Инженер Петра Великого – 3 - Виктор Гросов

систему водяных бань: каждая кадка с кислотой должна была стоять в еще большей емкости, куда наливали холодную воду. Воду эту, понятное дело, надо было регулярно менять, а если припечет — так и льда из погреба подкинуть. Но как эту самую температуру измерять? Термометров тут, ясное дело, днем с огнем не сыщешь. Пришлось вспоминать школьные уроки физики и колхозить самому. Надыбал я у Брюса по случаю несколько тонких стеклянных трубок — какой-то заезжий аптекарь привез. Запаял один конец, а внутрь залил подкрашенный спирт. Ртути у меня, увы, не было, да и связываться с ней в таких условиях — себе дороже. Потом откалибровал: нацарапал метку, где спирт при таянии льда стоит — это ноль, и где при кипении воды — это, условно, сто градусов. Шкалу присобачил к деревянной планке, к которой трубка крепилась. Понятно, что точность у таких «градусников Смирнова» была плюс-минус трамвайная остановка, но хоть какой-то ориентир, лучше, чем пальцем в небо тыкать или на ощупь определять. По крайней мере, если совсем уж зашкаливать начнет, заметить можно.

Но позднее я сделаю более совершенный термометр: биметаллическая пластина. Спаяю железную и медную пластины и по степени изгиба проградуирую.

Следующим пунктом шла очистка кислот. Серная да азотная, которые мы получали дедовскими методами, были, мягко говоря, не ахти какого качества. Грязи в них было — мама не горюй! А примеси эти могли конечный продукт испортить, да и какую-нибудь нехорошую реакцию спровоцировать. Тут я решил замутить многоступенчатую систему фильтрации. Сначала грубая очистка — через слои песка и толченого древесного угля. Потом — потоньше, через плотную ткань, пропитанную всякими составами, которые, по моим прикидкам, должны были некоторые из этих примесей связывать. Это была та еще алхимия, больше на чутье и обрывках знаний, чем на точных расчетах, но что делать — другого выхода не было. Вообще, получение чистых кислот в нужных объемах оставалось моей самой большой головной болью. Производительность наших самопальных реторт была слезы, а не производительность, а каждая партия требовала неусыпного контроля и уйму времени.

Ну и, наконец, сушка готового пироксилина. Тут тоже свои заморочки. Сушить его надо было медленно, при невысокой температуре и, самое главное, с хорошей вентиляцией, чтобы пары растворителей (если я буду использовать спирто-эфирную смесь для пластификации, чтобы порох не крошился) или остатки влаги улетучивались, не создавая взрывоопасной концентрации. Для этого я спроектировал отдельные сушильные камеры — по сути, просторные сараи с высокими вытяжными трубами на крыше, чтобы тяга была естественная, и системой полок из редкой сетки, на которых пироксилин должен был раскладываться тонким слоем. И никакого открытого огня поблизости, само собой — это даже не обсуждалось.

Федька и Гришка аж светились от энтузиазма, вникая во все эти премудрости. После того, как они на собственной шкуре прочувствовали «прелести» неконтролируемой химической реакции в старой лаборатории, к моим инструкциям по технике безопасности они относились с благоговением. Я старался объяснять им суть процессов по-простому, без заумных химических формул, от которых у них бы точно мозги закипели.

— Смотрите, орлы, — говорил я им, тыча пальцем в чертежи нового порохового «цеха». — Вот здесь у нас будет чан для «закваски». Главное — чтобы эта «закваска» не перекипела, а то быть беде. Поэтому следим за «градусником» — вот за этой стекляшкой с красной водичкой. Полезла водичка вверх — сразу воду в «корыте» меняем, а то и льда подкинем. Ясно?

— Так точно, Петр Алексеич! — бубнили они в один голос, хотя по их лицам я видел, что не все им было до конца понятно, но старание и преданность в их глазах перевешивали любые сомнения.

— А вот здесь, — продолжал я, показывая на фильтры, — будем нашу «кислую воду» чистить, чтобы дряни всякой в ней поменьше было. Чем чище вода, тем лучше наш порох будет, злее и без дыма.

Они кивали, мотали на ус. Федька, с его золотыми руками, больше тяготел к «железкам» — он с энтузиазмом взялся за обустройство мастерской, где мы должны были собирать СМ-1, но и в «химических делах» старался не отставать, пыхтел, разбирался. Гришка же оказался на удивление толковым в работе с реактивами, точно отмеряя порции и следя за ходом реакций. На этих двоих теперь ложится огромная ответственность, ведь любая ошибка могла стоить им жизней. Но я в них верил. Эти ребята уже не раз доказывали, что на них можно положиться.

Я сам почти не вылезал из строящихся корпусов, проверяя каждый узел, доску, толкуя рабочим (в основном, солдатам Орлова да нескольким нанятым артелям плотников) что к чему. Работы было — выше крыши, но когда я представлял себе, как русские солдаты, вооруженные моими винтовками с этим новым порохом, гонят шведа, вся усталость куда-то улетучивалась. Ради такого стоило и поднапрячься.

Пока в Игнатовском все крутилось-вертелось вокруг пороха, меня то и дело выдергивали в Питер. Инженерная Канцелярия требовала хозяйского пригляда. Да и Государь хотел видеть, что не зря харчи тратит, и Брюс, хитрец, нет-нет да подкидывал задачки, с порохом и ружьями никак не связанные. Я, честно говоря, поначалу от этих «левых» проектов отмахивался как от назойливой мухи — голова была забита куда более важными, как мне казалось, вещами. Но Яков Вилимович умел так повернуть, что и не откажешь.

— Ты, Петр Алексеич, — завел он очередную шарманку во время одного из моих наездов, когда я в очередной раз попытался отбрехаться, дескать, в Игнатовском дел по горло, — ты пойми одну простую штуку. Государь, он же человек увлекающийся, ему размах подавай. Он и о простом быте печется, чтоб и солдату, и мастеровому жилось полегче. А ты, с твоей-то головой да знаниями, можешь ведь и тут пользу принести, да еще какую! И поверь, царь это оценит не меньше, чем новую фузею. Это, если хочешь, тоже своего рода политика. Чем больше ты государю в разных делах угодишь, тем крепче твое место под солнцем, тем больше у тебя возможностей, чтобы свои главные затеи двигать. Смекаешь, к чему клоню?

Слова Брюса попали в самую точку. И правда, зацикливаться только на оружии — путь в никуда. К тому же, в голове у меня вечно роилась куча идей, вполне себе реализуемых в здешних условиях и способных реально облегчить людям жизнь, а заодно и мою репутацию «мастера на все руки» поднять до небес. И одна из таких идеек как раз удачно ложилась на страсть Государя. Петр