Русский самурай. Книга 1. Становление - Анатолий Хлопецкий

Окрестив наконец Савабэ, отец Николай дал ему христианское имя Павел – в честь святого апостола Павла, который до своего обращения в истинную веру также был ярым врагом христианства.

Первенец Японской православной церкви и впрямь горел желанием поведать и другим людям об открывшейся ему Святой Истине. Савабэ привлек к христианству своего друга – врача Сакаи Ацунори, получившего в крещении имя Иоанн. Это было непросто – новообращенному христианину еще недоставало доводов, чтобы убедить своего сильного в диалектике собеседника. Тогда он стал приглашать друга к отцу Николаю, и они вдвоем убедили Сакаи прислушаться к голосу истинной веры. Третьим христианином стал тоже врач – Урано, получивший христианское имя Иаков. И вскоре уже около двадцати жителей Хакодате, принявших святое крещение, стали посещать службы в консульской церкви.

До крещения Савабэ продолжал исполнять свои обязанности в кумирне, но теперь во время службы он клал на жертвенник Евангелие и читал его вместо языческих молитв, хотя в полагающиеся по обряду моменты по-прежнему бил в барабан.

Но после крещения он не стал скрывать своего обращения и отказался от жреческой должности. К нему отнеслись так, как во все времена относились к отступникам: его бывшие прихожане плевали ему вслед, вдогонку неслись оскорбления.

Не поняли его и в собственной семье: жена помешалась от горя и ужаса пред поступком мужа. В припадке безумия она подожгла свой дом, и легкая хижина из рисовой бумаги и соломы в одно мгновение стала горсткой пепла.

Пришли в действие и неумолимые тогдашние антихристианские законы: местные власти арестовали Павла Савабэ. Его бросили в подземную темницу. Савабэ мужественно терпел все страдания, ожидая смертной казни. Его духовному отцу оставалось только пламенно молить Господа о чуде.

Чудом стала отмена древнего декрета Тостики Хидеси новой правящей династией Мэйдзи. Савабэ освободили, но из тюрьмы он вышел отверженным нищим и полностью посвятил себя странничеству и проповеди христианства.

Жрецом в старой кумирне по наследственному праву семьи Савабэ стал восьмилетний сын Павла, который кормил этим себя и больную мать.

Первые христиане Японии шли к истинной вере через страдания, это было их борение – с древними традициями, с испытаниями и искушениями, с соблазнами, ради чистого света Истины Христовой.

Росло число новообращенных христиан, и отец Николай понял, что частных усилий и частной проповеди здесь уже недостаточно. В 1868 году он просит отпуск на родину, для ходатайства перед Святейшим Синодом об открытии Японской православной миссии и средствах на ее содержание, а также о присылке ему в помощь русских миссионеров.

Неспокойно было в оставляемой им Японии, и остров Хоккайдо, где находилось русское консульство, был, что называется, в центре событий: здесь базировался мятежный военно-морской флот, который оказывал вооруженное сопротивление правительству Мэйдзи. Шла междоусобная борьба среди княжеств северо-востока.

Но несмотря на внутреннюю смуту, консулы западных стран в Нагасаки и консул России в Хакодате заявили новому правительству протест против репрессий в отношении верующих христиан и потребовали свободы вероисповедания и проповеди для христианских миссионеров в Японии.

Снова предстоял иеромонаху Николаю уже знакомый, но оттого не более легкий и близкий путь через Сибирь в Петербург. Но это ехал уже другой человек. Неуемное молодое любопытство сменилось тихим умилением узнавания: вот она снова, до боли близкая сердцу Родина, Россия.

Золотая ранняя осень Сибири, ее могучие реки и древние выветренные отроги Урала. Конец жатвы в средней полосе – скирды и суслоны на колючей стерне. И снова Волга – матерь русских рек, красавица и труженица.

Благовест гордых белокаменных соборов и маленьких сельских церквушек на утренней заре. И люди – российские православные люди, призывающие помощь и благословение Божье всякому делу и помыслу, труду и хлебу, всем дням своим.

Каждая затерянная в лесах деревушка, заметная с тракта только шпилем своей колокольни, напоминала о родных смоленских местах. Он побывал там перед отъездом из России, чтобы повидаться со стариком-отцом, о котором непрестанно заботился, живя в Японии.

Чиновный Петербург, как и ожидалось, принял его чопорно и, хотя одобрил все начинания, но раскошелился не сразу. Вроде бы и запрашивались самые скромные суммы, но когда Святейший синод, признавая желательность организации миссии в Японии, запросил Министерство финансов, не возьмет ли оно на свой счет требуемые деньги, министерство согласилось на ассигнование только половины этих сумм. Другую половину было предложено взять на себя духовному ведомству.

Запрошено было и Министерство иностранных дел, которое одобрило открытие миссии и дало самый лестный отзыв деятельности иеромонаха Николая в качестве настоятеля консульской церкви в Хакодате.

Пока шли все эти переговоры и согласования, отец Николай отдыхал душою, бывая в стенах родной Петербургской духовной академии. Здесь были искренне рады своему питомцу, будучи уже наслышаны о его первых успехах на ниве миссионерства.

Как приятно было, пролетев в извозчичьих санках по заснеженным петербургским проспектам, снова оказаться в знакомом уютном кабинете ректора, ощутить его живой интерес к нынешней обстановке в Японии, ответить подробно на его вопросы о перспективах миссионерской деятельности в этой стране: «Я считаю, что при новом правительстве в Японии вероисповедание будет свободным. Думаю, что для распространения православия необходимо создание миссионерского общества». Ректор благожелательно выслушал, дал свое благословение, обещал всяческое содействие и поддержку.

Общими усилиями, с Божьей помощью 14 января 1870 года было вынесено решение об организации Российской духовной миссии в Японии. Отец Николай был возведен в сан архимандрита и назначен начальником миссии. Кроме него в Миссии предполагалось еще четыре штатных сотрудника: три иеромонаха и причетник.

Работа миссии устанавливалась в четырех городах: Нагасаки – колыбели христианства в Японии; Токио – восточной столице; Киото – традиционном центре Японии и Хакодате – резиденции российского консульства с церковью при нем.

Вернувшись в Японию, архимандрит Николай прежде всего озаботился положением дел у его новой паствы. А положение у японских первохристиан было сложным.

Если в России этого времени христианство было государственной религией и обычным семейным вероисповеданием, то в Японии оно было едва терпимо – прекратились гонения за веру, но еще не исчезло предубеждение вековой давности.

При своем первоначальном распространении христианские убеждения нередко разделяли семьи, построенные на основе незыблемой иерархии. Против новообращенного христианина могли восстать его дети, и наоборот – невестка, защищая свою новую веру, противоречила свекрови. Брат вставал на брата. Если болезненна любая перестройка, то ломка сознания, переоценка духовных ценностей были болезненны вдвойне.

Трудно, в муках рождался новый уклад семьи – с новыми нравственными и духовными устоями, новыми отношениями друг к другу и в то же время сохраняющий лучшие проявления национального духа.

Не лучше обстояло дело и с материальной стороны. Вернувшись из Петербурга, архимандрит Николай обнаружил, что его первый японский прихожанин Савабэ живет в тесной и темной кладовой близ кумирни. Несмотря на всю эту тесноту, у семейства Савабэ подолгу ютились еще до десяти единоверцев, едва размещаясь на ветхих татами. И все это были люди, не знавшие до того бедности, носители прежде знаменитых фамилий и высоких чинов. «Любовь к едва, в некоторых чертах, узнанному Христу заставила их терпеть все это», – замечает в одном из писем святой Николай.

Он убедительно и проникновенно просит помощи для бедствующего Савабэ:

«Я вижу, как он страдает за участь сына: исполненный ревности о Христе, напоминающей ревность апостола, высокое имя которого носит, посвятивший себя безраздельно на дело призыва ко Христу других людей, он на все время находит себя вынужденным родного сына своего оставить служителем языческих богов! Какая несообразность обстоятельств! Люди за свои полезные труды получают чины, кресты, деньги, почет! Бедный Савабэ трудится для Христа так, как редкий в мире трудится: он весь предан своему труду, весь в своем труде, и что его труды не суетны, свидетельствуют десятки привлеченных ими ко Христу. И что же он получает за свои труды? Тяжкое бремя скорбей, до того тяжкое, что редкий в мире не согнулся бы или не сломился бы под этой тяжестью.

Высочайшею наградой для себя он счел бы, если бы кто выкупил его сына у языческих богов и отдал ему для посвящения Христу. И какое утешение было бы бедному труженику, которого кроме других скорбей постоянно гнетет мысль, что, зовя других ко Христу, он оставляет родное детище вдали от Него дышать тлетворным воздухом кумирни».