Вера Дулова. Воспоминания. Статьи. Документы - Наталия Хамидовна Шамеева

Георгиевна и Шостакович оказались снова вместе в эвакуации в Куйбышеве. Шостакович ждал премьеру своей Седьмой симфонии и ужасно нервничал. Единственное, что могло его как-то успокоить — это сочинение музыки, но ни над чем серьёзным он работать не мог и попросил Веру Георгиевну: «Дай мне что-нибудь сделать для тебя, хотя бы какую-нибудь транскрипцию».

Вера Георгиевна давно мечтала о переложении Польки для двух арф и попросила его сделать это. Позже жаловалась: «Почему я не попросила его написать пьесу для арфы? Впоследствии он был так занят, что я не осмеливалась просить». В 1971 году, когда мы играли Польку в Голландии, мы играли её по рукописи, так как она ещё не была издана.

Разумеется, никто из нас не мог поехать в Голландию без Дуловой, так как очень немногим наше правительство разрешало выезд за рубеж. Но для Веры Георгиевны двери были открыты. Мы даже получали финансирование на наши поездки. Несколько раз ей удалось взять своих студенток на фестиваль в Гаржилез, которым руководил её «международный друг» Пьер Жаме.

Л. Мустер-Снегирёвой, которая в настоящее время является солисткой Гамбургского оркестра радио, и мне повезло побывать и в Голландии, и во Франции.

Наше путешествие было похоже на волшебную сказку или замечательный фильм, в котором мы вдруг оказались. Всё вокруг казалось абсолютно сюрреалистичным и не похожим на нашу жизнь в России. К сожалению, «фильм» шёл на языке, который мы не понимали. Русская система образования не придавала особого значения изучению иностранных языков, и мы не говорили ни на одном. [Странно: помню, уже в первом классе мы учили французский язык, через пару лет — английский (преподаватель — Валентина Ефимовна Хелемская), учили и в институте Гнесиных; в аспирантуре при МГК на вступительных и выпускных экзаменах сдавали английский язык. В 60-е в Москве открылись трёхгодичные курсы по изучению иностранных языков; занимались три раза в неделю по три часа. Вряд ли что-либо изменилось десять лет спустя. — Н. Ш.] Вера Георгиевна, напротив, говорила по-немецки, по-французски и немного по-английски. Правда, и без владения иностранным языком мы, как студентки Веры Георгиевны, были окружены вниманием, теплотой и гостеприимством всех, кто нас окружал. Мы наслаждались жизнью и подружились с нашими зарубежными коллегами, молодыми арфистами, такими как Л. Вуд-Ролло, А. Бонне, Ш. Матьё, К. Мишель и другими будущими знаменитостями.

Чтобы оценить широту педагогического влияния Веры Георгиевны, достаточно посмотреть на большую часть арфистов, которые гастролируют, играют во многих оркестрах России, преподают. Среди них много лауреатов международных конкурсов, так же, как и те, что живут и работают в престижных оркестрах заграницей.

Последний раз я видела Веру Георгиевну в 1987 году, когда я пришла к ней попрощаться перед эмиграцией в США. Она была первой среди моих друзей, кому я в 1980 году сообщила о своём решении покинуть Россию. Я сказала ей об этом даже до того, как мы подали документы на официальное разрешение об эмиграции. Я боялась её реакции, так как в то время людей, которые пытались уехать, считали «врагами народа», лишали гражданства. У всех, кто был с ними близок, могли быть неприятности. Многие, кого мы считали друзьями, перестали здороваться и, увидев нас, переходили на другую сторону улицы. Люди переставали звонить друг другу, так как телефонные разговоры прослушивались. Нам отказывали в визе до тех пор, пока к власти не пришёл Горбачёв. Вера Георгиевна продолжала общаться с нами с прежней добротой.

Когда политическая ситуация решительно изменилась в России, моя мама получила возможность посетить Москву. Естественно, она навестила Веру Георгиевну, которая приняла мою маму очень трогательно, даже готовила для неё, хотя её знания в этой области были очень ограниченны. Моя мама была редактором в издательстве, где Вера Георгиевна опубликовала свою книгу «Искусство игры на арфе». Они вспоминали, как издавалась книга, и Вера Георгиевна с гордостью говорила, что она быстро разошлась. Она расспрашивала о нас и делилась своими планами, которые, несмотря на её возраст, были огромными.

Последние годы жизни Веры Георгиевны были нелёгкими. Человек, привыкший всегда быть здоровым, она оказалась под властью болезней. Её студенты навещали её постоянно. Аня Левина — блестящая арфистка, была ещё и превосходным кулинаром и приносила ей домашние деликатесы.

Когда я разговаривала с Аней после смерти Веры Георгиевны, она сказала, что с того момента, как 31 декабря она попала в больницу и до дня её смерти 5 января, она никогда не была одна ни днём, ни ночью.

Смерть Веры Георгиевны — невосполнимая потеря для русской арфы. Её уход образовал дыру. Центр, вокруг которого вращался Русский арфовый мир 20-го века, исчез. Многие люди, не только её студенты и друзья, но все, кто слышал её игру и ценил её талант, ощутили невосполнимую утрату.]

* * *

Оля Ортенберг также откликнулась на мою просьбу поделиться своими воспоминаниями.

Чем дольше я живу на свете, тем больше осознаю, что мне выпало на долю прожить две жизни в одном временном пространстве, в одной судьбе, отпущенной человеку. И в результате того, что почти поровну разделённые годы жизни в Москве и Сан-Франциско оказались очень насыщенными событиями, впечатлениями и встречами, выкристаллизовалось, как мне кажется, самое главное, что осталось в воспоминаниях — в основном именно то, что и было главным, судьбоносным опытом для меня.

Мне приходилось сталкиваться с очень разными людьми, многие оказали большое влияние на меня, многие изменили моё отношение к жизни, помогли или помешали в важных вещах, но когда я думаю об этом сплетении отношений, то понимаю, что одной из самых главных «нитей» в этой моей «жизненной ткани», одним из самых важных для меня людей была Вера Георгиевна Дулова.

Вера Георгиевна была, по американскому выражению, «larger than life», то есть личность её была невероятно яркой и сильной. Одарённая красотой, обаянием, харизмой, потрясающим артистизмом и музыкальностью — вместе с музыкальной безошибочной интуицией — она была наделена и жизненной интуицией, что позволяло ей понимать ситуации, в которых она оказывалась, и выбирать наиболее правильные позиции соответственно этому. Она обладала огромной силой характера, выдающимся умом, ну и конечно, её дворянское воспитание никогда не позволяло ей «терять лицо», чувство собственного достоинства и чести.

«Королева арфы», она была на королевской высоте