Мишка, Серёга и я - Ниссон Зелеранский

— Как вам не стыдно! — проговорил я, задыхаясь.

Званцев расхохотался.

— Крошка, — сказал он, — показать тебе фокус?

Он обернулся к девушке и неожиданно позвал:

— Цып-цып-цып… Хозяин района, как по-твоему, подойдет?

Я снова попятился, натолкнулся на Сашку Гуреева и крикнул девушке, которая стояла в нерешительности:

— Не ходите! Не надо!

Девушка жалко взглянула на меня, потом на Званцева.

— Ну! — уже грозно сказал ей Званцев.

Девушка неуверенно пошла к нему. Она шла, потупившись, как бы нехотя, но все-таки шла…

— Вот так, — усмехнулся Званцев, беря ее за подбородок.

Как бы хорошо я ни относился к девушкам, в том числе и к Ане, отныне я никогда не смогу забыть, что кто-то может позвать их: «Цып-цып-цып…»

— Гадость, гадость! — закричал я и неожиданно для себя громко всхлипнул.

VI

На секунду все неловко замолчали. Отвернувшись и жалко всхлипывая, я пытался освободиться от рук Кости Борисова, который зачем-то меня обнял.

Если бы я был настоящим человеком, я подошел бы к Званцеву, ударил его по лицу и крикнул: «Негодяй!» Вместо этого я расплакался совсем по-детски и очень глупо.

Вдруг кто-то из ребят, кажется Гуреев, удивленно сказал:

— Глядите-ка!

Строгий женский голос спросил за моей спиной:

— Товарищ Званцев, этот мальчик говорит, что он пришел к вам.

Я оглянулся через плечо. Женщина в глухом черном платье подталкивала перед собой нашего Серёгу. Он держал пальто под мышкой и невозмутимо глядел по сторонам.

— Гоните их всех в шею, — лениво сказал Званцев. — И этот детский сад тоже.

— Идите, мальчики, — строго сказала женщина.

— Доревелся? — зашипел на меня Синицын. — Нюня! Все из-за тебя!

Только тут я понял, что нас выгоняют.

Ребята спускались по лестнице молча.

Я шел последним и представлял себе, как будет смеяться над нами Мишка.

— Как там ваш патруль? — грустно спросил у Сережки Гуреев.

Серёга хмыкнул.

— Что ты к нему пристал, Сашка? — вяло сказал Борисов. — Серёгу не знаешь? Смылся он, и всё тут.

— А что я там мешаться буду? — весело сказал Серёга. — Там и без меня народу хватает.

Уже в вестибюле женщина крикнула вахтеру:

— Проследите, чтобы эти мальчики вышли! — и, стуча каблуками, стала подниматься по лестнице.

Проводив ее взглядом, Сережка обернулся к нам и лукаво подмигнул. Когда у него делались такие хитрые глаза, мы сразу понимали, что он нашел выход из положения.

— Не боись, — шепнул он. — Все законно будет.

— Серёга! — восторженно крикнул Гуреев и, обхватив Иванова, высоко поднял его.

— Тише ты, гудок! — рассердился Серёга.

— Как пройдем? — возбужденно спросил Гуреев, выпуская Серёгу. — Ты знаешь?

— Не знал бы, не говорил. Я тут все обследовал. Только пальто не берите. Пошли на улицу.

Вахтер, увидев, что мы выходим, уткнулся в книгу. Он даже не заметил, что мы без пальто.

Было уже совсем темно. В окнах горел свет. По заснеженному газону мы свернули за угол дворца. Снег сухо скрипел у нас под ногами. Сначала мне показалось, что совсем не холодно. Но уже через минуту стало покалывать пальцы и уши.

За углом было тихо. Казалось, что шумный проспект, с которого мы только что свернули, где-то далеко от нас, а не в какой-нибудь минуте ходьбы.

Сережка остановился у пожарной лестницы, поднимавшейся из сугроба, торжествующе сказал: «Вот!» — и показал куда-то наверх. То ли на окна, то ли на балкончики, лепившиеся по обе стороны лестницы, в каком-нибудь метре от нее.

Гуреев сразу сообразил, в чем дело.

— Здо́рово! — закричал он. Но тут же засомневался: — А дверь с балкона, думаешь, открыта?

— Вопрос! — уверенно сказал Серёга. — Свежий воздух им нужен или нет?

Теперь и мы поняли, что он задумал.

Еще бродя по дворцу, Сергей заметил, что у каждого зала есть свой балкон. И что пожарная лестница проходит как раз у балкона боксерского зала. Вот ему и пришла в голову идея вскарабкаться по обледенелым железным прутьям лестницы до третьего этажа, перепрыгнуть метр, отделяющий лестницу от балкона, и незаметно пробраться в зал. Если мы будем без пальто, нас никто не выгонит.

— Сергей, — азартно сказал Борисов, — я полезу первым, слышишь?

И, не дожидаясь ответа, он начал взбираться по лестнице.

— Это туда лезть надо? — испуганно спросил Синицын. — Нет, я не полезу!

— Не полезешь? — переспросил Серёга, надвигаясь на него. — Ах ты, кусок тряпки! Вазелин! Маникюр несчастный! Лезь сейчас же, а то расщеплю на три части!

— Андрей, не бойся, — проговорил Гуреев. — Я тебя поддержу… Я за тобой следом полезу.

— Ну и пусть! Пусть! — чуть не плача, прошептал Синицын, поднимаясь на первую ступеньку. — Сами отвечать будете.

Я вдруг ужасно разозлился на себя. Какого дьявола, в самом деле! Не буду я таким трусом, как Синицын! Хватит, в конце концов, болтать насчет движения атомов и молекул! Сейчас я шагну к лестнице и полезу.

Подойдя к лестнице, я смело шагнул на обледенелую, скользкую ступеньку и сразу почувствовал, что моя решимость исчезла. Мне захотелось немного повременить. Обернувшись, я сказал Серёге:

— Хорошо, что во дворе никого нет. Правда?

— Ты полезешь или нет? — нетерпеливо спросил Серёга.

— Я лезу, — ответил я. — Разве ты не видишь? — И преодолел еще две ступеньки.

Так мы и стали подниматься. Я делал шаг или два, останавливался, глядя в стену перед собой (смотреть вниз я боялся), и что-нибудь говорил Серёге. Он не отвечал и продолжал карабкаться вверх. Когда я чувствовал, что его руки хватаются за ступеньки возле моего пояса, я говорил поспешно: «Лезу, лезу» — и делал следующий шаг.

Потом наверху начался приглушенный спор. Я поднял голову.

Костя Борисов уже был на балконе. Гуреев стоял еще на лестнице. Нагнувшись и держась одной рукой, он пытался отодрать ногу Синицына от ступеньки. Андрей пыхтел и не давался.

— Шагай сюда! — шипел на него Костя и похлопывал по широким каменным перилам балкона.

Наконец Гурееву удалось спихнуть ногу Синицына. Андрей судорожно шагнул мимо балкона и тихонько взвизгнул. Но Костя тут же поймал его ступню и прочно установил ее на перилах.

— Руку давай! — озабоченно скомандовал он (ногу Андрея, завоеванную с таким трудом, Кобра прижимал к перилам). — Сашка, ну чего ты?

— Не могу! — со злостью отозвался Гуреев, который пытался отодрать руку Синицына. — Сильный, черт!

— А ты ему пальцы ломай, — откуда-то снизу посоветовал Серёга.

— Кусается, сволочь! — пожаловался Гуреев.

— Пусти, — сказал мне Серёга и ловко, как ящерица, юркнул мимо меня.

— Не надо, не надо!.. — сквозь слезы шепотом повторял Андрей.

— У тебя ножа нет? — деловито спросил Серёга у Гуреева. — Чиркнуть по пальцам, сразу разожмет.

— Нету, — ответил Гуреев. — Может, его пощекотать? Он страх как щекотки боится.

— Еще свалится, — сказал Серёга. — Обожди, сейчас я его!

Поднявшись еще выше и устроившись над Синицыным, он ударил его по пальцам каблуком. Синицын завопил и разжал руку. Гуреев сейчас же подхватил ее и сунул в сторону Кости. Несколько секунд Андрей еще простоял распятым. Потом перестал сопротивляться. Через мгновение он уже был на балконе.

— Гарик, тебе помочь? — спросил сверху Серёга.

— Нет, я сам, — быстро отозвался я. При одной мысли об этой помощи мне стало не по себе.

— Как хочешь, — с облегчением сказал Гуреев, и они с Серёгой один за другим перебрались на балкон.

Я остался один. Придвинувшись к краю лестницы, я посмотрел вниз. Земля была далеко. Почему-то она вдруг колыхнулась. Я зажмурил глаза и вцепился в лестницу.

Когда я осторожно открыл глаза, ребята уже толпились у стеклянной двери, которая вела с балкона в ярко освещенный зал. Синицын стоял позади и время от времени вздрагивал.

Мне стало так страшно, что я не мог даже позвать на помощь. У меня просто-напросто пропал голос. Представив себе во всех подробностях свою гибель, я так испугался, что неожиданно для себя завопил:

— Ребята! Дайте же руку!

Борисов оглянулся и, отстранив Синицына, подскочил к перилам.

— Прости, Гарька, — сказал он, протягивая мне руку. — Засмотрелся.

Не помню, как я перелез на балкон. Я действовал словно лунатик.

— Молодец! — сказал Борисов, когда я встал рядом с ним.

Я с упоением пробовал ногой прочный, каменный, толстый пол. Я был так счастлив, что даже забыл про секцию.

Серёга, который ждал момента, чтобы прокрасться в зал, оглянулся и жарко прошептал:

— Ребята, никто не смотрит! Айда!

Мы столпились у входа, и Серёга осторожно нажал плечом на дверь. Она была заперта.