Британская интервенция в Закавказье. Группа «Данстерфорс» в борьбе за бакинскую нефть в 1918 году - Лионель Данстервилль

шофера с одним броневиком и тридцатью солдатами как несколько тысяч войск, не вызывало сомнения, что проводить операции с этой призрачной армией невозможно, но вскоре могли потребоваться и активные действия. Действовать можно было только с казаками – или не двигаться с места вообще.

При описании различных этапов, через которые в то время проходила деятельность миссии, трудно придерживаться точной последовательности. Мы одновременно занимались столькими параллельными задачами, что понятно изложить ситуацию можно, только посвятив каждому этапу отдельную главу. Вследствие этого в данных главах описываются события, не следующие друг за другом, а происходящие практически одновременно.

Таким образом, в последней главе я попытался изложить ситуацию, сложившуюся между русскими и нами. В этой главе мы должны вернуться ко времени нашего первого прибытия в Хамадан, чтобы объяснить наши отношения с персами.

Как только стало очевидно, что наше пребывание в Хамадане может затянуться, я решил познакомиться со всеми чиновниками, землевладельцами, политиками и торговцами. Многочисленные визиты и ответные визиты дались с некоторым напряжением, но в целом оставили благоприятные впечатления. Конечно же, персы не имеют монополии ни на добродетели, ни на пороки. Из них выходят очень плохие солдаты в наше ужасное время, но самый неуживчивый народ не может быть самым дружелюбным, и я не вижу причин, почему перса следует презирать из-за того, что он принял линию философии, которая рассматривает войну как анахронизм и предпочитает мечу переговоры. Китаец делит свой народ на два класса – храбрецов и не храбрецов, и перс придерживается примерно того же направления мысли. Некоторые классы, такие как грабители с большой дороги, избирают профессию для храбрецов и должны соответственно вести себя (хотя они этого не делают!); другие открыто признают, что они не храбрецы, и поэтому от них ожидают не противостояния опасности, а бегство от нее. «Под одеянием из довольства у меня ноги для безопасности» – эта персидская фраза довольно точно выражает их мировоззрение.

В самых первых визитах мною очень любезно руководил британский консул, мистер Макдауэлл, который наставлял и консультировал меня в вопросах этикета. Наш первый визит был, конечно же, к губернатору Низам эс-Султани – по политической терминологии, ультракрайнему демократу, но в остальном по своим идеям и склонностям аристократу. Он славился своими «ультракрайними», практически анархистскими взглядами, и в целом предполагалось, что с ним будет очень трудно сговориться. Наш визит был назначен на 3 марта, и в 16.30 вечера, в назначенное время, мы прибыли в резиденцию губернатора, где нас приветствовал строй полицейского караула и слуга в ливрее провел нас в комнату для приемов.

Меня сопровождали капитан Сондерс и мой адъютант капитан Даннинг – первый, служивший в Систане[13] и обладавший некоторыми познаниями в персидском языке, во время подобных визитов чувствовал себя как рыба в воде.

Мы удостоились вежливого холодного рукопожатия губернатора, который, представив своего друга Хаджи Саад эс-Султани, специального представителя по русским делам, попросил нас сесть и распорядился подать чай.

Низам эс-Султани оказался приятным на вид персидским джентльменом лет тридцати пяти с изысканными манерами тегеранского общества; его компаньон – красивый мужчина лет на десять старше, много путешествовавший по Европе, бегло говоривший по-французски и перенявший европейские манеры и, за исключением головного убора, европейский костюм.

Некоторое время ушло на обычные бессодержательные реплики, принятые в приличном обществе. Губернатор заметил, что было много снега, с чем можно было только согласиться, и что, скорее всего, будет больше, с чем я в равной степени выразил согласие.

Я, со своей стороны, заговорил о смерти от голода и выразил сожаление насчет неуверенности в завтрашнем дне, отметив также отвратительный характер дороги между этим городом и Асадабадом. Это сразу же увело нас от пустых разговоров в реальность. Губернатор сразу же очнулся и засыпал меня градом вопросов.

«Дорога действительно так плоха?»

«Откуда мы пришли?»

«Зачем мы пришли?»

«Сколько человек в отряде?»

За исключением последнего, на эти вопросы не сложно было ответить, но такое выпытывание информации привело меня в замешательство, с которым я справился, прибегнув к примитивной лжи: например, я сказал, что нас «довольно много, на подходе еще больше, а затем прибудет еще больше».

Дабы избежать продолжения этой неловкой темы и опасаясь, что у меня потребуют точного определения слова «много», я переключил разговор на Кучек-хана, на тему, которая сразу же заставила отложить расспросы о нашей численности. «Славный малый этот Мирза Кучек-хан, – сказал я, – он мне очень нравится, хотя до сих пор мы с ним не вполне сошлись во мнениях, но это только потому, что нам еще не удалось встретиться и поговорить. Если бы мы могли встретиться, я уверен, он бы понял, что нам не о чем спорить. Полагаю, ваше превосходительство симпатизирует ему?»

Как я и ожидал, это вызвало возмущенное отрицание, но оно меня не убедило. Намеренно неожиданный переход к данной теме застал его врасплох, и в его поведении чувствовалась неуверенность, свидетельствовавшая о том, что он себе на уме. На самом деле он не принадлежал к тем, кто действительно связал свою судьбу с движением дженгелийцев, а находился среди тех мудрецов, кто выжидал, куда подует ветер.

К нашей беседе присоединился еще один чиновник, который попытался вытянуть из меня кое-какие признания, но, готов поклясться, он ничего не добился, а поскольку это был всего лишь официальный визит, я решил уйти пораньше, что положило конец любому дальнейшему перекрестному допросу.

Я уверен, что британские обитатели Хамадана улыбнутся, когда я скажу, что мне очень понравился Низам эс-Султани, поскольку их точка зрения и моя, скорее всего, не совпадают. Их первое возражение состояло бы в том, что, будучи правителем, он не правил. Но тут возникает вопрос: предназначены ли персидские правители для управления? Ни в одном случае из моих многочисленных знакомств с губернаторами не наблюдалось каких-либо признаков серьезных усилий, дабы управлять в нашем понимании этого слова. Они представляют правительство, и их реальная функция начинается и заканчивается именно этим. Например, в такое суровое время, как сейчас, вопрос о помощи голодающим должен был стать первоочередной задачей губернатора. Но имелся ли в Персии хоть один губернатор, который хотя бы в какой-то мере заинтересовался этим? Во все времена вопрос санитарных условий являлся жизненно важным. Есть ли во всем государстве хоть один персидский губернатор, которому есть до этого дело? Нет! Мой друг был именно таким, каким он должен быть в соответствии с персидскими мерками – милым джентльменом и обаятельным представителем Тегерана, – но не правителем!

Затем последовали другие визиты – к каргузару и к самому крупному землевладельцу, Амиру Афгаму; первый – вполне приятный человек, ненавидевший свое вынужденное пребывание в скучном провинциальном городке и не перестающий сожалеть о невозможности сыграть приличную партию в покер. Это сожаление