Ведьмино логово - Джон Карр

– И я бы хотел поговорить с мистером Гербертом Старбертом, как только он сможет со мною встретиться.

В лице дворецкого не дрогнул ни один мускул.

– Мистер Герберт еще не вернулся, сэр.

– О, понятно. Ну ладно, принесите мне одежду.

Они вошли в затемненную библиотеку. В доме, где поселилась смерть, где эмоции напряжены до предела, женщины лучше сохраняют способность к действию, в то время как мужчины, как, например, эти четверо, оказываются беспомощными, не знают, что сказать и что сделать. Только один Сондерс в какой-то степени сохранял спокойствие; к нему постепенно вернулись его вкрадчивые манеры, лицо приобрело елейное, благостное выражение, как будто бы он уже открыл молитвенник и приготовился начать богослужение.

– Если вы меня извините, джентльмены, – сказал он, – мне, пожалуй, следует подняться к мисс Старберт и узнать, не пожелает ли она меня принять. Для нее это тяжкое испытание, и если я могу быть ей полезным...

– Ступайте, – ворчливо отозвался главный констебль.

Когда пастор вышел, он стал ходить взад и вперед по комнате.

– Конечно, время трудное. Но зачем, черт возьми, постоянно об этом говорить? Я этого не люблю.

Рэмпол от души с ним согласился. Все они чувствовали себя неуютно в этой огромной старинной комнате, и сэр Бенджамен открыл ставни на некоторых окнах. Большие часы в холле начали бить, их мягкий серебряный звон, переливаясь, свободно уходил ввысь, словно под своды собора. В библиотеке, где они сейчас находились, все носило печать незыблемости, традиции и прочности; там был глобус, который никто никогда не трогал, ряды книг всем известных авторов, которые никто не читал, а над камином – огромная рыба-меч, которую (можно сказать с уверенностью) никто не доставал из морских глубин. В одном из окон висел стеклянный шар – талисман, отгоняющий злых духов.

Вскоре вернулся Бадж, неся в руке мешок, куда обычно складывают белье для стирки.

– Все находится здесь, сэр, – объявил он, – за исключением нижнего белья. Из карманов ничего не вынимали.

– Благодарю вас. Не уходите отсюда, Бадж. Мне нужно будет задать вам кое-какие вопросы.

Доктор Фелл и Рэмпол подошли поближе и наблюдали за тем, как сэр Бенджамен положил мешок на середину стола и начал вынимать оттуда вещи. Старый пиджак, заскорузлый от высохшей грязи; подкладка протерлась и местами разорвана; не хватает нескольких пуговиц.

– Вот такое дело, – бормотал шеф полиции, ощупывая карманы. – Портсигар, и очень неплохой к тому же. Полный... Сигареты, похоже, американские. Да-да, «Лаки Страйк». Коробок спичек. Карманная фляжка с коньяком, неполная, выпито около трети. Здесь больше ничего.

Он продолжал осмотр.

– Рубашка старая, в карманах пусто. Теперь брюки, тоже далеко не новые. Знал, наверное, что там, в тюрьме, будет полно пыли. Вот его бумажник, здесь, в боковом кармане.

Сэр Бенджамен замолк в нерешительности.

– Нужно, наверное, заглянуть внутрь. Хм-м... Деньги: десять шиллингов, две фунтовые бумажки и одна пятифунтовая. Письма. Марки все американские, значит, писали ему в Америке. «Мартину Старберту, эсквайру. 470. 24-я Западная улица, Нью-Йорк». Послушайте, а нельзя предположить, что у него в Америке был враг, который последовал за ним сюда?

– Сомневаюсь, – сказал доктор Фелл. – Впрочем, можно до времени отложить эти письма в сторонку.

– Что-то вроде записной книжки – сплошные цифры. «А и С» —25, «Веселые гуляки» —10, «Гремящие караваны» —3, «Восставший Эдип»; «Блюмингдейлз» —25, «Добрый» —... Что все это означает?

– Может быть, торговые заказы? Он мне говорил, что служит в каком-то издательстве. Есть что-нибудь еще?

– Визитные карточки ««Клуб свободных», 51-я Западная улица, 65». Все какие-то клубы, их там штук двадцать. ««Магазин Валгалла, крепкие напитки, доставка на дом», Бликер-стрит, 342».

– Все правильно, – сказал Рэмпол. – Теперь понятно.

– Итак, в бумажнике больше ничего нет. В пиджаке и брюках – тоже. Стойте, стойте! Клянусь Юпитером! Тут, в кармашке, у него часы. И до сих пор идут. Сам разбился, а часы...

– Дайте-ка мне взглянуть, – неожиданно вмешался доктор Фелл.

Он повертел в руках плоские золотые часы, громкое тиканье которых было отчетливо слышно в тишине комнаты.

– В романах, – говорил доктор, – часы убитого разбиваются очень кстати, давая таким образом сыщикам возможность установить момент совершения преступления, причем всегда неправильно, поскольку убийца предусмотрительно переводит стрелки. Обратите внимание, в жизни все происходит иначе.

– Как мы имеем случай убедиться, – ответил главный констебль. – Но почему вас это заинтересовало? В данном случае время наступления смерти не имеет никакого значения.

– Нет, имеет! – воскликнул доктор Фелл. – И гораздо большее, чем вы думаете. Э-э... в настоящую минуту часы показывают двадцать пять минут одиннадцатого. – Он взглянул на часы над камином. – На этих часах тоже двадцать пять минут одиннадцатого, секунда в секунду... Бадж, вы случайно не знаете, верно идут эти часы?

Бадж наклонил голову.

– Да, сэр. Они идут верно. Это я могу сказать с полной уверенностью.

Доктор пристально посмотрел на дворецкого, словно в нерешительности, и положил часы на место.

– У вас удивительно серьезный вид, черт возьми, – сказал он. – Почему вы, собственно, так уверены?

– Дело в том, что вчера вечером случилась очень странная вещь, сэр. Оказалось, что большие часы в холле на десять минут спешат. Я... э-э-э... случайно обратил на это внимание, так как одновременно посмотрел на эти вот часы, что над камином. А потом пошел и проверил все остальные часы в доме. Мы обычно проверяем часы по большим напольным в холле, и я подумал...

– Это точно? – допрашивал доктор. – Вы действительно проверили остальные часы?

– Ну конечно, сэр, – ответил Бадж несколько удивленно.

– Ну и что? Они шли верно?

– В этом-то вся странность. Все часы шли верно, все, за исключением этих больших. Не могу себе представить, что с ними могло случиться, сэр. Не иначе как кто-нибудь их неправильно поставил. Со всеми этими делами у меня еще не было возможности выяснить...

– Что все это означает? – спросил шеф полиции. – Судя по тому, что вы мне сказали, молодой Старберт прибыл в кабинет смотрителя в одиннадцать часов, минута в минуту, и его часы идут верно. Значит, все в порядке.

– Да, – сказал доктор Фелл. – В том-то и дело, что все правильно и все в порядке. Еще один вопрос, Бадж, В комнате мистера Мартина есть часы?

– Да, сэр. Большие часы на стене.

Доктор Фелл медленно покачал головой, думая о чем-то своем. Затем подошел к креслу и со вздохом в него опустился.

– Продолжайте, старина. Вы, наверное, считаете, что я задаю слишком много дурацких вопросов, да еще не вовремя, но я, вероятно, и дальше буду делать то же самое: задавать вопросы каждому из ваших свидетелей. Вы уж на меня не сердитесь, ладно? А вас, Бадж, я попрошу, когда сэр Бенджамен закончит с вами беседу, постарайтесь, пожалуйста, выяснить, кто перевел стрелки на этих часах. Это очень важно.

Главный констебль барабанил пальцами по столу.

– Вы уверены, что исчерпали все вопросы? Если вы кончили, то...

– Ну, я мог бы еще заметить, – сказал доктор, поднимая палку, словно для того, чтобы указать на что-то, – что убийца, несомненно, вытащил кое-что из карманов. Что? Ключи, конечно, сударь мой. Все ключи, которые были при Мартине. Вы ведь их не нашли, верно?

Сэр Бенджамен не сказал ни слова, он молчал, кивая сам себе головой; затем сделал нетерпеливый жест и повернулся к Баджу. Они снова прошли по тому же бесплодному пути, перебирая события вчерашнего вечера. Рэмполу слушать было неинтересно. Он уже знал все, что шеф полиции вытянул из Баджа, и ему хотелось увидеться с Дороти Старберт. Пастор уже прошел наверх, сейчас он находится у нее, изливает на нее потоки пошлых утешительных слов, совсем как добросовестный кочегар, который считает, что чем больше навалишь угля, тем будет теплее и приятнее. Он представлял себе, как Сондерс произносит приличествующие случаю слова – гладко и невыразительно, ровным профессиональным тоном, который заставляет женщин восклицать: «Как это утешает!» – и рассказывать всем, как прекрасно он себя вел.

Почему люди не могут помолчать в присутствии смерти? Почему каждый считает своим долгом сказать какую-нибудь пошлость, вроде: «Ах, как он естественно выглядит, вы не находите?» – и тому подобное, после чего женщины вновь начинают рыдать. Ну да Бог с ними! По-настоящему неприятной была мысль, что Сондерс сейчас находится с ней, проявляет доброту и заботливость, что для нее он сейчас как старший брат (Рэмпол и сам не прочь был бы оказаться на его месте возле нее). Раздражал его и Бадж своими округлыми фразами, своим подчеркнуто правильным произношением – ни одной ошибочки, говорит как по-писаному. Прилично это или нет, но он не может здесь больше находиться. Пусть они думают что хотят, а он попробует как-нибудь пробраться поближе к ней. И Рэмпол незаметно выскользнул из комнаты.