Вспомни меня!.. - Дана Хадсон

А что будет, если Поль не вспомнит ее и она навсегда останется одна? Эта мысль так ужаснула Лорен, что она принялась неистово молиться, обращаясь сразу ко всем святым, вспоминая давно забытые ею молитвы из прежней жизни. Ночь застала ее всю в слезах, сжавшуюся в жалкий комочек на кресле, не знающую, что же сулит ей грядущий день.

Назавтра Лорен проснулась очень рано. За окном только-только занималось утро. Красноватое солнце всходило медленно, превращая старые, зеленоватые от мха и лишайников крыши в красноватые озера. Лорен поежилась, это напомнило ей страшные времена якобинского террора. Тогда вся страна была залита такими вот кровавыми озерами.

Приняв ванну и тщательно подкрасившись, решила, что ей надо походить на ту Николь, какой та была две сотни лет назад. Может быть, тогда Поль хоть что-нибудь вспомнит? Надев теплое платье из синего джерси, а не привычные джинсы, уложила волосы в довольно замысловатую прическу, похожую на те, что носили дамы конца восемнадцатого века, и встала перед зеркалом, оценивая плоды своих трудов.

На нее глянула тоненькая, очень бледная, с печальными глазами девушка, казавшейся почти девочкой. Под глазами залегли легкие тени, делавшие лицо немного изнуренным. Если на нее натянуть платье конца восемнадцатого века, будет вылитая Николь. Но поможет ли ей это неоспоримое внешнее сходство, если Поль так ничего и не вспомнит?

Бессильно опустив руку с расческой, Лорен тяжко задумалась. Повезет ли ей на этот раз? А если Поль вновь не захочет ее даже слушать? В этой жизни они поменялись ролями, на этот раз она должна достучаться до сердца любимого, или вся ее жизнь пойдет прахом. Остается одно: надеяться на лучшее и не сомневаться в успехе. Как там говорит пословица? «Решительным всё удается?» Вот она и будет решительной. Раз уж ничего другого ей не остается.

До Палас-Шелло она доехала на такси. Чтобы не привлекать к себе внимания, попросила высадить ее на углу и дальше пошла пешком. Погода стояла теплая, каштаны, обрамляющие по периметру встречные улицы, еще не начали сбрасывать листву и шумели густой зеленью, как в лесу. До улицы Лафонтен Лорен добралась, любуясь красивыми старинными зданиями, содержащимися в удивительном порядке. В Лондоне тоже было много исторических зданий, но там ей было некогда, вся ее жизнь проходила в столь стремительном темпе, что даже проезжая мимо какого-нибудь интересного здания, она скользила по нему равнодушным взглядом, погруженная в свои мысли.

Но вот и внушительный дом Поля. Сложен он был из тяжелых, тщательно оштукатуренных и выкрашенных в терракотовый цвет кирпичей. Вдоль всего его фасада шли изящные дорические колонны, придававшие ему античный вид. Над окнами красовались выточенные из камня лица мифологических персонажей от сатиров с лукавыми улыбочками на пухлых губах до томно-уклончивых дриад, увитых виноградными лозами.

Рассматривающей их Лорен показалось, что все они, исподтишка поглядывая на нее, посмеиваются над ее наивными надеждами. Над торжественным центральным входом, как и говорил Шарль, нависал огромный картуш с гербом — единорог на фоне старого французского знамени. Величина и внушительность здания впечатлила Лорен, и она с новой остротой ощутила сложность своего предприятия.

Стараясь не растерять бодрости духа, огляделась. Напротив дома зеленел небольшой скверик, и она присела на узорную скамейку, наблюдая за огромной входной дверью со сверкающей на солнце круглой металлической ручкой. Звонить и просить провести ее к Полю Дюмону она не осмелилась, было ясно, что сюда ее попросту не впустят.

Разглядывая картуш, Лорен попыталась припомнить, чей же это герб. И не смогла. Отец не считал нужным учить Николь подобным вещам. Конечно, для чего незаконнорожденному ребенку знать геральдику французских аристократических семей? Спасибо, что велел падре Шарни нанять для нее учителя и личную служанку, которой стала Марселла.

Поняв, что путает две жизни, Лорен слегка пригорюнилась. Вряд ли это можно назвать психической нормой. Может быть, она всё-таки больна?

Из дверей никто не выходил и не заходил, но Лорен, веря в свою звезду, упорно наблюдала, твердо решив просидеть здесь хоть до ночи. Но уже через пару часов поняла, что для такого нудного занятия недостаточно хорошо экипирована. Захотелось пить, а у нее не было с собой ни воды, ни еды. Жажда томила ее всё сильнее, но поблизости не виднелось ни одного продуктового киоска. Она пожалела, что из-за волнения не позавтракала утром. Но делать было нечего, если она уйдет, то, вполне возможно, пропустит появление Поля.

Она вспомнила вчерашнее предложение Шарля показать ей дом и неуверенно подумала: а не упустила ли она великолепную возможность еще раз поговорить с Полем? Но как бы при этом она смотрела в глаза бедняге Шарлю, понявшему, что его бессовестно использовали? Нет, такие вещи не для нее.

Измучившись от неуверенности, голода и жажды, а к двум часам пополудни и от внезапно наступившей жары, Лорен с радостью заметила приехавший в скверик передвижной киоск, торгующий различной выпечкой, запакованной в целлофановые кулечки с фирменными значками одной из известных парижских кондитерских, и бутылочками газированной и минеральной воды.

Выбрав пару круассанов и пол-литровую бутылочку простой питьевой воды, поела, и с вновь воскресшей надеждой заняла свой наблюдательный пункт. Часы тянулись так томительно, гораздо медленнее, чем на вокзале при ожидании опаздывающего поезда. Лорен принялась считать прохожих, но, дойдя до двух тысяч, сбилась и бросила это пустое занятие.

Но вот начало смеркаться и зажглись низкие, полускрытые в траве фонари, украсившие сквер узорными светлячками. Синее небо постепенно окрасилось в фиолетовые тона, а потом и вовсе почернело. Похолодало. Чтобы не замерзнуть, Лорен принялась ходить по короткой аллее, всё так же не спуская пристального взгляда с двери. Но когда на Париж опустилась ночь и подул пронизывающий северный ветер, продрогшая до костей девушка нехотя отправилась обратно в гостиницу, горестно размышляя по дороге о провале своего замысла.

Бредя по улице, залитой приветливым золотистым светом стилизованных под старину фонарей, Лорен успокаивала свои дребезжащие нервы, обещая, что завтра попробует покараулить у заднего крыльца. Ей обязательно, обязательно должно повезти! А иначе для чего Провидению было напоминать ей о жизни Николь?

Вполне возможно, она жила бы с Джеймсом, наслаждалась плотской любовью и была бы умеренно счастлива. Или нет? Сейчас, когда Лорен познала настоящую страсть и истинную жертвенную любовь, не могла понять, что могло ее привлекать в самодовольном и эгоистичном графе Филдинге. Может быть, ей просто льстило, что аристократ голубых кровей обратил на нее свое лестное внимание? Но она никогда не была тщеславной и не придавала значения подобным глупостям…