Медведь - Эндрю Кривак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тут она почувствовала укус в загривок, плечи будто бы сдавило в мягких тисках, тело оторвалось от земли, замерзшие ноги поволоклись по снегу; лед под ней и тем, кто ее нес, потрескивал в такт шагам, а они все стремительнее продвигались к берегу, и единственным теплом, которое она ощущала, было теплое дыхание в месте укуса, в дыхании ощущались нежность и напор, а ее все влекли вперед и вот наконец опустили на снег и заиндевелую прибрежную траву.
Так вот она какая, смерть, подумала девочка, почему-то при этом зная, что это неправда; она попыталась встать, и тут могучая пума, опушенная золотом с черной каймой, с носом в форме взлетающего голубя, цвета сумаха, подсунула под нее лапу, подхватила, затянула в мягкую теплую шерсть на груди и помчалась через равнину назад к лесу.
~~~
ОНА ВСПЛЫВАЛА, ПОГРУЖАЛАСЬ И ВСПЛЫВАЛА вновь, сообразив, что на сей раз, в водах сна, ей удается дышать. Когда голова поднялась над поверхностью, она окинула взглядом озеро и увидела, что отец уплывает прочь в старом берестяном каноэ. Она поплыла, загребая размеренно и сильно, как плавала в летние дни, когда еще была девочкой, пока руки не устали — уже не оторвешь от тела, и тут она вновь начала тонуть, вода делалась все холоднее, поверхность исчезала вдали, тускнела, подобно гаснущему костру.
ОНА ПРОСНУЛАСЬ, ЗАЖАТАЯ МЕЖДУ ДВУХ ПОКРЫТЫХ мехом тел: колючих шерстинок спящего медведя и мягкой шкуры пумы — большая кошка все еще обнимала ее лапами, защищая от холодного пола пещеры.
Она вытянулась вдоль бока медведя, пума подвинулась, давая ей медленно сесть и осмотреться. В устье пещеры лился яркий дневной свет, девочка попыталась встать лицом к этому свету, но не смогла. Ощупала плечи — там ли торба, оказалось, что там. На ногах у нее все еще были башмачки, которые ей сделал отец. Она повернулась к стене, посмотрела, как дышит во сне медведь — трубные вздохи, бока вздымаются и опадают, тело — разомкнутая дуга, похожая на серп ущербной луны. Потом она повернулась к пуме, чей силуэт четко обрисовывался в свете дня. Снова попыталась встать, но колени подкосились, пришлось сесть обратно и обхватить себя руками, чтобы унять дрожь; после этого она подняла глаза и увидела, как пума выскользнула из пещеры.
ОЧЕНЬ НЕСКОРО ОНА СМОГЛА ВСТАТЬ И СДЕЛАТЬ первые шаги. Добралась до передней части пещеры и обнаружила все необходимое, чтобы развести костер: растопку, хворост и поленья — все собрано и высушено, лежит на камнях. Она допила воду из тыквы, сбросила торбу, вытащила кремень и кресало, высекла искры — и вот растопка занялась. Тогда она достала из торбы мокрое одеяло, постель, разложила на просушку.
К середине дня она все сидела у пламени костра, встала лишь собрать еще растопки и сосновых игл для чая, а потом выпила его, обхватив обеими ладонями кружку — ее она держала точно уголек, сберегая тепло, которое хотела сохранить внутри себя. Посмотрела в дальнюю часть пещеры, на медведя, будто ожидая, что он сейчас проснется и скажет, что все это тоже только сон и она скоро от него очнется. Медведь спал.
ОНА СПАЛА НА ПОЛУ ПЕЩЕРЫ — КОСТЕР ПРЕВРАТИЛСЯ в язычки, пляшущие на обгоревших кончиках поленьев, — когда вернулась пума, разбудила ее, толкнув носом, снова вышла наружу. Девочка пошевелилась, поднялась и пошла следом в серые сумерки.
На снегу лежал олень: глаза остекленели, бег в них выдохся, рога были обломаны, загривок потемнел от запекшейся крови. Пума сидела и облизывала лапы, пока девочка разглядывала добычу. Потом она встала на колени, опустила оленю веки и вытащила нож из ножен.
Она свежевала оленя медленно, с той заботой о живом существе, к которой ее приучили. Закончила, только когда сумерки совсем сгустились и над деревьями на востоке встала прибывающая луна. Решила подождать до утра, а уж там разделать и выпотрошить тушу, но все же без промедления вытащила потроха, вскрыла грудную полость, подперла палкой, натолкала внутрь снега. А потом выкопала оттуда, где отгребла снег, камень, плоский с одной стороны, очистила его от грязи и снова встала перед оленем на колени. Нащупала внутри самую толстую кость и стала бить по грудине, пока та не переломилась. Клином вставила туда камень, расширила отверстие так, чтобы просунуть внутрь обе руки и нож. Добравшись до полости, все еще почему-то теплой, она перерезала мышцы и артерии и вытащила сердце оленя, такое большое, что держать пришлось в обеих руках.
Правильно он тебя научил, сказала пума, голос у нее был хриплый, медленный.
Девочка обернулась и уставилась на большую кошку: ее не удивило, что та произносит слова, удивило, что пума знает: всему этому ее научил отец.
Ты какую часть хочешь, пока нож мой еще остер? — спросила девочка.
Я сыта, ответила кошка.
ВЕРНУВШИСЬ В ПЕЩЕРУ, ДЕВОЧКА ПОДВЕСЕЛИЛА костер, соорудила над углями каменную печурку, положила внутрь сердце оленя. Больше они с пумой не обменялись ни словом. Девочка ждала в тишине, пока мясо испечется, потом съела его — такого голода она еще не испытывала никогда, — вымыла в снегу лицо и руки, вернулась к огню и снова заснула у камня, на котором сушилась постель.
УТРОМ ПУМЫ УЖЕ НЕ БЫЛО. ДЕВОЧКА СЪЕЛА оставленную с вечера четвертинку сердца, запила талой водой, потом вышла наружу — рассмотреть тушу оленя при дневном свете. Она никуда не делась. Пища. Шкура. Сухожилия для тетивы и рыбной ловли. Кости для игл, наконечников стрел, рыболовного крючка поменьше, если удастся его выточить. Она найдет в лесу небольшой дубок, срежет, смастерит себе новый лук. Будет он хуже того, который сделал отец, но в дело сгодится. Она выгребла снег из грудной полости и стала разделывать оленя, отделяя мясо, вырезая сухожилия из спинной части и всех четырех ног. Половину мяса она обложила снегом и спрятала в большой трещине в стене пещеры. Остальное оставила, чтобы закоптить. Сухожилия вычистила и положила сушить у огня. Потом занялась шкурой.
Пристроив шкуру на большой гладкий наклонный камень, она отчистила ее от остатков мяса и жира. Закончив, пошла искать сучки и ветки для распялки — та вышла совсем примитивная, пришлось вставлять хворостины в трещины на стенах и опирать их о потолок пещеры; потом, достав из сумочки завязки, она растянула шкуру, прикрепила к распялке — пусть там и остается до полнолуния.
Когда она вышла из пещеры, оказалось, что у входа стоит пума и держит