Падение Римской империи - Питер Хизер

Теперь главной задачей Фемистия было соответствующим образом рассказать сенату о заключенном с готами мире. Прекращение ежегодных выплат готам он представил как большой выигрыш Римского государства. Но это было преувеличение. В течение столетий государство использовало дары для того, чтобы превращать местных царьков в своих клиентов. Мы бы назвали это «иностранной помощью». Большим проигрышем для Рима, о чем Фемистий не упоминает, было то, что отныне империя не могла привлекать отряды готов для борьбы с Персией. У Фемистия все выглядело гладко. Яркая сцена изъявления готами покорности всемогущему и миролюбивому Валенту была рассчитана на римскую аудиторию. И ораторская бравада, судя по всему, оказалась удачным трюком, поскольку два современных источника изображают мирный договор как удачное завершение войны. Валенту удалось сохранить лицо{70}.

Однако для целей нашего исследования куда важнее рассмотреть события за дымовой завесой Фемистия. Невозможно узнать хоть что-нибудь о том, что думал Атанарих, поскольку о его истинных целях римские источники не сообщают, однако он, очевидно, не был обычным варваром, соответствовавшим идеологическим представлениям римлян о «другом». Он и его люди, тервинги, 30 лет получали дары от римлян, но они готовы были отказаться от них, только бы не сражаться за империю. То же самое касалось торговых привилегий на границе, установленных по более раннему договору с Константином. Эти привилегии были вполне реальными, и то, что готы пользовались ими, подтверждается данными археологии. Места, где жили готы, усеяны обломками римских амфор, большинство которых — разбитые винные сосуды (к VI в. выражение «biberunt ut Gothi», «пьют, как готы», вошло в поговорку). Однако Атанарих был решительно настроен избавить тервингов от какого бы то ни было римского господства. Он вполне мог рассчитывать на поддержку готов в этой ситуации и использовал изощренную стратегию для достижения своих целей. Поначалу Атанарих готов был вести открытую борьбу с империей, но когда планы Прокопия по узурпации власти дали ему возможность принять участие во внутриримской борьбе, он предпочел этот путь — видимо, надеясь на то, что в случае удачи Прокопий с готовностью вознаградит его тем, что готы собирались получить от Валента силой.

Здесь римская идеология и реальность вступали в серьезное противоречие друг с другом. Узурпация Прокопия представляла собой союз одного римлянина против другого, хотя следует отметить, что Атанарих являлся не более чем младшим союзником. И последний отнюдь не был варваром, не имевшим иных целей, кроме как своей доли награбленного. Скорее он хотел использовать различные средства, чтобы добиться пересмотра тех обязательств и привилегий, которые навязал Константин тервингам после своей большой победы в 332 г., таким образом — обычным для римлян путем дипломатических маневров — пытаясь воздействовать на правящий дом тервингов благами римской цивилизации. Одним из заложников, отправленных в Константинополь в соответствии с договором, был сын их тогдашнего правителя. Такие заложники могли караться (и карались) в случае нарушения условий мира. Но чаще они использовались для того, чтобы убедить последующее поколение варваров, переселенцев и бродяг, что вражда с Римом бессмысленна и что много лучше поддерживать с ним дружественные отношения. В одних случаях эта стратегия срабатывала, в других — нет. Тервингским князьком, отправленным в Константинополь, был отец Атанариха, и хотя его статую даже поставили перед зданием сената, его не удалось склонить на сторону Рима (по-видимому, это прежде всего и пытались сделать). Когда в свое время он передавал власть сыну Атанариху, он запретил ему когда-либо ступать на римскую землю, и Атанарих продолжал добиваться этого насколько возможно{71}. Проведение встречи с Валентом на судне неявно утверждало суверенитет готов над землями за Дунаем, а в результате нового соглашения Атанарих счел, что у него развязаны руки для преследований христиан. Христианизация готов началась еще при предшествующих императорах, как мы увидим в свое время, так что здесь это была еще одна форма сознательного отторжения римской идеологии. Атанарих, отнюдь не малограмотный варвар, являлся царем-клиентом с собственными вполне продуманными планами в деле выстраивания отношений с Римской империей.

Маленький Волк

В подлинном облике Атанариха есть кое-что от того, что мы видим в кривом зеркале речи Фемистия. Два удивительных манускрипта дают нам куда большую возможность напрямую увидеть готский мир IV в. Первый из них — одно из величайших сокровищ, дошедших до нас с античных времен, — Codex Argenteus («Серебряный кодекс»). Ныне он находится в библиотеке Уппсальского университета в Швеции. Это великолепная копия перевода четырех Евангелий на готский язык. Переписанная в Италии в VI в., книга изначально состояла из 336 страниц. В Уппсале сохранилось только 187, но тем большее воодушевление вызвало открытие в 1970 г. в давно забытом тайнике для мощей в кафедральном соборе Шпайера в юго-западной Германии еще одного экземпляра. Текст написан золотыми и серебряными чернилами на пурпурном пергамене исключительной красоты — он сделан из кожи только что родившегося (или даже еще не родившегося) теленка. Чернила, краска и пергамен — все свидетельствовало о том, что это чрезвычайно дорогая книга, заказанная человеком очень высокого положения, вполне вероятно, Теодорихом, остготским королем Италии, в VI в. Второй манускрипт был поскромнее, однако в своем роде столь же необыкновенный: заметно и очень серьезно поврежденный текст V в., известный как Parisinus latinus 8907. Большая часть его посвящена рассказу о соборе в Аквилее в 381 г., когда епископ Амвросий Медиоланский, поборник того, что стало христианской ортодоксией, взял верх над своими оппонентами, и появились две книги самого знаменитого труда Амвросия «О вере» (De fide). На полях этого сочинения написана другая книга, известная лишь по поврежденной рукописи, — комментарий к постановлениям Аквилейского собора епископа Палладия Ратиарского, одного из оппонентов Амвросия на нем. В состав комментария входит письмо, составленное Авксентием Доросторским, в котором наряду с Codex Argenteus освещаются выдающиеся свершения одного скромного подданного Атанариха — Ульфилы, готского Маленького Волка{72}.

Родившийся в начале IV в., Ульфила был отпрыском римских пленников, живших у тервингов. Они принадлежали к большой общине пленных, оказавшихся в руках готов в конце III в. В это время последние предприняли атаку на кораблях через Черное море из Южной России в Малую Азию, входившую в состав римских владений. Семью Ульфилы захватили в маленькой деревне под названием Садагольтина близ города Парнасе в Каппадокии, расположенной на северном берегу того, что сейчас является озером Татту в Центральной Турции. Его имя, означающее «маленький волк», безусловно готское, показывает, что пленные приспосабливались в языковом отношении к новой ситуации. Но они продолжали пользоваться и собственными языками. В дополнение к готскому Ульфила владел латинским и греческим, явно отдавая предпочтение греческому. То, что он получил такое образование, предполагает вполне сносные условия существования для пленных. Вероятно, они представляли собой достаточно автономную группу селян, обязанных передавать своим готским хозяевам значительную часть произведенной продукции, но в остальном пользовавшихся большей или меньшей свободой. Среди них было немало убежденных христиан. Ульфила, как мы говорили, вырос и укрепился в этой вере в обстановке многоязычия, став младшим священником в ранге чтеца. Такой тип подвластных общин, как известно, существовал в других варварских королевствах во времена поздней античности, и некоторые из них могли сохранять ощущение несходства на протяжении нескольких поколений. В случае с Ульфилой относительно неприметная жизнь невольного иммигранта во втором поколении должна была измениться в связи с тем, что тервинги обитали очень близко к римской границе в те времена, когда империя сама активно христианизировалась.

В начале 340-х гг. Констанций II решил извлечь новые выгоды из ситуации с заложниками, в числе которыхтогда находился отец Атанариха. В этом положении нужно было проявить политическую гибкость, поскольку отец Констанция Константин установил в 330-х гг. над тервингами военное господство. Поскольку одной из целей Констанция была демонстрация христианского благочестия, то он решил поддержать собратьев-христиан, живущих под властью нехристианского правителя. Поэтому он договорился с Ульфилой, уже известным среди пленных, о том, чтобы посвятить его в епископы «христиан Готии», и привез его для этой цели в 341 г. в Константинополь в составе посольства. Затем Ульфила вернулся на северный берег Дуная и последующие семь лет исправно служил своей пастве. Но кое-что складывалось не очень удачно, и зимой 347–348 гг., когда он оказался в центре дипломатического кризиса в римско-готских отношениях, тервингские хозяева изгнали его из Готии вместе со многими его последователями из числа готов. Историки предполагают, что он распространил свою миссионерскую деятельность за пределы общины пленных на другие готские земли, но надело следует взглянуть шире. К 348 г. Констанций вознамерился перебросить часть военных сил из земель тервингов для последующих боевых действий на римско-персидском фронте и смирился с тем, что его христианизаторская инициатива может оказаться той ценой, которую придется заплатить за это. Тем не менее Констанций прибыл на Дунай и приветствовал Ульфилу так, «словно это был сам Моисей»{73}.