Инквизиtor (СИ) - Домина Елизавета

Мужчины выпили. Мирон продолжил.

― Дружба там иная: с гнильцой человека сразу видно. Идёшь и не знаешь, с какой стороны ожидать: от своего или за врагом смотреть. Я в госпиталь когда попал, очнулся, а спать не могу. То боль, то ожидание угрозы. Там парень лежал со мной, Егор. Странный был немного, хотя, что я говорю, все мы оттуда вернулись другими. Так вот он всё про знахаря рассказывал в своей деревне. Мечтал: мол, выпишусь, поеду к деду Макару, он поможет. Я тогда веру уже во все потерял. Одно грело ‒ вернусь домой, отчима выгоню, буду матери сам помогать. Пить бы бросила, хозяйство завели. Когда выписывался, Егор мне адрес деда этого, на листке написал. Я бумажку в карман положил и забыл о ней совсем. Когда пепелище дома своего увидел, думал всё, не перенесу! Душа так металась, что жить не хотелось. А руку в карман засунул, листок этот и нащупал. Вот и решил: если сам в своей жизни разобраться не могу, так пусть, хоть поживу у деда этого, помогу старику. Купил водки, напился, чтобы хоть как-то в поезде заснуть. И уехал. Знать, не знал, есть ли знахарь этот или Егор выдумал его.

Мирон сошел с поезда рано утром: остановка всего три минуты ‒ ни вокзала, ни станции, чтобы спросить у кого, как найти деревню эту. Только узкая тропинка насыпи гравия. Вышел на асфальтированную дорогу: машин нет, указателей нет. В этот момент ощутил обречённость фразы «идти, куда глаза глядят». Он шёл. Просто шёл, пустота накрыла его полностью, не хотелось ни кричать, ни плакать. Просто шёл.

Пушистые лапы елей над дорогой. Деревья с зеленеющей листвой. Запах сырой земли прохладой окутывал из леса. Мирон лишь сейчас задумался: в мире весна. В эту пору сложно встретить в лесу людей, ягоды ещё не поспели. Но если есть дорога, она обязательно приведёт куда-то. Обычно рядом с остановкой поезда населённый пункт всегда есть, но, видимо, он пошёл не в ту сторону. Одно радовало ‒ утро раннее, до темноты доберется до ближайшего населённого пункта. Послышался шум приближающейся машины. Мирон вытянул руку, в надежде, что водитель, заметив его, остановится. Старенькая шестёрка притормозила, со скрипом.

― Тебе куда? ― пожилой мужчина заинтересованно осматривал пешехода.

― Здравствуй, отец, к деду Макару мне, деревня тут рядом должна быть. ― Мирон замер в ожидании ответа.

― А так, сынок, тебе напрямки, через лес идти надо! ― мужчина вышел из машины. ― Тут пролесок небольшой, минут двадцать хода, а там выйдешь, кладбище местное на холме сразу увидишь, вот и иди в сторону него. А как в деревню войдёшь, тебе местные расскажут, как найти дом его.

― Спасибо, отец! ― Мирон, услышав подтверждение, что знахарь не выдумка Егора, обнял крепко мужчину.

― Да не за что. Иди, сынок.

Машина с шумом завелась. Оставив после себя облако пыли с обочины вперемешку с запахом выхлопа, скрылась за горизонтом. Мирон поправил свой рюкзак, нашёл участок леса посуше и вошёл в объятья хвойных лап. Под ногами трещали сухие ветки, проминался опавший игольник. Запахи и звуки природы наполнили мужчину силой, пробуждая остатки веры. Присел на землю, облокотившись спиной о шершавый ствол ели, пахнущий смолой. Убедившись, что рядом нет никого, запрокинул голову вверх, через листву просвечивалось ясное небо. Хотелось орать так, чтобы сила природы помогла ему высвободить пустоту, поглощающую его душу. Но он просто заплакал. Лёг на землю, вминая головой, отсыревшие после таянья снега, прошлогодние листья. Почувствовав, как земля, словно всасывает тяжесть с души, перевернулся на спину. Ветви деревьев, покачиваясь, пропускали скудные лучи весеннего солнца. Закрыл глаза. Вспомнил время, когда мама его обнимала ‒ это было так давно. В далёком детстве, она была совсем другой. Простился мысленно. Встал, отряхнулся, отправился в путь.

Впереди появились скромные кресты деревенских захоронений. Лысый холм песчаника, рядом с которым свежевыбеленные избы с черепичными крышами. Невысокие деревянные штакетники говорили о том, что люди тут не ведали страха посторонних или воров. Донёсся сладкий аромат цветущей черемухи из садов. Гуси с гоготом шли по проезжей части, расправляя крылья при встрече с незнакомцем. Резные ставни окон с ажурными белыми занавесками. Ухоженность двориков, побеленные стволы деревьев. Мирон погружался в чувство покоя и умиротворения. Продуктовый магазин «Заря», рядом с которым почта. Почта ещё была закрыта, в магазине стеклянные витрины советских времен со скудным ассортиментом.

― Есть кто?

― Есть, ― из подсобки вышла женщина лет тридцати пяти. ― Открылась только, что хотел?

― Здравствуйте, я деда Макара ищу, знахаря вашего.

― Деда? ― женщина улыбнулась. ― Ох, не любит он, когда его так называют.

― Так, есть тут такой у вас?

― Есть, конечно, он живёт в доме за холмом. А ты к нему на день или надолго?

― Да как разрешит. Меня Мирон зовут.

― Красивое имя у тебя, а я ‒ Наталья.

― Взвесьте мне колбасы докторской полкило и хлеба свежего.

Наташа ловко отрезала полпалки колбасы, положила на стальную поверхность синих весов. Стрелка, пошатавшись, остановилась ровно на пятисот граммах. Завернула в бумагу, достала с полки буханку белого хлеба.

― Тебе колбасу порезать? С дороги, видно, по пути захочешь.

Мирон вспомнил, что ел в последний раз больше суток назад. Запах свежего пшеничного хлеба и докторской колбасы пробудили аппетит.

― Если можно! Спасибо.

Рассчитался, вышел на улицу, оторвал горбушку хлеба, развернул колбасу. С таким удовольствием он давно не ел. Дом за холмом нашёл сразу. Вопреки его ожиданиям, это не была разваленная избушка старца. Двухэтажный сруб с большими окнами и постройками рядом. Постучал, навстречу выбежала немецкая овчарка, лаем оповещая хозяина о визите незваного гостя. На крыльце появился мужчина лет пятидесяти, косая сажень в плечах.

― Вам кого? ― крикнул он.

― Я к деду Макару.

Мужчина спустился с крыльца, подошёл к воротам.

― Берта, фу, свои! ― открыл, запуская Мирона во двор.

― Заходи, раз пожаловал! ― окинул взглядом солдатские берцы и рюкзак. ― Ты с войны что ли?

― Да, мне к знахарю надо: сослуживец сказал, есть у вас дед Макар.

― Я и есть Макар, ― протянул ладонь навстречу. ― Дедом меня детишки зовут, а ты зови просто Макар.

― Мирон я, ― протянул руку в ответ. ― Только я думал, сгожусь, чем в помощь, старику одинокому, а тут и не знаю теперь, как помощи просить. Отблагодарить вроде как нечем.

― Ты, свою благодарность отдал уже там, Родине. Чем могу, помогу. Пойдём завтракать, а там видно будет, кто на что сгодится.

Так Мирон остался у знахаря. Макар научил парня, как жить с новым мировоззрением, охотились вместе, на рыбалку ходили, баню топили. Забота, понимание, травы и заговоры сделали своё дело. А по осени, когда знахарь понял, что боль души утихла, и готов Мирон жизнь новую начать, проводил парня в Облачный город.

― Ну вот, Макс, такая история. У нас до поезда час, пора ехать на вокзал.

― Эх, Мирон. А Егор-то тот из больницы в деревню вернулся?

― Так не знал никто в деревне никакого Егора. Не забирали у них ребят молодых на войну.

― Как так?

― А вот так, брат. После всего, что я прошёл, верить начал в то, что мир ‒ это не просто стул, стол и то, что потрогать можно. После наставлений Макара тут и пригодился в отделе. Без него бы спился в подворотне или руки бы на себя наложил.

Мирон стоял на перроне, глядя вслед уходящему поезду. «Надо навестить могилу матери, памятник поставить» ― подумал он, понимая, что фото после пожара у него не осталось. Да и толку возвращаться туда, где его считали убийцей. Захотят друзья, двери его дома всегда для них открыты. А в посёлок он больше не вернется.

Табор

Мирон с перрона вошёл в просторное здание вокзала. Осмотрелся по сторонам. Пассажиры с разных регионов хаотично перемещались с багажом, в поиске нужных касс и выходов к путям. Он сел в комнате ожидания, всматриваясь в лица людей. Роль наблюдателя, для мужчины с активной жизненной позицией, на первых парах работы в отделе давалась нелегко. Сегодня, он растворялся в толпе почти полностью, умиротворяя свою доминантную энергию. Обладающий силой должен уметь контролировать свою власть. Апостол сказал, что задача подчинённого ‒ патрулироватьтерриторию, почему бы не сделать это на вокзале? Работа помогала ему отвлечься от воспоминаний прошлого, вот и сейчас, после тяжелого разговора с Максом, Мирон хотел забыться в созерцании чужих миров.