Невеста трех женихов - Галина Лифшиц

Света поначалу мучительно стеснялась, что убираться к ним приходила филиппинка Соня, которая почтительно обращалась к ней: «Синьора».

– Как я буду давать ей указания? Мне очень неудобно. Я и сама могла бы убраться, раз уж у меня работы нет, – жаловалась Света мужу.

– У всех своя работа. Она наводит порядок в нашем доме. Этой работой она обеспечивает свою жизнь. А ты богатая синьора, способная двадцать таких, как Соня, держать в прислугах. Привыкай. Так устроена жизнь. Ты – выше ее по положению. Она обязана беспрекословно выполнять все твои распоряжения. Только тогда в доме наступит порядок, – поучал Марио, для которого жизнь со слугами казалась вполне естественной, правильной и единственно возможной.

Может, конечно, он и прав, но не умела Света выставлять себя госпожой. Не умела показывать свое превосходство. И учиться этому не собиралась. Воспитывали ее по-другому. Ну как можно проявлять высокомерие по отношению к старательной и предупредительной Соне? У той подрастали в Маниле трое детей, за которыми приглядывал безработный муж. Большую часть заработанного она пересылала им. Но не унывала, всегда с улыбкой, энергичная, она еще Свету подбадривала, когда видела, что той грустно.

Как только Марио утром уезжал в свой офис, Света бежала на кухню к Соне, и они устраивали кофепитие. Располагались за огромным кухонным столом, болтали, ели вкусненькое. Соня поначалу стеснялась, но Света объяснила:

– Ты иностранка, я иностранка. Ты тут одна, я тоже. Почему нам нельзя дружить? Это же делу не помешает.

– Хорошо, – согласилась Соня, – только не говорите господину. У итальянцев другие порядки, я работу боюсь потерять.

Так у Светы появилась своя маленькая тайна. Но от нее никому вреда не было и быть не могло.

Иногда в их утренних посиделках принимал участие – о ужас! – садовник, ухаживающий за садом, причем не итальянец, а тоже иностранец, выходец из Марокко, по имени Мунир. Своему искусству он учился во Франции, потом вот нашлась ему работа в Италии. Как иностранец, чужак, получал он значительно меньше итальянских коллег, хотя сады, созданные им, казались садами рая.

Пораженная невиданными цветами, вековыми деревьями, газонами, искусно, на французский манер, подстриженным кустарником, Света не скрывала своего восторга, сама заговорила с человеком, трудившимся не покладая рук ради этой красоты.

Мунир прекрасно говорил по-итальянски. Поначалу он был удивлен непривычным поведением синьоры: она общалась открыто, на равных. Потом догадался:

– Э, да ты не из них! Не местная. То-то я и вижу: у них таких красавиц не бывает.

Чувствовалось, что садовника гложет давняя обида на итальянцев.

Света пригласила его на кофе в дом, он удивленно засмеялся, но пришел. Вот собрались они – три человека с разных концов света, заброшенных волею судьбы в одну точку земного шара в один и тот же отрезок времени. У каждого за плечами свое, но есть и общее: всех их гнала на чужбину любовь. Соню – любовь к детям, которых нечем было бы кормить, если б не ее работа. Мунира – любовь к своему делу, Свету – любовь к мужу. Но только одной «синьоре Кьяре» любовь улыбалась, поворачиваясь своим добрым ликом. Собеседники ее страдали и претерпевали. Это становилось ясно из их рассказов.

– Ты вот из родного дома уехала. Тебя нужда гнала? – спрашивал белокожую ясноликую Свету смуглый черноглазый Мунир.

– Конечно же, нет, – улыбалась Светлана. – У меня на родине квартира, работа была, хорошая профессия… Я полюбила, вышла замуж – разве я одна такая?

– Ты еще их тут не знаешь. Они расисты. Всех, кроме себя самих, презирают. Они – самые совершенные. А я тебе так скажу: они – самые бесчестные, жадные. Обманывают на каждом шагу. За грош удавятся.

Света вспоминала свадебные подарки и, конечно, не верила. В душе Мунира явно жили печальные воспоминания, которые лучше гнать от себя.

– Я тут попросил прибавку к жалованью, совсем немного. Надоело получать половину того, что местные получают, работая в сто раз меньше.

Он назвал сумму, которую просил у хозяина. И правда ерунда. Что-то около семидесяти долларов выходило, если с местных денег пересчитать. Меньше, чем один их обыденный ужин в хорошем ресторане.

– И знаешь, что он мне ответил, твой муж? «Забудь», – говорит!

Этому Света как раз верила. В делах Марио не церемонился и никого не жалел. Он умел сказать «нет», отстаивая свои интересы.

– Мы для них – третьесортные. Все время дают понять. Ты поосторожней. Ты другая. Душу всю не открывай, – советовал садовник.

Света сочувственно улыбалась. Понятное дело: трудно живется человеку, что тут скажешь. Жаль. Всем природа его наделила: талантом, красотой, элегантностью. А вот покоя нет в душе – и радости нет.

Однако после первых разоблачительных бесед Мунир потихоньку успокоился, перестал жаловаться. Выговорился, наверное. Вместо прежних тирад в адрес богатых и скупых работодателей он начал удивлять собеседниц невероятными историями, которые вполне могли бы сойти за сказочные, если бы не были правдой.

Однажды он решил поведать своим слушательницам историю одного итальянского слова. Не сказал поначалу, какого. Просто в обычной своей загадочной магрибинской манере[7] повелел:

– Слушайте! Расскажу вам о слове, которое они считают своим.

Под выразительным и несколько ироничным «они», понятное дело, подразумевались все те же обидчики-итальянцы. Света и Соня заинтересованно внимали.

– Жил в давние времена мудрый и богатый старец по имени Хасан ибн-Саббах. Содержал он при своем дворе плененных юношей. Знали эти молодые люди, как пророк Мухаммад описывал рай. И вот Хасан ибн-Саббах велел показывать этим юношам рай. Делали это так. Сначала их одурманивали, потом сонных помещали в прекрасный сад. И уже там они пробуждались. Проснутся, увидят всю красоту вокруг и, конечно, верят, что попали в рай. Посылают к ним прекрасных женщин, девушек, те танцуют перед ними, поют, ублажают любыми ласками. Так счастливо проводят они свои дни в «раю». Все у них есть, что ни пожелают, любое угощение, любая красавица. А потом понадобится почтенному старцу Хасану ибн-Саббаху убить какого-то своего врага. Тогда приказывает он привести к нему юношу из тех, что наслаждаются в «раю». Несчастного опять одурманивают и возвращают во дворец, где он прежде содержался под стражей. Когда он просыпается, его охватывает тоска по потерянному раю. Он плачет, жалуется на судьбу, ничего не может понять. Тогда старец и отправляет его в дальние страны с приказом убивать. Ведь только выполнив этот приказ, получит он возможность вернуться в райский сад. А ради этого юноша теперь готов на все. Он исполнит любой приказ. Таких юношей-убийц называли «хашишин». Потому что гашишем их одурманивали. Ну, и про какое итальянское слово я вам тут рассказал? – хитро спросил Мунир.