Земля городов - Рустам Валеев

Он не успел ответить — повозка рванулась, его сильно откачнуло назад и вбок, и последней оглядкой он успел ухватить заплечные мешки на спинах братьев Батуриных. Мальчишка-возница знал свое дело: он должен был миновать препятствия, если бы их вздумали чинить соперники жениха.

— Дурень! — смачно сказал Якуб, и тут в ноздри ему ударил терпкий запах банного угара и березовых веников. Они подъезжали к дому лошадника Хемета.

Они подкатили к самому крыльцу, он сошел с повозки и, не оглядываясь на сундуки в коробе, пошел вперед, машинально занося ноги на ступеньки. То ли кто-то подвел его к комнате, то ли сам он нашел ее. У двери стоял подросток, вытянув худую шею, прямо глядя на него черными глазенками, полными восторга, торжества неуступчивости, какой-то лихой поверхностной враждебности, которая сменилась торжеством доброжелательства, когда он сунул парнишке в руку серебряную монету и еще какую-то вещицу, которой снабдил его отец, — кажется, это была цепочка от часов.

Он увидел ее сразу, как только ступил на порог, и все в это мгновение стало простым и приятным. А потом он увидел постель и сидящих на ней двух мальчуганов лет пяти или шести; и тут же появились бойкие девки, нет, не подруги ее, а родственницы или соседки, они защебетали:

— Живите вместе, как эти малютки вместе сидят!

— Чтобы вы не знали горечи жизни в одиночку!

— Пусть будет счастливым ваше потомство, пусть родятся мальчики!

И, наконец, самая, видать, бойкая сказала:

— Ложитесь вдвоем, а встаньте втроем.

Они убежали, прыская в ладони, озорной оглядкой, уже на порожке, оглянувшись на новобрачных.

Якуб шагнул на середину комнатки и глянул на нее. Она опустила глаза, а смугло светлеющую нагую руку поднесла к подбородку древним, прабабкиным жестом, будто прикрываясь уголком платка. Жутковатое, уже знакомое чувство стало охватывать его, но здесь, перед законным их ложем, было стыднее, чем в тот вечер.

— Я погашу лампу, — сказал он хрипло.

Она не шевельнулась. Он дунул в стекло лампы с остервенением, пламя фукнуло, пропало, оставив смрадный тепловатый дымок. Он опустился перед ней на стул и с минуту сидел не шелохнувшись, и в голове у него проносились отрывки странного пути в повозке. И — братья Батурины, их прощальный возглас, как погнал затем конягу мальчишка-возница… теперь небось рассказывает, как ловко вез жениха и спас его от позора.

Луна вышла, призрачным желтым сиянием наполнила комнату. Он поднял голову и увидел: Айя спит. У него застучало сердце, он встал и осторожными шагами подошел к окну. Скользнул рукою по раме слепым движением, отыскал шпингалет, но отдернул руку. Нет, он не станет удирать из этого окна! Он пересек комнатку, чутко глядя под ноги, и остановился на минуту в покаянной, прощальной позе. Но он уже не смотрел туда, откуда доносился звук ее дыхания.

Он прошел украдкой по коридору и в передней увидел окно, отворенное во двор, в садик. Взявшись рукой за раму, он выпрыгнул в садик. Последнее, что ощутил он, выбираясь со двора, — душный, банный запах березовых веников…

Он бежал по сонным улицам, нашаривая в кармане ключи от комнаты. Бывшая усадьба хлеботорговца безмолвствовала. Чтобы не встретиться со сторожем, он проник задами во двор. Светя зажженной спичкой, отыскал в столе свои документы, сдернул с гвоздя плащ, висевший здесь третий год, и опять задами покинул двор.

Что-то сдвинув, кого-то оттолкнув, он пробился в угол полутемного купе, сел, откинулся к стенке и замер. Уже поезд набрал ход, а его все не покидало ощущение погони… или — потери?

«Ты прости, прости, — говорил он про себя, — я ведь не от тебя убежал, ты прости!..»

Поладив с совестью, он уснул, а когда открыл глаза, увидел в окошко палисадники с жидкими, растеребленными деревцами, на которых лежала темная пыльца гари; женщины шли к колодцу, катили подводы, проехал грузовик. Проспал момент! Но поезд долго еще двигался мимо окраинных домиков, и не скоро он увидел здание вокзала с барельефными узорами на дверях, высокими полуовальными окнами, не крашеное, а как бы испачканное зеленой краской.

Он опоздал к трамваю и, не дожидаясь другого, пошел к извозчичьим пролеткам.

— На летно-планерную станцию, — сказал он, садясь.

— Что-то я не слыхал такой, — сказал извозчик. У него было сытое лицо и гаерские усики.

«Цену набивает, скотина!» — подумал Якуб, нащупывая в кармане деньги.

Извозчик с другой пролетки подсказал:

— Это, видать, за Бабушкино.

Они поехали по булыжной мостовой. Шли красноармейцы и пели «По долинам и по взгорьям…» У трамвайных остановок толпился народ. Мороженщицы выходили на угол. У магазина промтоваров выстраивалась очередь. Пролетка остановилась у кирпичного здания с надписью «Школа фабрично-заводского обучения «Вулкан».

— Что, приехали? — спросил он.

— Так верней будет, — сказал извозчик и крикнул: — Нюра, а где ваши ребята летают?

— Езжай к красным казармам, — ответила, высовываясь из окна, Нюра. — Там все полем, полем — увидишь.

Опять они долго ехали по городу, затем выехали в поле и полем тоже долго ехали. Наконец он увидел парашютные вышки, огромную овальную крышу какого-то сооружения, мелькнуло крыло планера.

— Стой, — сказал он, — стой, говорю, хватит!

Он расплатился с извозчиком и, не оглядываясь, побежал туда. С пригорка увидел все почти поле, на котором травка была как бы подстрижена, и отдельные залысые места на травянистом покрове, и серые дорожки с травкою по бокам. Вход знаменовался деревянной аркой, посредине которой была прикреплена большая яркая звезда из фанеры, крашенной в алое, под ней аршинными буквами было написано: «Челябинская летно-планерная станция».

Не замедлясь, он прошел под аркой и, уже оказавшись на поле, остановился и стал оглядываться. Справа стоял ангар — это его огромную овальную крышу увидел он с пролетки, — и двери его были распахнуты настежь, в некотором отдалении стояли два сооружения, похожие на огромные ящики. По левую руку — приземистые постройки с покатой крышей из горбылей. А на восток — чистое беспредельное поле.

Он не сразу заметил, что из ангара вышел парень в холщовых, закатанных до колен шароварах и гимнастерке, рукава которой были подвернуты выше локтей. Он поспешил навстречу парню.

— Я приехал, — сказал он с таким восторгом и дружелюбием, что вызвал улыбку на хмуроватом лице этого пилота. (Наверно, пилота!)

— Вижу, что приехал, — сказал парень. — Откуда?

— Из Маленького Города. Понимаешь, вчера… только вчера Батурины говорят…

— Кто такие Батурины?

— Ды сыновья Батурина, мастера по яликам!..

Парень расхохотался, и смех его был приятен Якубу. Он означал, что здесь никто знать не знает про мастера по яликам Батурина и слыхом не слыхал про лошадника Хемета или печника Сабура; этот смех еще раз как бы подчеркнул, как он далек теперь от всего, что вчера еще тяготело над ним. И он от души рассмеялся.

Потом они пили чай в одном из сооружений, которые так походили на ящики (это и правда были ящики, в которых везли матчасть планера), и он с таким восторгом озирал стены и смеялся довольным смехом, что парень предложил:

— Тебе, наверно, негде жить? Я живу тут. Пока будешь ночевать со мной, а там обстоятельства подскажут. А зовут меня Дмитрием.

Потом они подметали ангар, складывали инструменты в мастерских, где так заманчиво пахло клеем, стружкой, металлической пылью. Сели отдохнуть.

— Ты не учился в ФЗО? — спросил Дмитрий.

— В «Вулкане»? Нет. Но я учился в техникуме, а работал в земотделе…

— После «Вулкана» ребята подкованные приходят, — сказал Дмитрий. — Авиамодельное дело знают — будь здоров!

Сам Дмитрий, оказывается, учился в ФЗО, а потом одним из первых был принят на летно-планерную станцию. А так как ни семьи, ни родных у него нет, то и живет он здесь — открывает и поздно вечером закрывает ангар, следит за порядком, выкатывает с ребятами из стартовой команды планер (АК-1 последней модели!), в общем, работы хватает.

Между тем планедром постепенно оживал, там и тут раздавались голоса парней. И в тот же день ему посчастливилось увидеть, как бежит по зеленой дорожке, кренясь то одним, то другим крылом, великолепный планер. Ребята, человек десять, ухватив концы амортизатора, бежали от планера, все сильнее, сильнее натягивая концы (как рогатку натягивают, подумал Якуб), и тут — команда «Старт!», планер двинулся, побежал.

— Эй-эй! Ты куда?.. — услышал он и стал как вкопанный. Он, оказывается, бежал за уносящимся планером, а ребята смеялись и кричали ему…

Вечером у арки появились братья Батурины. Они очень удивились, когда увидели здесь Якуба. Старший сообщил, что брат его не прошел медицинскую комиссию, а оба они отвергнуты мандатной. У младшего был жалкий, хныкающий вид, старший бодрился.