Table-Talks на Ордынке - Борис Ардов

— Мы останавливались в лучших ателье…

В числе партнеров Олега Попова был один «артист», который обладал способностью на глазах у зрителей поглощать более ведра жидкости. За кулисами он вставлял себе два пальца в рот и все это извергалось без видимого вреда для здоровья. Эта его способность распространялась не только на воду, но даже и на керосин. Последнее обстоятельство сильно поддержало циркача в трудные военные годы. В те времена на всех базарах был особый ряд, где стояли торговки с бидонами и продавали керосин. Наш «артист» подходил к одной из них и с подозрением спрашивал:

— А у тебя керосин водой не разбавлен?

— Нет, — отвечала та.

— А ну, дай попробовать… И с этими словами он выпивал целую кружку жидкости.

— Нет, — произносил циркач, — разбавленный керосин… А ну-ка у тебя попробуем, — говорил он соседней торговке.

И выпивал еще одну кружку. Так он обходил весь ряд, а потом удалялся. Затем где-нибудь неподалеку от базара проглоченный керосин извергался в приготовленный бидон, и жена циркача с этой посудой становилась в ряд торгующих.

В современном цирке почти нет элементов паноптикума, но существует такая неприятная вещь, как выступления лилипутов. В свое время было два подобных аттракциона, один из них возглавлялся некиим Кочуринером, а другой еще какой-то мерзавкой, которую судили за жестокое отношение к лилипутам. Рассказывали, что и Кочуринер своих питомцев не баловал. В частности по утрам он выходил в гостиничный коридор и громко возглашал:

— Больные гипофизарным нанизмом — на зарядку!

Вообще же цирк всегда был да и остается весьма темным царством. Мне тут вспоминается история, которая произошла во время гастролей наших циркачей в тогдашнем, еще «Восточном Берлине». Послом в ГДР был дипломат по фамилии Пушкин. Он устроил прием в честь артистов, и вот один из акробатов почтительно спросил его:

— Товарищ посол, вы — предок поэта?

— Даже не потомок, — отвечал тот.

Не могу удержаться, чтобы не привести здесь еще один забавный диалог, который состоялся у этого дипломата с Александром Твардовским. Его представили послу.

— Твардовский, — величественно произнес поэт, подавая руку.

— Пушкин, — отвечал посол.

— Не остроумно, — сказал поэт с раздражением.

Юрий Никулин — великий мастер розыгрышей. Вот какую шутку он сыграл со своим приятелем артистом Глущенко. Тот по болезни решил не ходить на выборы народных судей. И вот в день голосования у него дома раздается телефонный звонок. Строгий мужской голос говорит:

— Товарищ Глущенко? Александр Георгиевич?

— Да.

— С вами говорят из избирательной комиссии. Вы почему не явились на выборы?..

— Вы знаете, — стал оправдываться артист. — Я болен… Я себя очень плохо чувствую…

— Ну и что?.. Вы должны были сообщить нам об этом, и мы бы прислали вам избирательную урну на дом…

— Простите… Я не знал…

— Ну, вот что… Мы все-таки сейчас вам урну пришлем… Но уже время позднее, поэтому не обессудьте. Это будет урна с прахом народного судьи…

Только после этих слов Глущенко узнал голос Никулина.

В старых, классических клоунадах на рыжего клоуна буквально сыпались пощечины и оплеухи. А потому для профессионального циркового комика очень важно было владеть искусством — «принимать апач», то есть уметь уклониться от удара, чтобы избежать боли, а вместе с тем создать у зрителя впечатление, будто пощечина была самой настоящей… Тот кого бьют на арене незаметно хлопает в ладоши, и оттого эффект усиливается. Старые артисты рассказывали, что хозяин Московского цирка Соломонский, если вел переговоры с каким-нибудь клоуном, в середине беседы совершенно неожиданно давал ему пощечину — проверял умеет ли тот «принимать апач».

Юрий Никулин очень хорошо владеет искусством цирковой «драки», и этому пожелал у него научиться актер Михаил Казаков. После нескольких уроков Казаков и Никулин со своими женами пошли поужинать в ресторан. Там Казакову пришло в голову разыграть сценку. Он договорился с Никулиным, что в вестибюле пристанет к его жене, тот заступится за нее и у них произойдет драка с «апачами».

И вот Казаков, изображая пьяного, пристал к женщине, а Никулин за нее заступился… Но вдруг в конфликт вступил сторонний свидетель — какой-то дюжий офицер, и он без всяких «апачей» так отделал Казакова, что тот несколько дней не мог показываться на людях…

IX

В свое время в Москве на Потылихе была кинофабрика, принадлежавшая Александру Алексеевичу Ханжонкову. После революции ее у владельца отобрали и, изрядно расширившись, теперь она именуется «Мосфильм».

Как ни странно, самого Ханжонкова не убили, не сослали, а дали возможность работать все на той же фабрике, то ли консультантом, то ли даже управляющим. Но, разумеется, до того весьма прибыльное предприятие при советской власти сразу же стало убыточным. И вот Ханжонкова спросили:

— Как же так? Отчего теперь ваша фабрика приносит не доход, а сплошные убытки? Бывший хозяин отвечал:

— Когда-то у меня в павильонах развелось много крыс. И я купил фокстерьера, который по ночам этих крыс ловил и уничтожал. Но однажды вечером служащий, который должен был на ночь спускать пса с привязи, забыл это сделать. Мой фокстерьер так и остался на цепи… И тогда крысы ночью напали на него и загрызли… В положении этого несчастного пса теперь оказался я сам.

Ахматова рассказывала, как в начале века ей, кажется вместе с Н. С. Гумилевым, довелось смотреть видовую ленту. Там показали картину Репина «Лицейский экзамен», а потом на экране появился титр:

«Пушкин читает, Державкин слушает».

Насколько я могу судить, эта безграмотность и дикость остались одной из отличительных черт кинематографа на все грядущие десятилетия. Впрочем, среди деятелей этого искусства бывали и счастливые исключения, и самое яркое из них — Сергей Эйзенштейн.

Мне вспоминается превосходная шутка этого режиссера. Его сотрудник и ученик Григорий Александров в свое время снял фильм «Веселые ребята» и на этой почве у него завязалась дружба с Леонидом Утесовым, исполнителем главной роли. Так вот Утесов в одном из писем к Александрову между прочим просил:

«Передайте привет половому мистику Эйзенштейну».

Когда эта шутка достигла адресата, Эйзенштейн сказал:

— Передайте привет — местечковому половому Утесову.

В тридцатые годы Эйзенштейн и Александров были в Америке. Им пришлось довольно долго прожить в Нью-Йорке, и там для них наняли небольшую квартиру. В услужение им был предоставлен негр, который должен был убирать комнаты, покупать провизию и готовить еду. Но они были люди вполне советские, а потому очень боялись проявить себя эксплуататорами, а тем паче — расистами. Негр это обстоятельство вполне оценил и постепенно прекратил почти всякую деятельность. В комнатах была пыль и беспорядок, на кухне гора грязной посуды, холодильник был пуст, а слуга целый день возлежал на кушетке, читал газеты и курил дешевые сигары… Неизвестно сколько бы это продолжалось, если бы по какому-то случаю к Эйзенштейну и Александрову не зашел Чарли Чаплин. Увидев запустение и грязь, а, главное, фигуру возлежащего с сигарой негра, Чаплин сейчас же все понял. Он молча приблизился к черному слуге и несколько раз изо всей силы ударил его по лицу. Тот вскочил и с невероятной проворностью стал мыть посуду, вытирать пыль и т. д. С тех пор у Эйзенштейна и Александрова бытовых проблем не было, негр хорошо запомнил урок, преподанный Чаплиным. Как видно, он опасался, что тот еще раз зайдет в гости к его хозяевам.