Мерзкий старикашка - Алексей Герасимов

Родич-то обо всем этом, наверняка догадывается, и с ним однозначно будут серьезные проблемы.

— Вот старый кобель! А чего ж Тимарианский князь тогда только о жизни царевны просит, а о его — нет? Думает, что помолвка, это еще не брак, и расторгнуть ее не так сложно?

— Может и так, — настоятель снова полуприкрыл глаза. — К тому же, хотя давно такого уже не бывало, земли мятежных князей цари, большей частью, раздавали своим верным вассалам, выступавшим вместе с ними против врагов.

Это потому что в те седые времена цари были первыми среди равных и одной лишь их дружины могло не хватить для победы. А Лисапет по матери, кстати, тоже из ливариадийских сеньоров и права на княжество предъявить может. Так что желающие эти земли раздербанить, мягко говоря, обломятся.

— Ну и потом, — продолжил Тхритрава, — выступив против князя Ливариади новый правитель будет вынужден очернить память Кагена, объявив его узурпатором, с чьим приспешником он решил покончить. А покойный царь весьма почитаем в народе, а также среди мелкого и среднего дворянства. Мудрый государь так не станет поступать.

— Ой, отец-настоятель, да я тебя умоляю! — фыркнул я. — Был бы человек, а вина найдется. Не сразу — так через год. Тоже мне нашел проблему.

— Может и так, а может и нет, — глава монастыря чуть улыбнулся. — Ты послание-то читать станешь? А то может тебя и это предложение не устроит?

— А? Да, действительно, — я аккуратно, чтобы оттиски можно было потом опознать, взломал печати. — Посмотрим, что там за условия.

Сейчас мы их проверим, сейчас мы их сравним…

Генералы оказались не в пример скромнее «двенадцатибоярщины», а в чем-то и подальновиднее даже. Разливались мысию по древу о своих верноподданнических чувствах (прям хоть статью за оскорбление таких чувств вводи, ей-ей, так жалостливо написано), ябедничали на гражданских чиновников, которые и раньше-то положенную армейцам деньгу зажимать норовили, а сейчас уже больше месяца как на выплату жалования ни абаза не приславших (дураки бы они были, кабы своих политических конкурентов в такой момент финансировать стали), что грозило бунтом среди солдат. «Вернейшие из слуг царского престола», как эта пара себя называла, сообщали, что покуда выплатили жалование из собственных карманов, выражали надежду, что казна им это компенсирует, а впоследствии выделит армейское довольствие в совершенно отдельную, подчиненную им, а не казначею, структуру. Ну да, обидно им, что воровать сразу деньги не получается, и надо напрягаться, отжатое и списанное продавать еще куда-то там…

Втроем уже сообщали, что не только гвардия, но и каждый солдат просто спят и видят Кагенова брата на престоле Ашшории, всяческую поддержку сулили, обещая прижать всех недовольных к ногтю и со сдержанным оптимизмом выражали надежду, что царь не забудет деяний истинно преданных и оделит их землями за старания. В будущее смотрят, финансовой силы восхотели — одобряю. Где бы на них только земель набрать? Свои раздавать, так скоро по миру пойдешь.

Под конец письма князья снова вспоминали про своего подельника, «носителя многих достоинств, чьи заслуги перед троном несомненны» и «безусловно достойного того, дабы добрый и справедливый царь даровал ему достойную награду». Ну, Латмур хоть во владетельные не лезет, понимает, что такое может шибко оскорбить остальных пэров. Благоразумие требует вознаградить капитана своей гвардии (с чего бы это Каген, интересно, не озаботился?) и посулить перспективы дальнейшего роста для наследников. Перспективы, они ж хороши чем? Не доживу я до них нифига.

Вообще, с этим войсковым триумвиратом дело иметь, как мне кажется, можно. Одна печаль — на штык очень удобно опереться, но вот сидеть на нем… Не с моим геморроем. Надобно и с гражданскими как-то отношения налаживать. А как?

— Предложение хорошее, — я уронил свиток на стол. — Почитать не хочешь, отец-настоятель?

— Ни к чему это. — Тхритрава неспешно поднялся. — Мне, как лицу духовному, сии мирские дрязги неинтересны, о душах братии и прихожан заботиться надобно. Не все, правда, проявляют должное рвение, но вот, например, Зулик Тимарианский выказал желание провести сегодня всенощное бдение в зале Небесной Дюжины. Знака свыше ожидает.

— Очень похвальная набожность, — кивнул я. — Возможно, я ненадолго присоединюсь к нему в этом его порыве. Помолюсь, обрету успокоение… Да и случись с ним какое явление, князю же свидетель, поди, понадобится. Настоятель монастыря тоже неплохо на эту роль подошел бы.

— Если чудо случится в нашем монастыре, я об этом узнаю, — одними губами улыбнулся Тхритрава, и вышел из кельи.

А, ну это конечно. В том помещении акустика хорошая, а если подслушивать с галерей, так тебя в темноте и не разглядишь ни за что. Молодец. Если вдруг увидишь чего лишнего (например, как князь брату Прашнартре голову отворачивает), так ты спал.

В просторном, освещенном всего несколькими бумажными фонариками зале Небесной Дюжины, — центральном помещении первого яруса центрального же храма монастыря (прямо над этим залом расположился еще один, размерами не меньший, посвященный Святой Троице, что по замыслу архитектора видимо должно было иллюстрировать пословицу «И даже боги живут под Солнцем»), — князя Тимариани я разглядел не сразу. Пришлось приглядываться.

Обнаружился он отчего-то у статуи шестирукого гермафродита, Шалимара Разрушителя, отвечающего за войны, мор, глад, тому подобные неприятные вещи, а так же, как нетрудно было догадаться глядя на некоторые части статуи, за мужскую силу и вскармливание младенцев. Особенно за мужскую силу, конечно, если монастырскому изваянию верить.

— Я прочитал второе послание, князь, — сказал, приблизившись, я, зажег ароматическую свечу от углей в жаровне для малых жертвоприношений и установил ее среди огарков на алтаре. — О, Шалимар, даруй мужам Ашшории силу, женам — молока, а все прочие свои дары отдай нашим соседям.

— И что ты на него ответишь? — Зулик прислонился к колонне и сложил руки на груди.

— Я склонен принять предложение князей Коваргини и Самватини, а также Латмура Железная Рука. Думаю, тебе известны их пожелания.

— Да, в общих чертах, — он кивнул. — А…

— Вот в общих чертах и приму. А что касается тебя, князь Тимариани, твое желание с моим полностью совпадает. Царевичам нужна мать, и убивать ее, значит превратить их в озлобленных на весь белый свет зверят. Не думаю, что Ашшория может позволить себе подобных монархов, желающих из детской обиды залить ее кровью князей и сподвижников прошлого царя. Нет, умерщвлять Валиссу было бы с моей стороны недальновидно в высшей степени. И будущему своему свату, Скалапету Ливариадийскому можешь отписать, что смерти ни его, ни кого-то из его родичей, я не желаю. Это, кстати, правда.