Когда соборы были белыми. Путешествие в край нерешительных людей - Ле Корбюзье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда соборы были белыми, никто не считал, что высота – это признак вырождения духа.
10
Полтора миллиона автомобилей ежедневно
«Гордый и мощный план Манхэттена, составленный в период колонизации, образец мудрости и величия, сегодня неожиданно устаревает, потому что появился автомобиль».
Я обещал вернуться к этому вопросу.
Будь то ясный план – как некоторые подобные, например Буэнос-Айреса или Барселоны, – или путаные, вроде Парижа или Лондона, – все они относятся ко временам лошадей и впряженных в повозку волов. Тогда двигались со скоростью шесть километров в час. Перекрестки через каждые пятьдесят или сто десять метров считались нормой.
Накануне своего возвращения во Францию я ужинал с супрефектом полиции Нью-Йорка. Ему хотелось озадачить меня: «Сколько автомашин, – спросил он, – ежедневно проезжают по нью-йоркским улицам?» У меня не было желания попасть впросак. Поэтому я не сказал пятьдесят тысяч. Я ответил: два миллиона. – «Вот поразительно, вы правы: если точно, то полтора миллиона».
Вот, читатель, точность, которая не нуждается в комментариях.
Грозные зеленые и красные огни автоматического светофора внезапно блокируют десять километров авеню и дают возможность излиться более чем сотне улиц; они распространяют свою диктатуру на весь городской и пригородный регион и страшно нервируют. Меня это раздражало, угнетало. Я буквально становился больным. Спасения нет – как в Нью-Йорке, так и в Париже – если в ближайшее время не будут приняты меры в масштабе автомобильного движения.
Седьмого ноября постоянно шел дождь; мостовые скользкие; движение полностью остановилось. Назавтра газеты были перевозбуждены. Похоже, у них это хроническое состояние. «Требуется, – говорилось в них, – незамедлительно принять решение». Например: остановим производство автомобилей в следующем году! (Форд ежедневно выпускает в эксплуатацию шесть тысяч!) Автомобильная промышленность – самая крупная в США. Вот повод для лихорадки! Кроме того, снова, через десять лет с регулярными промежутками, предлагается «подвесить» пешеходов, построить для них надземные переходы.
Наивность и легковесность сознания. Ведь не несчастные же и покорные бесчисленные пешеходы виноваты в этих злоключениях; они всего лишь мелкая дополнительная помеха: когда гаснут красные огни светофора, они бросаются вперед вместе с машинами, которым только что открыли дорогу. Проблема вовсе, совершенно, не в пешеходах. Проблема в слишком частом пересечении автомобильных потоков. Красный сигнал светофора то и дело блокирует движение. Вся беда в бесчисленных перекрестках улиц и авеню, как в Париже причина несчастья в бесконечных пересечениях на коротком расстоянии сложного и тесного кольца улиц. Мчащийся на бешеной скорости автомобиль не может существовать в подобной дорожной сети. Необходима другая. Повсюду это представляет серьезную проблему нового времени: создание сети автомобильных дорог с гораздо большим размахом звена. Я предложил сеть с «шагом» в четыреста метров. Тогда перекрестки будут удалены друг от друга достаточно для того, чтобы стало возможно возведение эстакад, необходимых при разнице уровней; тогда на пересечениях исчезнут заторы; автомобили без остановок будут двигаться в одном направлении.
Назавтра после того дождя нью-йоркские таксисты жаловались: «Мы не можем заработать на жизнь». В предыдущий вечер на то, чтобы доставить клиента до места назначения, им потребовался час, а то и больше.
И наконец, вообразите себе катастрофу, вызванную здесь слишком маленькими и слишком многочисленными небоскребами. Блоки, кварталы между улицами и авеню, то есть площади под застройку, – это крошечные участки. По общепринятым традициям небоскреб, как и дома во всех городах, возвышается отвесно над улицей, прямо у края тротуара. «Небоскреб» – это «офисы», «предприниматели», «автомобилисты». Сотни автомобилистов паркуются у подножия небоскреба? Да там же недостаточно места, там вообще нет места. Нам, парижанам, хорошо это знакомо. Взять хотя бы наш деловой квартал Оперы или Елисейских Полей. Это ад кромешный. Это невыносимо. Городские власти заявляют: «Никакое средство не поможет!» Париж болен, но Нью-Йорк парализован в уличном движении. Небоскреб не должен быть кокетливой эгреткой, возвышающейся над проезжей частью. Это чудодейственное орудие сосредоточения, которое следует устанавливать посреди обширных пустых пространств. Насыщенность небоскреба и свободное пространство у его подножия составляют нерасторжимое единство. Одно без другого – это катастрофа. И она коснулась Нью-Йорка!
11
Ни одного дерева в городе
Ни одного дерева в городе! Вот именно.
Дерево – друг человека, символ любого органического творения; дерево – образ всестороннего созидания. Чарующее зрелище, возникающее перед нашим взором в безукоризненном порядке самых замысловатых арабесков; математически выверенная последовательность ветвей, каждой весной выбрасывающая новую раскрытую ладонь. Листья с так четко прочерченными прожилками. Покров над нами, между землей и небом. Щедрая защита вблизи от наших глаз. Приятная дистанция между нашими сердцами и глазами и возможная геометрия наших жестких конструкций. Драгоценный инструмент в руках градостроителя. Высшее выражение сил природы. Присутствие природы в городе, вокруг наших трудов и развлечений. Дерево, тысячелетний товарищ человека.
Солнце, пространство и деревья – их я признал основными орудиями градостроительства, носителями «главных наслаждений». Делая подобное утверждение, я хотел вернуть человека в его города, в самое сердце его естественной среды, его основных чувств. Лишенный деревьев, он оказывается один среди ухищрений своих же собственных творений; правомерно, что порой, в некоторых торжественных случаях, он самоутверждается со всей точностью, чистотой и силой своих геометрических построений. Но лишенный деревьев в своих городах, в многочисленных ситуациях, когда ничего не согласовано, когда всё неприглядно и грубо, он грустит от своей наготы и бедности, ощущает растерянность среди ненадежности отсутствующего порядка, среди произвола гибельной неразберихи.
Однако в самом центре Манхэттена сохранили Центральный парк.
Вам нравится обвинять американцев в меркантильности? Я был восхищен твердостью властей Нью-Йорка, которые в центре Манхэттена сберегли гранитные скалы и деревья, парк площадью в четыре с половиной миллиона квадратных метров.
Парк окружен самыми прекрасными строениями – apartment-houses – многоэтажными кварталами, блоками, или небоскребами – все окна которых выходят на столь неожиданный простор: сказочная и уникальная ситуация в городе без