Землянка для опасных командоров (СИ) - Островская Елена Александровна

Мы протянули руки к ним обоим. Не для того, чтобы опереться. А чтобы предложить. Выбор.

— Так кто я для вас теперь? — спросили мы тихо. — Угроза? Или ваша жена?

Они смотрели на нашу протянутую руку, а потом друг на друга. В воздухе повисла тишина, густая и значимая. Решение, которое они примут в следующие секунды, определит все.

И первым двинулся Кай.

Медленно, почти нерешительно, он положил свою большую, сильную ладонь на нашу. Его пальцы сжались, не с причиняющей болью силой, а с ощущением... принятия. Признания.

— Ты всегда была сильной, — хрипло проговорил он. — Просто теперь это видно невооруженным глазом.

Элиан выдохнул, и его напряжение наконец развеялось, сменившись на усталую, но искреннюю улыбку. Он накрыл своей рукой наши соединенные ладони.

— Добро пожаловать домой, — прошептал он. — Кто бы ты ни была.

В этот момент где-то на пороге сознания, в самых глубинах нашей новой, объединенной памяти, тихо щелкнул последний сегмент протокола «Феникс». Небольшой, скрытый файл. С пометкой «Личное. Для новой меня».

И в нем был всего один вопрос, адресованный самой себе:

«Готова ли я к тому, что они никогда не полюбят ту, кем я стала?»

Ответ не заставил себя ждать.

“Они полюбят меня. Они уже полюбили.”

32. Наши общие воспоминания.

Тишина в ванной комнате стала иной. Напряженная, колючая пустота сменилась тихим, настороженным миром.

Их руки все еще лежали на нашей — Кая грубая и шершавая, Элиана — тонкая и умелая.

Мы медленно разжали пальцы. Движение было плавным, осознанным.

— Спасибо, — сказали мы, и голос звучал ровно, без прежней хрипоты.

Мы обвели взглядом комнату — разбитый сканер, следы крови на полу, наше бледное отражение в зеркале. Картина битвы, которую мы выиграли. — Здесь больше нечего делать.

Мы сделали шаг к выходу, и они инстинктивно расступились, пропуская нас. Наша походка была уверенной, но не высокомерной поступью Реи. В ней читалась усталость, но и новая, обретенная сила.

Мы прошли в спальню и остановились перед огромным окном, за которым сиял футуристический город Гелиос. Двойные солнца клонились к горизонту, окрашивая перламутровые щиты планеты в багряные и золотые тона.

— Красиво, — произнесли мы задумчиво. — Я всегда любила этот вид. И всегда боялась его... его идеального, бездушного величия. Теперь... теперь я просто вижу его таким, какой он есть.

Мы почувствовали, как Кай и Элиан переглянулись у нас за спиной. Они следили за каждым нашим движением, вслушивались в каждое слово, пытаясь уловить в них знакомые черты.

— Ты... помнишь? — осторожно спросил Элиан. — Как мы впервые смотрели на этот закат вместе?

Мы кивнули, не оборачиваясь.

— Помню. Ты сказал, что эти солнца похожи на два глаза какого-то гигантского существа, которое наблюдает за нами. А Кай тогда хмыкнул и сказал, что если это и существо, то его нужно немедленно уничтожить, пока оно не моргнуло и не стерло нас с лица планеты.

Кай издал короткий, похожий на покашливание звук. Это было самое близкое к смеху, на что он был способен в данный момент.

— Так и было.

— А я... а ты тогда рассмеялась, — тихо добавил Элиан. — Так искренне. Таким звонким смехом, которого я раньше никогда не слышал.

Мы обернулись к ним.

На наших губах играла та самая, новая улыбка — нежная и печальная одновременно.

— Я помню. И я помню, как потом мы трое целовались, пока последний луч солнца не скрылся за шпилями Цитадели. Это был... очень хороший вечер.

Мы говорили о их воспоминании, но пропускали его через призму своего нового «я». Это был ключ. Мы не отрицали прошлое. Мы “присваивали” его себе.

— Я хочу есть, — заявили мы неожиданно, и в голосе звучала та самая прямолинейность, которую Кай уже знал, но без привычной нотки приказа. Это была простая констатация факта. — И я уверена, что вы тоже. Процесс был энергозатратным.

Мы прошли на кухню — просторное, стерильное помещение с умными панелями вместо привычной плиты и холодильника. Рея никогда готовить не умела и не любила. Света обожала возиться с тестом на крохотной кухне общежития академии.

Наши пальцы сами потянулись к сенсорной панели, вызывая голографическое меню. Но вместо того чтобы выбрать что-то стандартное, быстрое и питательное, как делала бы Рея, мы начали творить.

— Синтезировать муку пшеничную. Вода, температурный режим 36 градусов. Дрожжи... — мы бормотали, быстро управляясь с интерфейсом. Движения были уверенными — сказывалась мышечная память Реи к технологиям. Но цель... цель была чисто светиной.

— Что ты делаешь? — удивленно спросил Элиан, наблюдая, как умный синтезатор выдавал порцию странного теста.

— Пеку хлеб, — просто ответили мы, замешивая тесто руками. Это физическое ощущение — прохладная, податливая масса под пальцами — было невероятно приятным и... настоящим. — По бабушкиному рецепту. Тому самому, что она пекла в деревне под Звенигородом.

Кай нахмурился.

— Звени... что? Это где? На Вольваросе?

— Нет, — мы улыбнулись, и в улыбке этой была тень светиной грусти по дому, которого не было. — Это далеко-далеко отсюда. Но рецепт... рецепт хороший. Он... успокаивает.

Мы пекли.

Мужья молча наблюдали. Запах свежего хлеба, теплый и уютный, постепенно заполнил стерильное пространство кухни, вытесняя запах озона и страха. Это был запах из другого мира, из другой жизни, который теперь навсегда стал частью этого.

Когда хлеб был готов, МЫ разломили его и протянули им по куску. Кай взял свой, изучающе понюхал, потом откусил. Его непроницаемое лицо дрогнуло.

— Необычно, — произнес он после паузы. — Но... съедобно.

Элиан закрыл глаза, пробуя свой кусок.

— Это... пахнет детством, — прошептал он с удивлением. — Каким-то далеким и очень теплым.

— Да, — согласились мы. — Таким и должно быть.

Мы ели молча.

Это был самый странный и самый интимный ужин в нашей общей истории. Не было прежних игр Реи, ее флирта и холодной страсти. Не было и светиной робости и неуверенности. Было тихое, взаимное изучение. Притирка.

Позже, когда темнота окончательно поглотила город, мы стояли в спальне. Предстояла еще одна битва — битва за близость.

— Я... я понимаю, если вы хотите побыть одни, — сказали мы, глядя на большую кровать. — Все это... так необычно. Я все еще очень странная для вас.

Кай шагнул вперед.

Его движение было решительным.

— Ты — наша жена. — В его голосе не осталось и тени сомнения. — Место жены — с мужьями.

Элиан подошел с другой стороны.

— Мы не боимся странного, — он мягко коснулся нашей руки. — Мы боимся потерять.

Мы легли между ними. Было непривычно. Тело помнило их прикосновения, но нервная система реагировала по-новому. Когда Кай обнял нас, его объятие не вызывало прежнего трепета и страха, смешанного с вожделением. Оно чувствовалось... как надежный тыл. Как защита.

Когда Элиан прижался к нашей спине, его дыхание на шее не заставляло замирать от сладкой муки, а вызывало чувство глубокого успокоения.

Мы лежали втроем в темноте, и мы говорили. Говорили о пустяках. О том, как Элиан в детстве пытался перепрограммировать своего учебного дрона, чтобы тот делал за него уроки.

О том, как Кай впервые возглавил отряд и чуть не провалил миссию из-за собственной самоуверенности.

О том, как Света впервые влюбилась в однокурсника, который в итоге оказался полным идиотом.

Мы делились с ними “своими” воспоминаниями. Всеми. Без разбора. И они слушали. Иногда хмурились, иногда улыбались. Мы были уверены, что они заново узнавали женщину, которая лежала между ними.

Перед самым сном Кай повернулся к нам на бок. Его глаза в темноте слабо светились.

— Как нам тебя называть? — спросил он с несвойственной ему прямотой. — Мы не можем звать тебя Реей. И Светой... это тоже не совсем ты теперь.