Враг за Гималаями - Юрий Брайдер

Стрелок осел в снег, сложившись, как перочинный ножик, почти пополам, а Цимбаларь с сотоварищами все не появлялся. Бомж, откровенно говоря, спасший Донцову жизнь, вряд ли принадлежал к славной когорте стражей правопорядка — эти при выполнении оперативных заданий пустой стеклотарой не пользуются.

Впрочем, выяснить, что с ними такое приключилось — уснули, убиты, спились, замерзли до смерти, подхватили кишечное расстройство, — было как-то не ко времени. Оставалось надеяться лишь на самого себя.

Выхватив пистолет и до поры скрывая его в рукаве пальто, Донцов рысью двинулся к мусорным бакам. Утреннее солнце, отражаясь в сотнях оконных стекол, предательски слепило глаза.

В данный момент Донцова интересовал не столько сам стрелок (дойдет очередь и до него), а валявшийся на снегу полиэтиленовый пакет с пистолетом. Он хотел было крикнуть своему спасителю: «Отбрось пушку подальше!» — но воздуха в легких хватило только на то, чтобы издать утробное мычание.

Последние двадцать шагов Донцов проделан буквально на нервах — несколько минут бурного стресса сожгли энергию, которой должно было хватить на целый день.

Вблизи Ухарев оказался совершенно заурядным мужичонкой, приметным разве что рыжей клочковатой бородой да плешивым черепом (кстати, на розыскной фотке борода отсутствовала, а шевелюра, наоборот, присутствовала). Узнать его можно было исключительно по вздернутому носу а-ля Николай Кровавый, на форму которого не смогло повлиять ни беспощадное время, ни скотские условия существования.

Ухарев уже приходил в себя и тыльной стороной ладони размазывал по лицу кровь, изливавшуюся из раны над ухом. Угоди бутылка немного в сторону — и удар мог бы оказаться смертельным. Вот это был бы сюрприз!

Первым делом Донцов подобрал пакет, иссеченный пулями и пахнувший пороховой гарью. Внутри находился видавший виды пистолет «ТТ». к стволу которого с помощью скотча и изоленты была присобачена пивная жестянка, набитая войлочными прокладками. Там же перекатывались и стреляные гильзы.

— Это он в тебя, что ли, пулял? — поинтересовался бомж, продолжавший сжимать в руке отбитое бутылочное горлышко.

— В меня, — прохрипел Донцов. — Спасибо, что выручил.

— Свои люди — сочтемся. Материальный урон, конечно, невелик. — Бомж бросил в мусорный бак то, что осталось от бутылки. — А вот моральный тебе придется возместить. Я, честно сказать, от страха чуть в штаны не наложил. Первый раз в такую тряхомудию встрял.

— Возмещу, так и быть… — ответил Донцов, обшаривая карманы Ухарева.

Добычу его составили самодельный нож-выкидыш, запасная обойма, горсть патронов россыпью, набор отмычек и потертый бумажник, где среди всего прочего оказались и десять зелененьких бумажек с портретом изобретателя молниеотвода Бенжамина Франклина — половина суммы, в которую была оценена жизнь майора Донцова.

— Богатенький был гусь. — с завистью произнес бомж. — А гумозником прикидывался.

— Это тебе в счет возмещения морального ущерба. — Донцов вытряхнул из бумажника все отечественные дензнаки. — И кутнешь от души, и штаны новые купишь, если старые отстирать не получится.

— А баксами с ангелом-хранителем слабо поделиться? Все себе хочешь зажилить?

— Фальшивые они. — Для наглядности Донцов разорвал одну стодолларовую купюру пополам.

— Как фальшивые? Не может такого быть! — очнулся Ухарев, но, получив рукояткой пистолета по зубам, снова впал в прострацию.

— За что он тебя? — осведомился чумазый «ангел-хранитель», подсчитывая свалившиеся с неба денежки. — Принципиальные разногласия, или просто чувиху не поделили?

— Я этого хунхуза первый раз в жизни вижу. Заказали меня. Вот за эти самые паршивые бумажки… Ты мне лучше крепкую веревку раздобудь.

— Кончать его будешь? — деловито осведомился бомж. — Учти, я соучастником быть не собираюсь.

— Не привык я руки о всякое дерьмо марать. Доставлю куда следует. Пусть суд его судьбу решает.

— А ты случайно не из сучьего домика будешь? — Бомж сразу помрачнел, наверное, сожалея о содеянном.

— Есть такое дело, — признался Донцов. — Дождусь я веревку или нет?

— Наручники надо при себе носить, — буркнул бомж, копаясь в мешке, где хранилась его добыча. — Веревка будет, но за отдельную плату…

Донцову не осталось иного выхода, кроме как доставить крепко связанного Ухарева в свою квартиру — местонахождение ближайшего таксофона он. честно сказать, не знал, а сил на то, чтобы конвоировать задержанного в отдел, явно не хватало.

Еще на лестничной площадке Донцов услышал, как надрывается его телефон.

Втолкнув Ухарева внутрь, он заставил его лечь на пол лицом вниз, и только после этого снял трубку.

Звонил Цимбаларь, находившийся в состоянии крайнего раздражения:

— Ты почему из дома не выходишь? Мы со вчерашнего вечера под твоими окнами дежурим! Окоченели, как цуцики! Маковой росинки во рту не имели!

— Подожди, не разоряйся, — прервал его Донцов. — Объясни толком, где вы дежурите? По какому адресу?

— Только у меня и проблем, что твой адрес помнить! Сам знаешь, я зрительной памятью пользуюсь. И твой дом ни с каким другим не спутаю. Ты мне однажды даже ключи от своей квартиры уступил.

— Так это когда было! Три года назад! — Донцов наконец-то понял, в какую рискованную историю он по вине Цимбаларя едва не вляпался. — Я адрес давно сменил. В той квартире сейчас совсем другие люди живут. Недоносок ты, Саша, и это не оскорбление, а диагноз.

— Неужели мы маху дали? — Цимбаларь с надрыва сразу перешел на шепот.

— Еще какого! Этот гопник четыре выстрела в меня успел сделать. Только бронежилет и спас. Записывай мой новый адрес и срочно жми сюда.

— Говори, я и так запомню. — произнес Цимбаларь совсем уже убитым тоном.

— Ах да. у тебя же идеальная память… Улица Молодежная, дом шесть, квартира сорок пять. Заходите без звонка, я дверь не запирал.

Теперь пора было заняться и Ухаревым, который вел себя сейчас скромнее школьницы, решившей расстаться с невинностью, даже пощады не просил.

Донцов не без труда перевернул киллера на спину (был он хоть и тщедушен, да жилист) и вполне дружелюбно произнес:

— Привет, снайпер.

— Здрасьте, — ответил Ухарев и тут же заканючил: — За что избили? Я мимо шел и никого не трогал. Стыдно над нищим издеваться. Отпустите Христа ради.

— Не придуривайся, Кондуктор. — Донцов продемонстрировал ему пакет с трофеями. — На шпалере остались твои пальчики. Сам ты давно в розыске. Псих тебе, кстати, привет передает. Давно о встрече мечтает. Так что не лепи горбатого.

— Откуда кликуху мою знаешь, начальник? — Ухарев вылупился на Донцова.

— Я и портрет твой у сердца храню. — Он продемонстрировал розыскную фотку. — Красивый ты раньше был. Кавалер на загляденье. А теперь зарос, облысел, опаршивел. Смердишь, как козел. Пора образ жизни менять. Теперь тебе и парикмахер будет дармовой, и баня бесплатная.

— Ох. зря я на это дело согласился, — с горечью молвил Ухарев. — Знал ведь, что на мента иду.Чуяло сердце, что вилы мне светят, да обратный ход уже поздно было давать.

— А ты откупиться попробуй.

— Средств не имею. А в долг ты не поверишь.

— Конечно, не поверю. Но облегчить участь могу. Не за так, конечно.

— Сдавать корешей не буду, сразу предупреждаю! — Ухарев заелозил по полу, словно змея, сбрасывающая кожу.

— Воспринимаю эти слова как неудачную шутку. Надо будет, ты все сдашь. Даже отца родного. Сам понимаешь, взяли тебя без свидетелей, допрашивают без протокола. Никакими процессуальными формальностями я не отягощен. Налью сейчас кипятка в тазик, и буду там твой елдак полоскать. Когда с него последняя шкурка слезет — иначе запоешь. Есть и другие способы развязывать язык, сам знаешь. А если перестараюсь, тоже не беда. Ты ведь, кроме уголовки, никому не нужен. Найдут завтра на свалке твой изувеченный труп — и перекрестятся от радости. Одной паршивой гадиной в этом мире меньше стало. Поэтому не зли меня. Ты расколешься еще прежде, чем сюда заявятся мои дружбаны, которые с тобой цацкаться тем более не станут. Да и вопросик у меня имеется самый что ни на есть безобидный.

— Интересно будет послушать, — пробубнил Ухарев.

— С какой целью осенью прошлого года ты ночью проник в здание психиатрической клиники, расположенной на улице Сухой?

— Вопросик и в самом деле плевый. — Ухарев, выискивающий в словах Донцова какой-нибудь подвох, от умственного напряжения даже засопел. — При тех делах, которые ваша контора на меня вешает, это просто детская шалость… Не думал даже, что тот случай когда-нибудь всплывет.

— В это заведение людей силком доставляют. А ты сам полез. Вот и хочется знать, какой ты там интерес имел.