгового штурма, несомненно, эпопеи «Хекел и Джекел».

Это был не просто заурядный старый дом. Не хватало только плаката над парадной, объявляющего, что это ДОМ НЕСЧАСТЛИВЫХ БРАКОВ. Дело не в том, что я нуждался в каких-то еще сигналах от богов семейного счастья, но просто ради того, чтобы утвердиться в правильности такого шага, я проник в ванную и подверг осмотру архиважный шкафчик с медикаментами.

После секундного разочарования — ничего убойнее безрецептного эмпирина — я отодвинул первый ряд в сторону и напал на золотую жилу. Прямо передо мной стояла упаковка декседрина. Слышь, давненько я не убивался на качелях! И, спрятанная позади нее, между массенджилом и непонятной отбивалкой для мяса (народ подчас хранит в аптечках всевозможные загадочные штуки, иногда лучше не знать зачем), гигантская, в три кварты, полная баночка хайкодана. Этого дивного троекратнонаписанного гидолкодеинового сиропчика от воспаления легких. От одного созерцания содержимого захочешь подхватить бронхит. Но к чему ждать? Наступил праздник. Что же, я, пожалуй, купил бы этот дом. Я действительно купил бы этот дом! Если это не призыв свыше сделать зверский глоток сиропа от кашля с наркотическим действием, то я не знаю, что это.

Я даже не видел остальной дом. Но я успел влюбиться в ванную. Будь я Карлосом Кастанедой, я бы сказал, что нашел свое место силы. Признаюсь вам, я увидел себя: месяцы в ступоре, сидящим нагишом на толчке, купаясь в поту, обе ступни стоят на черном спортивном свитере, свалившимся под ноги, один рукав плотно перетягивает руку, и обтрепанный, пожеванный манжет зажат в зубах.

В моем представлении это дело всего одного дня. Солнце слишком устало, чтобы сейчас всходить. Кровь кап-капает на мерзнущие лодыжки. Я сосредоточен на второй или третьей вене, выбирая место удара, мечтая о том, чтобы ебучие синекрылые малиновки перестали щебетать и сдохли, пока я не законтачил и, наконец, засадил пробуждающий укол, от которого все будет хорошо, день станет сносным, а это тело, эта комната, этот дом окажутся именно на той планете, где я хочу быть.

Да, блядь! Я отошел от зеркала с понимающей улыбкой, венчающей венец творения. Я вернусь… Потом я вспомнил про смыв, пустил воду и промаршировал из ванной почти готовый запеть.

«Сандра, нам надо это покупать! Это место… Солнышко, это место для нас!»

Мой последний миг в нашей старой квартире стал эмблемой новой жизни, которую я начинал. Весь предыдущий день мы провели, пакуя вещи. Передвигая барахло в гостиную для грузчиков, двух жизнерадостных ребят по имени Морис и Беппо, которые оба были даже костлявее меня, однако вполне способные ворочать на своем горбу целые диваны вместе с подушками на пару пролетов вниз. Они не хотели поесть. Даже попить. Им нужны были лишь их сорока-унциевые «кобры», и они наслаждались жизнью.

В то время, еще не подсев на крэк, я не понимал, что сорок унций служили горючим, благодаря которому крэковая машина двигалась как минимум для поддержания кайфа на уровне. Но это не имело значения. По крайней мере, для меня. Топливо есть топливо. И пусть эти двое латиноамериканских парней заявились бы, истекая обильным потом, взмокнув в своих спецовках, едва повернув дверную ручку, не говоря уже о тягании целых столовых гарнитуров, так что с того? Я кое-что знал про химическое питание. Просто не вполне разбирался в том, что предпочитали они.

Весь процесс, ничего удивительного, вызвал потребность в чрезмерной дозе успокоительных. С тех пор, как мы остановили выбор на «У Сильверлейка», у меня появилась прыгучесть лабораторной крысы. Сандра, разумеется, взяла все хлопоты на себя. Не дай бог, я начну заниматься этой сволочной механикой ссуд, процентов, ипотечных ставок и прочего. Нет, благодарю. В день, когда мы были готовы освободить жилье и квартира практически опустела, я вернулся в недобрый час, два или три пополудни, захватить одну-две оставшиеся коробки и проверить, все ли взято. Что мы ничего не забыли.

И вот я здесь, сижу на ящике с забытой столовой посудой, скрестив ноги, насвистывая тему из «Матча», небрежно держа пук зажженных спичек под ложкой, которую мне с божьей помощью удалось откопать под подносом на дне коробки. Тут скорее не ложка, а половник, но черт с ней. Немного засохшей подливки, смешавшейся с героином — не смертельно. Цвет, по крайней мере, один и тот же. Вдруг, так даже мягче пойдет.