Биробиджанцы на Амуре - Моисей Гольдштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эх, коник, закачу же я им рапорт! — произносит она вдруг во весь голос.
И, весело хлестнув коня, пускается галопом по ярко освещенной дороге.
Кусок золота
1После полудня, когда солнце крепко пригревало спины золотоискателей, Мендель почувствовал, что ему «не по себе», и отпросился домой.
— Голова, — сказал он бригадиру, указывая на сдвинутую шапку… В тяжелых, облепленных грязью резиновых сапогах он вылез из котлована и неверным шагом побрел по направлению к поселку. Люди, работавшие на приисках, поднимали головы и с удивлением смотрели на удалявшегося Менделя:
— Что случилось, Мендель?
Куда это ты, Мендель?
— Смотрите, как он качается!
— Выпил, наверное…
— Да что вы! Куда ему!..
А Мендель, словно речь шла не о нем, подняв плечи и втянув голову так, что короткая шея слилась со спиной, тяжело шагал вперед.
Был ясный июльский день. Воздух заливало ослепительно яркими лучами, мучительно и сладостно резавшими глаза. Впереди в самозабвенной пляске носились мошки, отливавшие всеми цветами радуги. Мендель щурил глаза, морщил усеянное веснушками широкое лицо, шмыгал носом и глубоко вздыхал, будто собираясь чихнуть. Под мышкой у него жгло. Он поминутно ощупывал это место пальцами и что-то там поправлял, перекладывал. Лицо у него при этом бледнело, словно он пальцами касался открытой раны.
Солнце щедро рассыпало лучи, и стекла в окнах отливали золотом.
Детишки играли возле домов. Их веселые голоса доносились до слуха Менделя. Он остановился, огляделся по сторонам, потом сунул руку под мышку и начал осторожно, по-воровски, переставлять ноги. Хотелось, чтобы сейчас его никто не видел, чтобы даже тень его не заметили. И Мендель стал обходить поселок со стороны поля, минуя дорогу, ведущую к домам.
В кустах, оставшихся кое-где от раскорчеванной тайги, он присел перевести дух.
Он обливался потом. По лицу текли грязные капли, Мендель вытирал их рукавом и тяжело отдувался.
До ночи еще далеко. Если бы сейчас вдруг стемнело, он прокрался бы узенькими проулочками к себе в дом. Он страшился человеческого глаза, боялся встретиться даже с Сарой, с собственной женой, а больше всего пугал его двенадцатилетний сын Левка. «Хоть бы он не увидал!» — думал Мендель, лежа в кустах. С Сарой он как-нибудь поладит. Она, может быть, даже обрадуется и скажет; «Ты умница, Мендель!» Он озирается, прислушивается — кругом тихо. Мендель достает из-под руки кусок глинистой массы, повертывает его в руках, обтирает широкой ладонью и откусывает часть своими крупными желтыми зубами. В глинистой массе виднеется красноватый след, будто кровь проступила. «Золото! — думает Мендель. — Настоящее золото!» Но, испугавшись, снова сует его под мышку и оглядывается. Ему кажется, что со всех сторон на него устремлены глаза — огненные, сверкающие, колючие. В страхе он поднимается и начинает быстро шагать. Останавливается. Возникает мысль: «А может быть, отнести начальнику?» Но мысль эта тут же гаснет, и он направляется к своему дому.
Расстроенный, точно подгоняемый кем-то, Мендель вошел в дом. Увидев его, Сара испугалась. Она отпрянула в страхе, когда он сунул что-то под кровать. И если бы Мендель не приставил пальца к губам, она приставила бы палец ко лбу: «Рехнулся?» Сара молча смотрела на его измазанное, встревоженное лицо и отступила перед странным, каким-то чужим блеском его глаз.
— Где Левка? — спросил он, окидывая взглядом комнату.
— Где-то на улице, — ответила Сара, не отводя глаз от мужа.
И хотя в доме никого больше не было, Мендель тихо, шепотом, сказал жене на ухо, указывая глазами на место под кроватью:
— Нашел.
— Что?
— Кусок золота.
— Кусок золота? Настоящего золота?
— Золото. Чистое золото!
— Горе мне, Мендель! — Сара заломила руки и уставилась на него с удивлением и недоверием.
— Почему же горе, Сара? О чем ты горюешь?
— Кусок золота? Нашел? И взял домой?
— Нашел и взял домой.
— Наживешь себе беды, Мендель. Боюсь я, горе мне…
Мендель скользнул глазами по ее лицу.
— Не шуми, женщина, это целое состояние!
— Состояние? — не переставала удивляться Сара. — Я боюсь держать это в доме. Я не хочу. Отнеси. Как можно нам, Мендель…
Мендель стремительно шагал по комнате, в нем все кипело:
— Видали богачку? Х-ха! Швыряется! Как будто это бог знает что, а не чистое золото!
— Но ведь это же позор, Мендель! Подумай! Ведь кто-нибудь из бригады мог заметить. Бог знает, что будет, когда до начальства дойдет.
— Если ты болтать не будешь, — не дойдет. Никто не видал. И, пожалуйста, не шуми!
На этот мирный дом, который, подобно стволу с ветвистыми корнями, прочно стоял на земле, в этот вечер надвинулась темная туча.
Мендель смыл с себя глину, переоделся, сел за стол и взял в руки газету, но читать не мог. Монотонно стучал он пальцем по бумаге и тихо что-то мычал про себя… Сара места себе не находила. Несколько раз она выбегала на улицу и озиралась по сторонам. Ей казалось, что со всех сторон идут к ее дому. Придут, начнут искать и найдут этот проклятый кусок золота. А что будет дальше, она и представить себе не может… Весь поселок сбежится… Ох, позор какой! Лицо у нее пылает, темные глаза наполняются слезами. Она то и дело перевязывает платок на голове, всхлипывает, потом входит в дом. Мендель все еще сидит за столом, барабанит пальцем по газете и что-то напевает. Сара, сделав над собою усилие, подходит к столу. Стоит с минуту, опустив голову, потом кладет руку мужу на плечо.
— Мендель, Мендель!
Мендель приподымает бровь и смотрит на нее.
— Что такое?
— Мендель, а вдруг придут, найдут… Ведь нас перед всем миром на позор выставят…
Мендель машет рукой:
— Кто придет? Никто не придет. Надо только положить в надежное место.
Он встает, подходит к кровати, ложится на пол и хочет достать из-под кровати кусок золота, но вдруг доносится крик, свист, лай собаки… Кто-то вскакивает на ступеньки крылечка…
Сара, ни жива ни мертва, кричит:
— Мендель, идут!
И не успевает Мендель высунуть голову из-под кровати, как в дом влетает Левка со своей собакой Шариком.
— Фу ты, провались вы к черту! — сплюнула в сердцах Сара.
Мендель, обозленный напрасным испугом, вскакивает, хватает палку и хочет выместить свой гнев на собаке, но она, прижимаясь к стенам, прячется под кровать. Левка зовет собаку, чтобы вывести ее из комнаты, но та напугана и не отзывается. Тогда он наклоняется, чтобы вытащить Шарика, но отец хватает его за ногу.
— С собаками возишься! — кричит он. — Сходил бы лучше в клуб, там сегодня кино показывают!
Левка смотрит на отца, на мать и ничего не понимает. Но долго думать не приходится. Он подлетает к двери, распахивает ее, свистит, собака выскакивает следом за ним, и оба исчезают.
— Вот кого остерегаться надо! — произносит Мендель и запирает дверь…
2Сара никак не могла освободиться от тягостной заботы, которую Мендель так неожиданно принес в дом. Она ничего не могла делать. Все время стояла и смотрела в окно. Вечер был такой же тихий и теплый, как и вчера, а ей все казалось, что воздух сперт, что душно. И еще казалось ей, что сейчас затянет небо тяжелыми тучами и грянет страшная буря.
— Завесь-ка лучше окна, — сказал Мендель, — нечего смотреть! Никто о тебе и не думает.
Он стал спокойнее, Мендель. Какое-то озорное веселье напало на него. Он налил в миску воды, поставил ее посреди комнаты, и когда Сара завесила окна темными одеялами, вытащил из-под кровати свой кусок золота и стал его обмывать.
— Ничего хорошего из этого не выйдет! — сказала Сара, тяжело вздохнув.
Он несколько раз меняет воду, трет, чистит, обтирает золото руками, тряпками и, наконец, чистым полотенцем. А когда кусок засверкал, он поднял его над головой и держал в руках словно осколок солнца. Сара подошла к окнам, чуть приподняла одеяло и посмотрела. Вокруг дома тихо. Доносится только шум мониторов и горят электрические лампочки на россыпях. Мендель облизывается, веснушки на лице сияют, серые глаза блестят, а ноздри большого мясистого носа расширились и дрожат.
— Вот, Сара, посмотри — какой кусок!
— Я такого никогда еще не видела! — признается жена и осматривает золото со всех сторон.
— Вот видишь, — с гордостью говорит Мендель и протягивает руку. — Это состояние! Богатство! Ай-ай-ай, — произносит он, почесывая голову, — если бы мой отец имел такой кусочек золота лет пятнадцать тому назад, он жил бы в самом центре города, в самом красивом каменном доме, матери приносили бы в дом самые жирные куски мяса, отца называли бы не Лейзер-погонщик, а богач реб Лейзер, а меня звали бы Менделе — сын богача Лейзера… — Он делает несколько стремительных шагов по комнате и выкрикивает; — Разве богачи у нас были? Оборванцы! Шушера! Ни у одного из них не было такого куска золота, черт бы их батьку с прабатькой взял!