Вспомни меня!.. - Дана Хадсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Куда мы отправимся?
Голос у него был усталым, и Лорен с сочувствием посмотрела на него. На Дюмоне был серый деловой костюм и кремовая рубашка в тонкую полоску. От него веяло большими деньгами и большими возможностями. Дюмон был так же неколебимо уверен в себе, как и де Мариньи. Но на этом внешнее сходство и кончалось. Де Мариньи никогда не смотрел на нее таким бесстрастным взглядом, от которого у нее начали неметь кончики пальцев на руках.
Стараясь не реагировать на ее так умилявшую его бледность, Дюмон предложил:
— При гостинице есть кафе, может быть, нам стоит посидеть там?
И насторожился в ожидании ответа. Если она воспротивится, сразу станет ясно, она желает скандала, чтобы или прославиться, или привести к разрыву его отношения с Элен. Дюмон с изучающим прищуром смотрел на Лорен, ожидая ответа. Но она с явным облегчением согласилась:
— Да, конечно, это было бы лучше всего.
Одобрительно кивнув головой, он подал ей руку, и они отправились по небольшому коридору вглубь здания, откуда доносились аппетитные ароматы. Идя рядом, Лорен чувствовала исходящее от него тепло и даже прикрыла глаза, вспоминая, как это бывало прежде.
Но де Мариньи никогда не шел рядом с ней так холодно и отстраненно. Он всегда держал ее за руку, нашептывая на ухо что-нибудь смешное, отчего она невольно улыбалась, одновременно стараясь сохранить безучастный вид, потому что боялась привлекать к себе внимание окружающих.
Усадив Лорен за столик поодаль от окна, Поль снова огляделся в поисках назойливых папарацци. Но в зале нежно ворковало несколько влюбленных парочек, занятых собой и не обращающих внимания на окружающих, и он успокоился.
Взглянув на бледное лицо спутницы, вспомнил о хороших манерах и поинтересовался:
— Как вы провели эти дни?
— Так, как и положено туристке — осматривала все парижские достопримечательности подряд.
Дюмон не стал спрашивать, что ей понравилось, а что нет, просто кивком подозвал официантку. Та подошла к ним с дежурной улыбкой. Не спрашивая у спутницы, чего бы она хотела, заказал несколько блюд и только тогда повернулся к Лорен.
— Мне хотелось угостить вас наиболее вкусными национальными блюдами, но, к сожалению, здесь не слишком большой выбор. Вы же англичанка?
— Ну да. — Что в прошлой жизни она была француженкой, рассказывать было явно преждевременным.
Ужин принесли быстро, и Поль, в отличие от нее, ел много и с удовольствием. У нее же от волнения кусок не лез в горло. Но вот они перешли к десерту. Доев его, Поль требовательно взглянул на Лорен.
— Что же такое сверхважное вы хотели мне сообщить? Но предупреждаю, если вы вздумаете лить грязь на мою невесту, я вам этого так не спущу!
Лорен поежилась от его угрожающего тона.
— И не думаю. Я ее вовсе не знаю. Я пытаюсь напомнить вам о нас.
Он сердито повысил голос:
— О нас? Но никаких «нас» никогда не существует и не существовало!
Лорен тихо, но упрямо возразила:
— Вы ошибаетесь. Мы уже жили с вами здесь, во Франции. А точнее, в Нормандии, в конце восемнадцатого века. У нас было поместье невдалеке от Байе. Вас звали тогда Поль де Мариньи, и вы были моим мужем. — Дюмон негодующе вскинулся, но она умоляюще выбросила вперед руки. — Выслушайте меня сначала, возмущаться вы сможете и потом. — Он с недовольством затих, и Лорен смогла продолжать: — Тогда меня звали Николь Лавалье, я была незаконнорожденной дочерью маркиза д’Артуа.
Он иронично вздернул левую бровь, вновь напомнив Лорен де Мариньи, но промолчал.
Лорен печально продолжала:
— Я, как и вы сейчас, ничего не помнила до недавнего времени. До одного решительного момента, когда мне нужно было ответить «да» или «нет». И тогда я увидела сон. Слишком яркий, слишком зримый, чтобы быть просто сном. Это было воспоминание. О вас и обо мне. Мы погибли из-за предательства влюбленной в вас служанки. Погубить-то она хотела меня, но вы не захотели меня покинуть и погибли вместе со мной. Нас казнили на гильотине.
Поль глухо рассмеялся, прикрыв глаза рукой.
— И не надейтесь, что проймете меня этой фальшивой сказочкой! Сколько вам надо, чтобы вы оставили меня в покое? Сто тысяч? Двести?
Лорен в тоске прошептала, вкладывая в слова всю страсть своей любви:
— Мне не нужны деньги! Как ты это не понимаешь! — От волнения она вновь перешла на «ты» и не заметила этого. — Перед смертью мы поклялись встретиться вновь и снова любить друг друга! И мы… — тут она неловко запнулась, не зная, стоит ли рассказывать ему о своих жутких предчувствиях.
Он нагнулся к ней и зловеще попросил разъяснить, почему она запинается. Не потому ли, что выдумывает на ходу?
Это было непереносимо, но Лорен сдержалась и хмуро опровергла:
— Просто боюсь, что не смогу жить дальше, если вы ничего не вспомните.
Дюмон бурно расхохотался.
— Только не надо дурацкого шантажа! У меня есть невеста — любимая, заметьте! Из-за ваших бредовых фантазий, вызванных, уверен, вашей расстроенной психикой, я не собираюсь с ней расставаться! Советую вам заняться писательством! И не тревожить своими бредовыми вымыслами нормальных людей!
Каждое его жестокое слово вонзалось в Лорен, как маленькая злая иголка. От них не было спасения. Она почувствовала, как легкие сдавливает тугим обручем, не дающим вздохнуть.
Лорен с горечью понимала, что не в состоянии преодолеть оборонительный вал, воздвигнутый Полем вокруг себя. До него не доходила ни одна ее просьба, ни одно слово. Пришлось признать: все ее усилия оказались тщетными. Тоска навалилась с такой силой, что его последующие гневные слова доносились до нее, как сквозь толстый слой ваты.
— Вот что: если вы вздумаете преследовать меня своими домогательствами, я приму соответствующие меры! Через три месяца, в рождество, у меня свадьба, и поверьте, вы пожалеете, если вновь вздумаете досаждать мне своими полубезумными выходками или хоть как-то мне помешать! И учтите, если вы еще раз попадетесь мне на глаза, я подам жалобу в полицию! — Он резко встал и отправился к выходу.
Отчаявшись, Лорен бросилась за ним и уцепилась за его рукав, безобразно на нем повиснув.
— Я не верю, что ты не можешь вспомнить! Ты просто не хочешь! Но моя совесть чиста, я сделала всё, что могла! А вот ты, — ты нарушил собственную же клятву, данную, по сути, на смертном одре!
Отшатнувшись, он брезгливо стряхнул ее ладонь со своей руки и пошел дальше, уже не слыша ее несчастный шепот:
— Только мне от этого не легче…
Застыв на месте, Лорен безумными глазами провожала каждый его шаг, пока Дюмон не скрылся за дверями, унося с собой весь смысл ее жизни. Тогда она побрела в свой номер, чувствуя себя неживой. Там она упала на кровать и уснула, даже не раздеваясь, слишком велики были затраченные ею силы.