Кот, который свихнулся на бананах - Лилиан Браун

– Непонятная.

– Не хочешь ли прошвырнуться и пропустить стаканчик? – предложил Квиллер.

На барную стойку, где Энди любил совершать свои возлияния, Квиллер выставил бутылку виски, кубики льда, головку сыра и «Скуунк» для себя. Затем он положил на стойку редкую кошачью книгу, хранившуюся в запертом ящике, рассчитывая, что Коко захочет продемонстрировать свою любовь к литературе.

Не прошло и нескольких минут, как крупный, плотного сложения шотландец в хаки уже входил в кухонную дверь.

– Где этот мозговитый кот? У меня для него работёнка!

– Садись и налей себе, Энди. Ты, конечно, был на шотландском вечере и играл там на волынке?

– А как же! Ты упустил вкуснейший хаггис!

– Ну так что там за новость?

– Кража в ЦЭС. Стащили пятитысячную книгу. Наверняка какой-то проходимец из Центра – а всё из-за шума-бума на телевидении. Мы передали это дело в полицию штата.

– Как она называется? Кто автор?

– «Смерть после полудня»… этого… как-его-там…

– Кто заявил о краже?

– Тот новый парень – Олден Уэйд. Он работает на миссис Дункан и волонтерствует внизу, в Центре Эддингтона Смита.

В этот момент, словно по сигналу, с пола на барную стойку легко и грациозно вспрыгнул Коко и уселся на своей книге.

– Это его собственная книга, – пояснил Квиллер. – Я купил её для Коко в тот день, когда магазин открылся для покупателей.

– Хорош сырок. Прямо стилтон на вкус.

– А это он и есть.

ПЯТНАДЦАТЬ

Утром в среду Квиллер первым делом покормил сиамцев – ритуал, который он совершал примерно семьсот раз в году. Стараясь одновременно развлечь себя, он вёл с ними интеллектуальные беседы – приём, который, говорят, развивает в кошках самосознание. Коко обычно глубокомысленно внимал, чуть склонив свою красивую коричневую головку; Юм-Юм вылизывала какое-нибудь пятнышко на груди.

На этот раз Квиллер прибег к расхожей латыни. Sic transit gloria mundi… E pluribus unum… Tempus fugit, aeternitas manet…17 Её нагло проигнорировали. Оба его питомца валяли друг друга по полу, словно шоумены из реслинга. С высшим образованием покончено, решил Квиллер.

Когда он доедал свой завтрак, раздался телефонный звонок. Это был Кеннет.

– Алло, мистер К.! Потрясная новость! – сказал он приглушенным голосом. – Свистнули книгу в пять тысяч баксов! Ту самую, с которой Данди снят на фото! Об этом будет сегодня на первой странице!

– И увеличит продажи, – резюмировал Квиллер. – Хорошо ещё, что украли книгу, а не кота.

– Ага… Я подумал, вы захотите об этом знать. А я закончил подборку, мистер К.

– Прекрасно! Я вечером заберу сундук.

– Пегги могла бы подвезти меня к вам. Ей смерть как хочется поглядеть на ваших кисок!

– В какое время?

– Сразу после работы.

– Тогда до скорого. – Его разбирал смех: до чего же быстро распространяются новости! А Коко, слонявшемуся по кухне в расчёте на банановую кожуру, он сказал: – К нам едет ваш кузен Кеннет и с ним девушка, присматривающая за Данди. Она хочет познакомиться с вами.

Интересно, подумал он, как будет реагировать Коко на лохмы Пегги, свисающие аж до бровей. Коту они могут показаться угрожающими, как некоторые породы собак.

Он тщательно причесал сиамцев серебряной щёткой и почитал им из «Старинных побасенок», которые снова слетели с полки на пол. Их юмор был таким же тонким, как и в прошлый раз, и Квиллер даже справился о Джордже Эйде в энциклопедии, где прочёл: «Популярный юморист и драматург (1866-1944)».

Затем он позвонил местному историку. Торнтон Хаггис знал о людях прошлого века всё и вся.

– Что ты знаешь о Джордже Эйде? – спросил он Торнтона.

– Что-что? Отменное кукурузное виски. Мои парни заправляются им, когда играют в футбол. Здорово подбадривает. С чего это ты о нём спрашиваешь?

– Дурацкая шутка, Торн… Вы с женой будете на заседание литклуба?

– А как же! Непременно. Как я уже сказал, она ведёт себя на твоих лекциях как перезрелая «квиллеристка». По-моему, её очаровали твои усы.

– У меня к тебе ещё один вопрос. Скажи, «Скульптурная мастерская Хагтиса» изготовляла надгробные памятники для семьи Хиббардов?

– Мы все для них памятники делали! Мой дед, отец и я. Им нравились надгробья большие, тщательно отделанные и дорогие. С чего это ты о них спрашиваешь?

– Я пишу книгу о Хиббард-Хаузе, Торн, и мне подумалось – у тебя, возможно, есть что вспомнить.

– Тебе хватит материала на целую главу. В их владениях есть частное кладбище, а я могу дать тебе нашу книгу заказов с именами, датами и эскизами предлагаемых памятников. Чего только мы им из камня не высекали! Ангелов, корзины с цветами, ягнят, портреты усопших и длиннющие надгробные надписи, словно выдержки из писем. Простым было только одно надгробие: плоская плита для дочери, которая умерла обесчещенной.

– Исключительно важный материал, Торн. Я им непременно займусь. Когда дойдёт до него очередь. Мне хотелось бы полистать книги со счетами и прочим… А пока я набрел на кое-что в архиве, что только ты способен оценить. На первую страницу «Нью-Йорк таймс за тысяча восемьсот девяносто девятый год! Её сохранил отец Вайолет Хиббард. Заголовки сообщают об ограблении банка, об убийстве, о тайне, связанной с отравлением, и о крахе корпорации с уставным капиталом в миллиард долларов.

– Что доказывает, – заметил Торнтон, – что нынче дела идут не хуже, а только несколько иначе.

– А чтобы показать тебе, Торн, насколько иначе, – заключил Квиллер, – добавлю, что воскресный выпуск «Таймс», двадцать две страницы, продавался за пятицентовик.

Позднее, уже днём, Квиллер отправился в супермаркет Тудлов и, выбирая фрукты и овощи для Полли и бананы для себя, вдруг услышал за своей спиной:

– Мистер К. собственной персоной, если не ошибаюсь?

Он повернулся и увидел приятного подтянутого мужчину лет сорока, который представился как Билл Тёмерик. Он был учителем английского языка в Содаст-Сити, писавшим занятные письма во «Всякую всячину» – в колонку «Из-под пера Квилла» и по поводу редакционных статей.

Квиллер пожал протянутую ему руку.

– Рад познакомиться! Прошу вас – банан. Доктор Диана говорит, бананы очень полезны.

– Моя жена тоже всегда за них ратует. Кстати, её тётушка несколько лет назад выиграла на благотворительном аукционе право поужинать с вами и с тех пор не перестает об этом говорить.

– Сара Пленсдорф. Как же, как же! – воскликнул Квиллер. – Очаровательная женщина!

– Как поживают Коко и Юм-Юм? Мои малыши, я уверен, обязательно о них спросят.

– Коко ведёт себя как мачо, Юм-Юм – как избалованная девчонка; порою наоборот. – И, заметив, что вокруг них образовалась небольшая толпа слушателей, с улыбкой добавил: – Пройдёмте и дадим этим добрым людям купить бананы.

Как только они и их продуктовые тележки вырвались из «окружения», Квиллер спросил:

– Вы не очень торопитесь? Я приглашаю вас выпить кофе.

– Лучшее предложение, какое я слышал за всю неделю!

В кофейне, где они сидели на неудобных табуретах, созданных специально, чтобы отваживать бездельников, Квиллер заговорил на волновавшую его тему.

– Могу я, пользуясь моментом, задать вам профессиональный вопрос?.. Можно ли употреблять «почему» как союзное слово? Моя домоправительница говорит: «Ко мне приезжает дочь, почему я не смогу убирать у вас в среду». Это что, особенности местного говора?

– Нет, такой синтаксический выверт встречается и в других городах и весях. «Почему» используется как союзное слово для присоединения придаточного дополнительного с оттенком причинности. Заменяет старинное словечко «посему» или выражение «в связи с вышесказанными. Вас такое объяснение удовлетворяет?

– «В связи с вышесказанным…» – повторил Квиллер. – Более или менее, – дал он честный ответ.

Среди звонивших днём в амбар был и Уэзерби Гуд.

– Когда ты вернешься в Деревню, чтобы я мог сообщить тебе последнюю новость через забор?

– Что же это за горяченькая новость, которую я ещё не знаю?

– А та, что номер второй куплен – на этот раз точно.

– Кем?

– Я заскочу в амбар по дороге на радио и расскажу.

Всю остальную часть дня Квиллер ломал себе голову над вопросом, на который не находил ответа. Вопросы без ответа всегда доводили его до тихого бешенства. И когда тачка Уэзерби въехала во двор амбара, он вышел встретить метеоролога с его любимым напитком на серебряном подносе.

– О'кей! Так кто же это?

– Наша ветеринарша.

– Доктор Констебл? Но ведь она живет в пансионе Хиббард-Хауз! Не из того же самого непогрешимого источника ты получил информацию, что подвёл тебя в прошлый раз?

– Да, я излишне доверчив. Даже собственным прогнозам почти верю.

– И какова же предполагаемая причина, заставившая её покинуть пансион?

– Там она не может держать домашних животных. Обидно – объяснила она в управлении Деревни – лечить питомцев других людей и не иметь своих. У неё в одних только «Ивах» пять пациентов, к которым она ездит на дом. Всё шиворот-навыворот. Когда она переедет, надо будет устроить в её честь вечеринку.