Тропой мужества - Стрелков Владислав Валентинович

Медсестра суетливо приготовила марлю. В этот момент в палатку зашли Павлов и Кошкина. Хирург сразу все понял и кинулся к столу.

– Миша…

– Валерий Семенович, не мешайте! – Сказано было так, что Павлов будто на стену налетел.

– Начали! – и Майский осторожно сжал сердце.

Они повторили цикл три раза.

– Пульс?!

– Нет пульса.

– Еще…

Павлов стоит рядом, его рука ложится на плечо Михаила, готовая отстранить. У изголовья ранбольного фельдшер с наполненным чем-то шприцем, но хирург останавливает Кошкину рукой. Еще три сжатия и вдоха. Сердце в руках вздрагивает. Еще и еще…

– Ест пулс! – радостно восклицает Меримаа, от волнения выпирая свой акцент.

Рука на плече Михаила поощрительно сжимается.

– Ты молодец, Миша! – говорит Павлов. – Я в тебе не ошибся.

У Майского самого сердце чуть не выпрыгнуло на операционный стол. Спокойствия как не бывало. От волнения начали подрагивать руки, и Павлов это замечает.

– Так, Михаил, отпусти сердечко… вот, а теперь отойди.

– Валерий Семенович! – но голос срывается и былой твердости уже нет.

– Это приказ, Миша, – теперь у хирурга сталь в голосе. – Валентина Сергеевна, Меримаа тоже подмените. Мы сами закончим с этим счастливчиком. А вам, молодые люди, – Павлов строго посмотрел сначала на Михаила, а затем на Вилму, – я приказываю отдохнуть.

– Есть отдохнуть, – вздыхает Михаил и устало бредет вслед Меримаа. А сердце еще скачет от волнения. Майский смотрит на подрагивающие руки и невольно улыбается.

«Молодца! – тоже радуется гость. – Хорошо поработал. И нечего так волноваться».

«В первый раз это… – смущается Михаил, – я только слышал о прямом массаже, но не видел никогда. Паша, откуда ты про это знаешь? Ты же говорил, на физфаке учишься».

«Понимаешь, это из-за того, что болею часто. Как точно выразился мой отец – Бог дал мне светлую голову, а здоровьем оделить забыл. Пока по больницам лежал, читал много. В том числе медлитературу. Просто интересно было. Но пригодилось же!»

«Спасибо».

«И тебе спасибо», – неожиданно подумал гость.

«А мне-то за что?» – удивился Михаил.

«За волю, друг. За твердую волю».

«Скажешь тоже…»

В соседней палатке была только Вилма. Всех раненых из нее уже отправили в войсковые подвижные госпитали. Настилы убраны, только стояло несколько плоских ящиков. Их и сдвинули друг к другу, образовав пару хоть и жестких, но вполне пригодных лежаков для отдыха. Не на землю же ложиться. Меримаа принесла стопку одеял, которые свернули и положили под голову.

Майскому очень хотелось поговорить с Вилмой. И не только ему. Внутри, при взгляде на девушку, теплело. И он прекрасно теперь понимал Пашу. Она действительно необыкновенная. Красивая, очень красивая…

«Она мечта!»

«Да, – согласился Михаил, – ты прав. Она прекрасная мечта».

А Меримаа, глянув на парня, улыбнулась, прекрасно поняв чувства, что бурлят внутри Майского.

– Ложись, ухажер. Нам отдохнуть надо.

И прилегла на ящики.

«Эх, – Михаил вздохнул, – она все поняла».

«Женщины! – подумал Паша. – Рентген у них от природы».

Майский растянулся на жестком лежбище и сразу уснул.

Жуков отложил планшет, поднялся с кресла, потянулся, косясь на часы.

– Десять с половиной часов уже.

– Угу, – оторвался от монитора Маргелов. – Долго Паша там.

Сергей взял планшет, подошел к кушетке и поднес экран планшета к лицу Свешникова.

– Дышит, – сказал он, глянув на поверхность. – Интересно – как объяснить подобное состояние? Ведь по сути сознание Паши в прошлом, а тело тут. Как спит, или как будто спит, но это вовсе не сон.

– Сон – это не сон, а про не сон, что это пересон, а пересон – не сон… – процитировал Маргелов фразу из старого фильма. – Может, это типа летаргия какая-нибудь?

– Летаргия – это вообще из другой оперы, – ответил Жуков. – Это больше похоже на компьютер без операционки, один биос в работе.

– Кстати про летаргию! – неожиданно воскликнул Вася. – Я как-то читал про людей, проснувшихся после летаргического сна. Так они вдруг начинали говорить на мертвых языках или рассказывать о событиях, случившихся очень давно, практически в древности, причем очень подробно описывали эти события. Порой то, что они рассказывали, при тщательной проверке подтверждалось!

– Не факт, – хмыкнул Сергей. – Но если все-таки это правда, то получается, что сознание при определенных условиях может путешествовать по времени.

– А наш томограф создает такие условия, – подхватил мысль Вася. – Причем как-то целенаправленно. Как еще объяснишь одну и ту же дату попадания сразу у троих?

– Причины надо искать, – пожал плечами Жуков. – Может, при программировании чего накосячили. Возможно, не только при программировании.

Сергей вновь подошел к кушетке.

– Да, причины надо искать, – повторил он, беря Свешникова за руку. Приподняв ее, отпустил. – М-да… жизнь на одном биосе.

– Кстати, – вновь оторвался от чтения Маргелов, – физиология-то никуда не делась. И это проблема. Большая. Ведь первое, что я захотел, как вернулся в тело, это в туалет. А потом еще воду хлебал. Сушняк дикий, как с перепоя.

– Может, от того, что рот был открыт, – предположил Сергей, глянув на Свешникова. – У Паши тоже вон нараспашку.

Он прикрыл рот друга, но тот опять медленно приоткрылся.

– Хоть подвязывай.

– Можно и подвязать. И эту кушетку убрать. Для обычного обследования она еще ничего, а долго лежать на ней… – и Вася поежился, – я все себе отлежал.

– Может, попробовать «разбудить» Пашу, а? – спросил Жуков.

– Как? Отключить программу? А вдруг сознание в прошлом останется?

– Черт! – Сергей присел рядом с кушеткой. – Может, традиционно как-нибудь разбудить, будильником или водой плеснуть? – Жуков взял Свешникова за предплечье и потряс. – Паша… Паша, проснись!

– Оставь его. Думаю, лучше подождать. Займись пока сбором нужной инфы.

Михаил вскочил с ящиков, ничего не понимая. Еще витали перед глазами остатки непонятного сна, а в ушах больно звенело от грохота. Кто-то сильно ткнулся в бок. Это Вилма с круглыми от страха глазами вцепилась в его руку.

– Наружу, живо! – проорал Майский не своим голосом.

Они выскочили из палатки, и сразу стало ясно. Это не артобстрел, как подумалось сначала. Это налет. Под жуткий вой с неба пикировали самолеты с характерным изломом крыла. Почему характерным? Странно, но Майский никогда таких не видел, и в самолетах совсем не разбирался, однако почему-то знал – это «Юнкерс-87», он же «Штука», он же «певун» или «лаптежник».

От пикирующего штурмовика отделилась темная капля и понеслась вниз.

– Ложись! – и вновь чужой голос.

Будто сам не свой, как бы еще не проснувшись и не веря глазам, Михаил схватил девушку в охапку и бросился на землю, укрывшись за толстой и корявой березой.

«Ты долго будешь тупить? Тормоз!» Эта мысль прорвалась в голову одновременно с взрывом. «Я еле тебя добудился, дурень. Еле с телом управился, пока ты тормозил».

И только теперь Михаил наконец сообразил. Это все гость, то есть Паша управлял телом, пока собственное сознание «тормозило». Очень правильное определение, подумалось ему.

Начало покалывать руку и ногу. Отлежал, дремля на правом боку, но это не помешало приподнять голову и посмотреть вверх. Нарастающий вой вновь заставил ткнуться в прошлогоднюю прелую листву. Вилме повезло больше, она на траву упала. Михаил уже сам прижал девушку к земле. Вилму трясло. Вой падающего в пике самолета пробирал до самых костей. Хотелось вскочить и бежать от этого ужаса, но властная мысль «Лежать!» цепко держала его собственное тело.

Разрыв бомбы встал недалеко, совсем рядом. Уши заложило глухим звоном. Но он услышал, как осколки впиваются в стволы берез.

Самолетный гул стих неожиданно. Наступила непривычная тишина, даже канонады не слышно. Или он просто оглох? Рядом всхлипнула Вилма. Это значит со слухом все в порядке. Михаил поднялся и помог встать Меримаа. Девушка постоянно вздрагивала. Майский осторожно привлек ее к себе и обнял.