Делать мнение: новая политическая игра - Патрик Шампань
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы так надолго остановились на обзоре этой работы прежде всего потому, что она представляет хорошее теоретическое оформление политической реальности, полезное в качестве введения к опросам общественного мнения; и еще потому, что она позволяет ясно обнаружить противоречия этого понятия до того, как практика опросов упрячет их за наукообразный фасад, перед которым постулаты политического типа станут превращаться в научно неоспоримые истины. Действительно, у Сови можно найти традиционную тематику, которая применялась еще с конца 18 века: общественное мнение есть политическая сила, обойти которую невозможно, но которая непроизвольно является ошибочной; ответственные за это ученые и правительственные деятели должны корректно информировать о нем и проводить разъяснительную работу, чтобы уберечь от проявления страстей и предосудительного толкования. Недавняя история никак не располагает автора к оптимизму, который мог еще быть характерным для "философов Просвещения": он констатирует, что развитие техники пропаганды и государственной информации было отдано на службу тоталитарным режимам и что даже при демократии, заявляемое общественное мнение, которое опирается в большей или меньшей/86/ степени на глубинное общественное мнение и его усиливает, плохо осознано и часто монополизировано группами давления, которые располагают существенными материальными средствами и громко о себе заявляют с тем, чтобы защищать свои частные привилегии, а не "общее дело". Тем самым автор демонстрирует на протяжении всей книги некоторое как политическое, так и концептуальное затруднение по отношению к этому понятию: он не может по-настоящему примкнуть к этой политически легко обманываемой или обманывающейся силе, не имея возможности самому открыто высказаться в поддержку правительства ученых, которое было бы очень элитарным и далеким от демократических ценностей; он высказывает пожелание, чтобы "заявленное общественное мнение" было представительным по отношению к "глубинному мнению", сожалея (и выбранный пример здесь очень показателен), что мнение увечной, ничего не знающей старушки значит столько же, что и мнение сведущего специалиста.
Это реалистичное, покорившееся судьбе, пессимистическое и лишенное иллюзий видение общественного мнения в тот период существует параллельно с нормативным видением, достаточно традиционным, но более оптимистичным, и более "метафизическим", таким, какое мы чаще находим у юристов, философов правоведов (у преподавателей гражданского права, в частности) и это видение связано с идеологией "общественной службы" и государственной службы. Как пишет об этом публицист Жорж Бурдо в статье, которую он посвящает; этому понятию в Encyclopedia Universalis (1968, том 12), "общественное мнение", по крайней мере, "настоящее", то есть то мнение, которое может быть корректно принято в политической теории демократии и которое может преподаваться на факультетах права будущим "служителям государства", не является (не должно быть) требованием, от которого ждут немедленной и личной выгоды, а "духовной или сердечной потребностью". Оно содержит "личное суждение" и "усилие рефлексии": оно является общим и предполагает некоторую дистанцию по отношению к субъектам, которые ему подчинены. Здесь должен возобладать рассудок, а не мнение какой-то частной группы. Короче, это "позиция свободного духа, который преодолевает социальную обусловленность". Предполагается, что "общественное мнение" выходит на уровень коллективного, когда формируется разными индивидами, которые его согласуют исходя из одной и той же установки: это интеллектуальная и рациональная точка зрения индивидов, которые прямо не заинтересованы поднятой проблемой./87/
Общественное мнение: "хорошо обоснованная иллюзия"
Только что предпринятый краткий исторический обзор позволяет лучше обнаружить именно те политические козыри, которые неизбежно скрываются за борьбой, нацеленной на навязывание легитимного определения. Главное, он позволяет увидеть, что в этой области не может существовать "научного" определения, а может быть только социальное определение. То, что существует, это лишь более или менее дифференцированная совокупность агентов борьбы, пытающихся навязать свое (как правило, предвзятое) определение "общественного мнения". Это понятие, которое занимает центральное и стратегическое положение (в качестве принципа легитимности) в функционировании политических полей демократического типа, принадлежит к области политической метафизики, а не к таковому социальной науки. Институты политических наук всегда были составляющей частью системы агентов, участвующих в определении, производстве или манипуляции категорией "общественного мнения", даже если по существу их участие долго оставалось менее заметным, чем сегодня. Действительно, вплоть до начала 60-х годов, исследования общественного мнения, проводившиеся специалистами по политической науке, в какой-то мере вытекали из социально детерминированного определения общественного мнения: они во многом касались "групп давления" и состояли в изучении стратегий этих активных и организованных меньшинств (лобби), которые пытались оказывать давление на политические институты (Парламент и правительство), устраивая, в частности с помощью кампаний в прессе, более или менее искусственные движения "мнения". Эти исследования четко отличались от исследований, проведенных в рамках электоральной социологии, которые имели собственную традицию и строго ограничивались изучением политического голосования.
В начале 60-х годов произошел серьезный символический переворот, совершенный совокупностью агентов, заинтересованных в выдвижении псевдонаучного определения "общественного мнения", которое мы хорошо знаем сегодня. До того времени это понятие оставалось размытым по своему смыслу и неопределенным с точки зрения своего измерения. Не было однозначного, универсально признанного определения/88/ общественного мнения, а существовала только совокупность соперничающих определений. Начиная с 70-х годов оно стало понятием с политически бесспорным содержанием. Когда Жан Сищель, основатель Французского института общественного мнения, с видимой интеллектуальной скромностью заявлял, что "общественное мнение" было, в конечном счете, тем, что измеряли опросы общественного мнения*, он в реальности лишь имплицитно признавал отсутствие научного основания этого понятия, и одновременно приносил свой университетский авторитет в поддержку возникновения нового коллективного верования, делающего институты опросов единственными инстанциями, способными сказать, что есть "общественное мнение".
На первый взгляд все предыдущие концепции общественного мнения как будто бы были сметены технологией опросов, которые окончательно утвердились в конце 60-х годов вместе с различными их "спутниками" (в частности, с советниками по коммуникации и с политическим маркетингом), в то время как политические лидеры параллельно учились, как пользоваться новыми СМИ (радио и телевидением), которые должны были воздействовать на общественное мнение. После того, как долгое время ФИОМ был единственным институтом опросов, у него появились конкуренты (Софрес в 1962, БВА в 1970. ИПСОС в 1975, Луи Харрис в 1977, и ЦСА в 1983 году), руководители которых, впрочем, часто были выходцами из материнского предприятия. Сегодня одна из главных характеристик этого поля борьбы состоит в той исключительной роли, которую в нем играют коммерческие исследования и в том факте, что это понятие становится объектом определения, претендующего на научность, и предполагающего кодирование и специфическую процедуру исследования. Предыдущее политическое представление (одновременно литературное, расплывчатое, интуитивное, качественное и относительно непроверяемое), которое было доминирующим до начала 70-х годов и допускало некоторую игру в суждениях, отныне почти полностью вытеснено представлением институтов опросов.
Фальшиво "научная" точность, в которую отныне рядится понятие общественного мнения, в то же время не запрещает традиционные идеологические использования. Семантический анализ дискурсов прессы с избытком демонстрирует, что/89/
* Он имплицитно отсылает к известному определению "интеллигентности", данному в начале века Бине, который говорил, что он называл условно "интеллигентностью" то, что измеряли тесты, которые он проводил.
журналистко-политическое исследование этого понятия остается неопределенным и противоречивым, оно продолжает играть роль некоего "поливалентного оператора" в политическом дискурсе: в зависимости от случая "общественное мнение" является простым наблюдателем политической игры, который как хор в античном греческом театре сопровождает действие актеров смехом или слезами; или это полноправный политический актер, которого нужно слушать, поскольку его волю, всегда справедливую по определению, должно уважать; или это еще коллективный актер "на вторых ролях", который может быть обманут (или который сам может обмануться); политические деятели, которые должны представлять народную волю, не должны ограничиваться следованием за "общественным мнением", но должны также его исправлять и перевоспитывать, если само оно заблуждается [16].