Дело тайны падчерицы - Эрл Гарднер

— Вам известно, что Джилли собирался в яхт-клуб на встречу с миссис Бэнкрофт?

— Он сам говорил мне об этом.

— После его исчезновения вы ездили в яхт-клуб?

— Нет. Я был дома и ожидал его возвращения.

— Если бы он отдал вам половину полученной суммы, поделились бы вы с ним деньгами Евы Эймори? — спросил Мейсон.

— О, Ваша Честь, — вмешался заместитель окружного прокурора, — я думаю, этот вопрос дискуссионный и не имеет отношения к делу. Я предоставил защитнику самые большие возможности для допроса данного свидетеля, так как понимаю, что его показания позволяют все распутать.

Если же в них есть какие-то изъяны, я так же, как и защита, заинтересован в том, чтобы выяснить все до конца. Но, безусловно, подобный вопрос вряд ли имеет отношение к делу.

— Согласен, — объявил судья Хобарт, — но мне кажется, при столкновении с людьми подобного сорта защита имеет право на получение ответа. Я отклоняю протест. Свидетель, отвечайте на вопрос.

— Ну скажем, — произнес Келси, — что если бы Джилли поступил со мной честно, я, наверняка, поделился бы с ним. У меня репутация… Да, я так бы и сделал. Но когда он попытался надуть меня и получить лишние полторы тысячи, я стал относиться к нему с подозрением. Я пришел к выводу, что он обманщик, что с ним следует расквитаться и больше не иметь дела. В нашем бизнесе, как впрочем и в любом другом, есть своя этика, и люди, имевшие со мной дело, всегда полагались на мою репутацию — только я не собираюсь здесь ничего говорить о своем бизнесе, мистер Мейсон. Мы ведем речь только об этом деле и все.

— Хорошо, — усмехнулся Мейсон. — Больше вопросов у меня нет.

— Вызывается, — объявил заместитель окружного прокурора, — следующий свидетель — доктор Мерли Бэджер, судебный врач, патологоанатом.

Доктор Бэджер занял место свидетеля.

— Скажите, — спросил его Хастингс, — одиннадцатого числа этого месяца вы производили вскрытие?

— Да.

— Кого вы вскрывали?

— Уилмера Джилли. По крайней мере, это был труп, чьи отпечатки пальцев принадлежали именно Джилли.

— Что было причиной смерти?

— Пуля тридцать восьмого калибра вошла в грудь, пробила сердце и застряла в позвоночнике.

— Что вы можете сказать относительно смерти?

— Она была мгновенной.

— Каковы были движения тела после выстрела?

— Их не было. Пуля не только пробила сердце, но и повредила позвоночник. Естественным и единственным движением могло быть только падение тела. Человек умер и упал на том месте, где стоял.

— Сколько времени прошло с момента смерти?

— Приблизительно двадцать четыре часа.

— Можете вы более точно указать время?

— С медицинской точки зрения, я бы сказал, что этот человек умер между восемью и одиннадцатью часами вечера десятого числа. Если исходить из других данных, время смерти можно указать точнее.

— Что вы имеете в виду?

— Пострадавший умер приблизительно через полтора — два часа после последнего принятия пищи, состоявшей из консервированной свинины с бобами.

— Можете задавать вопросы, — обратился Хастингс к Мейсону.

— У меня нет вопросов, — заявил адвокат.

— Что! — воскликнул Хастингс в удивлении. — Нет вопросов?

— Нет, — повторил защитник.

— Должен обратить внимание Высокого Суда, — объявил Хастингс, — что приближается час дневного перерыва. В предварительном слушании подобного рода мы должны только доказать, что преступление было совершено, и есть достаточно оснований признать обвиняемую виновной в этом. Я полагаю, этот факт полностью установлен.

— Может быть, и так, — заявил судья Хобарт, — если, конечно, защита не пожелает доказать обратное.

— Защита желает отложить слушание дела, — сказал Мейсон, — до завтрашнего утра.

— Как! Вы собираетесь выступать? — в удивлении спросил судья Хобарт.

— Это, безусловно, необычно при предварительном слушании дела, и я предупреждаю вас, что как только состав преступления будет установлен, простое противоречие фактов не будет иметь существенного влияния на решение Суда. Вопрос правдивости свидетелей в случае несовпадения показаний целиком находится в компетенции Суда Присяжных.

— Я это знаю, Ваша Честь, — сказал Мейсон, — но защита имеет право на разумное продолжение дела, и я просил бы отложить заседание до завтрашнего утра, чтобы убедиться, сможем ли мы опровергнуть представленные доказательства. Я также желаю завтра сделать в суде публичное заявление.

Ввиду того что обвиняемая отказалась делать какие-либо заявления в ходе расследования, я хотел бы объявить, что сразу же после закрытия данного заседания состоится пресс-конференция, на которой обвиняемая изложит журналистам полный рассказ о том, что в действительности произошло вечером, в день убийства.

— Ваша Честь! — воскликнул вскочивший на ноги Хастингс. — Это превращает судебное слушание в пародию, в фарс! Обвиняемая по совету своего адвоката молчит и не произносит ни слова. И вдруг она заявляет, что все изложит прессе.

— Я не знаю закона, — задумчиво произнес судья Хобарт, — воспрещающего обвиняемому делать заявления прессе в любое время, когда он пожелает. Более того, по закону он не обязан делать их следователям, ведущим расследование.

Судья Хобарт встал и покинул свое место.

Робли Хастингс подошел к Мейсону.

— Послушайте, Мейсон, — сказал он, — не стоит делать таких трюков.

— Почему? — спросил адвокат. — Вы же слышали, что сказал судья. Это законно.

— Что ж, если вы будете проводить пресс-конференцию, я буду присутствовать на ней и задам несколько вопросов, несмотря на ваше стремление, чтобы обвиняемая не подверглась допросу со стороны обвинения.

— А вы представляете какую-нибудь газету? — спросил Мейсон.

— Черт побери — да! — воскликнул Хастингс. — Через пять минут у меня будет аккредитация от газеты.

— Что ж, — холодно произнес адвокат, — вы будете иметь право присутствовать на этой конференции.

Зал суда кипел от возбуждения. Газетные репортеры, столпившись вокруг стола Мейсона, делали снимки раздраженного заместителя окружного прокурора и улыбающегося адвоката.

Хастингс повернулся к журналистам.

— В жизни не слышал ничего подобного, — раздраженно заметил он. — Это самоубийство, хотя, конечно, повернет симпатию публики в сторону обвиняемой. Если же она собирается все рассказать, почему она этого не сделала во время расследования?

— Потому что, — сказал Мейсон, — оно было проведено небрежно.

— Что вы имеете в виду?

— Не был послан водолаз и не было исследовано дно залива в том месте, где находилась яхта, — пояснил Мейсон. — Откуда вы знаете, что там было на дне? Может быть там находятся доказательства, полностью реабилитирующие обвиняемую. Может быть там найдется орудие убийства?! Любой здравомыслящий следователь послал бы водолазов на то место, по крайней мере, чтобы найти орудие убийства. Ведь естественно предположить, что убийца, кем бы он ни был, бросил бы его за борт. А что вы сделали? Вы и шериф расследовали все дело, но не удосужились выяснить точное местонахождение яхты в день убийства. Так что вы навсегда потеряли все возможные доказательства, жизненно важные для обвиняемой в этом деле. Вот почему она воспользовалась правом выбрать любое время для своего рассказа.

— Постойте, — пролепетал Хастингс. — Я сейчас же позвоню по телефону и получу аккредитацию от какой-нибудь газеты; и, если вы так уверены, что на дне залива есть какие-то доказательства, почему же вы не разыскали их?

— Мы не знаем точно, где находилась яхта. Ведь она была отбуксирована по указанию шерифа.

Хастингс хотел что-то сказать, но был так зол, что не смог произнести ни слова. Нервная гримаса исказила его рот. Лицо его было смертельно бледным. Руки сжались в кулаки.

Он резко повернулся и быстро зашагал в направлении телефонных будок.

Мейсон повернулся к шерифу:

— Будьте так добры, шериф, организуйте конференцию в библиотеке суда, скажем, минут через пять, а мы тем временем пригласим всех аккредитованных представителей прессы.

— Постойте, — заметил шериф Джуит, — вы обвинили меня в некомпетентности.

— Я не обвиняю вас в этом, — заметил Мейсон, — я только заявил, что ваши методы расследования были небрежны.

— Но это практически одно и то же.

— Хорошо. Если вам так нравится, я обвиняю вас в некомпетентности.

— Не знаю, стоит ли мне содействовать вам в проведении этой конференции, — сказал шериф.

— Разве вы не понимаете, что это означает? Богатая женщина обвиняется в убийстве, которое — результат шантажа. Радио просто проглотит залпом подобную информацию. Столичные газеты будут жаждать новостей. Это принесет большой доход каждому репортеру, находящемуся здесь, в зале суда. Вы не можете замять всей этой истории. Кроме того, вы не имеете права запретить обвиняемой говорить, когда она пожелает. Единственное, что вы можете сделать, это поставить местным журналистам палки в колеса, но их поддержат представители крупных столичных газет, которые толпами прилетят сюда на самолетах, едва станет известно, что Перри Мейсон собирается дать слово своей клиентке.