Черный ксеноархеолог - Юрий Валерьевич Максимов

«Почему?»

«Это прорыв к тому, что выше и лучше вас. И прорыв успешный».

«Чушь какая-то».

«На моем аванпосте ты так не думал. Ты молился».

«Это был момент слабости».

«Это был момент силы. Настолько мощной, что она преодолела защитный протокол Хозяев и спасла вашу расу. Почему ты стыдишься? Это нерационально».

«Верить в Бога нерационально. А тогда мне просто повезло».

«Триста восемьдесят третий вопрос».

«Что?»

«Катехизис. Я остановился на триста восемьдесят третьем вопросе. Книга уже загружена в твой планшет».

Мне стало любопытно. Что же это за книга, которая настолько впечатлила убийцу неккарской цивилизации? Оказалось, что это самое простое изложение христианского учения, поданное в вопросах и ответах.

– Триста восемьдесят три, – прочитал я вслух. – Что такое христианская надежда? Христианская надежда есть успокоение сердца в Боге с уверенностью, что Он непрестанно заботится о нашем спасении и дарует нам обещанное блаженство.

«Можешь читать про себя».

Я едва заставил себя дочитать страницу и, наконец, не выдержал.

– Что за бред?! Я не для этого стал ученым!

«Насколько мне известно, есть гораздо более ученые люди, чем ты, которые читают такие книги».

– Но почему именно это? У нас, кстати, есть и другие религии!

«Их я уже изучил. Христианство интереснее».

– Да неужели? И чем же?

«Кенозисом».

– Это еще что такое?

«Учение о самоумалении Бога. Творец, становящийся творением, чтобы принять смерть от рук своих созданий ради их же спасения… Хозяевам такое даже в голову бы не пришло. Никому из тех, кого я знал, не пришло бы. Это так неожиданно, так нелогично, так непропорционально и вместе с тем так красиво! И пронзительно, как первая любовь…»

Стиснув зубы, я решил просто читать далее, пока не истечет оговоренное время. Тварь внутри меня молча слушала, пока я не дошел до слов: «Мы осмеливаемся называть Бога Отцом по вере во Иисуса Христа и по благодати возрождения».

«Интересно», – заметил Гемелл.

– То, что люди обращаются к Богу как к Отцу?

«Это тоже, но я говорил о другом. Мы вместе уже не один месяц. И за все время только новость о моем присутствии вызвала у тебя столь же сильное раздражение, как сейчас. Почему тема религии так эмоциональна для тебя?»

– Я просто не верю во все это и считаю чтение катехизиса и разговоры о нем напрасной тратой времени.

«А в существование говорящих животных ты веришь?»

– Нет.

«Но вчера ты смотрел фильм про них и не чувствовал раздражения. А насчет Бога чувствуешь. Интересно».

– Больше всего я чувствую раздражение насчет тебя!

«Но в меня ты веришь».

День семьдесят второй

Эта фраза засела во мне глубоко, породив кое-какие сомнения. Требовалось обсудить их с кем-то. Выбор собеседников у меня был небольшой.

– Герби, я хотел бы поговорить приватно.

– Кроме нас здесь никого нет, – ответил андроид.

Мы сидели с ним в рубке друг напротив друга.

– Я имел в виду без записи. Ты можешь не записывать то, что я сейчас скажу?

– Могу.

– Тогда останови запись.

– Остановил.

«Нашел с кем советоваться, – скептически прокомментировал Гемелл. – С недосуществом!»

Я проигнорировал его и тихо спросил, наклонившись к Герби:

– Ты помнишь, как я говорил на астероиде про воспоминания того существа, убитого тобой… что они остались у меня?

– Эта информация в моем блоке памяти не повреждена.

– Прекрасно. Что, если я скажу… ну… в общем, пару недель спустя… э-э-э…

Даже перед андроидом тяжело было признаться.

И тут по связи пришел вызов от Недич.

– Ладно, потом поговорим. – Я поднялся.

– Можно возобновить запись?

– Да.

Выходя из рубки, я чувствовал, как мои щеки горят от стыда.

– Важно как можно больше понять про это состояние стазиса, – возбужденно говорила ксенобиолог. – Я провела замеры тела живого неккарца и тела мертвого. Есть разница в температуре. Для корректных выводов нужно исследовать больше образцов. Так что не могли бы вы еще раз открыть контейнер с телом предыдущего пилота?

– Вы хотите его исследовать?

Я представил, что она исследует Келли так же, как и безголовый труп неккарки, и мне стало противно. Видимо, отвращение отразилось на моем лице, так что Лира быстро сказала:

– Разумеется, неинвазивно. Со всем уважением. Но это для его же пользы. Если вдруг вам не удастся найти «размораживающее» устройство, будет полезно знать как можно больше об этом состоянии. Вполне вероятно, нам удастся вывести их из него самостоятельно.

«Не удастся, – заметил Гемелл, – при вашем уровне развития науки и техники».

Однако я не доверял ему. В словах Недич был смысл, так что я ввел код на синей крышке и открыл контейнер с Келли. Я утешал себя мыслью о том, что Келли наверняка был бы польщен таким вниманием красивой девушки. Интересно, какие отношения сложатся у них, когда мой друг вернется к жизни? Вполне вероятно, что он влюбится в нее. И, может быть, это чувство окажется взаимным. Хотя она же асексуалка… Впрочем, асексуалы могут любить платонически, если верить статьям, которые я прочитал.

Вернувшись в каюту, я продолжил чтение катехизиса. Разумеется, запустив секундомер, чтобы не читать ни секундой больше оговоренного часа. Это нелепое чтение по-прежнему раздражало.

«Ты опять нервничаешь из-за катехизиса, – констатировал Гемелл после того, как я закончил сегодняшний фрагмент. – Может, хочешь почитать другую религиозную книгу?»

«Нет!»

«Значит, как я и думал, дело не в книге, а в религии самой по себе. Чем она тебе не угодила?»

«Всем. Это обман и самообман. Жалкая попытка слабых умов защититься от зияющего ужаса и бессмыслицы этого холодного и пустого мира посредством идеи, что он будто бы населен невидимыми духовными существами, добрыми и заботящимися о тебе. Но там никого нет. Только мы и мир. А религия – лишь старое нелепое заблуждение, выросшее из неверного осмысления природных явлений и страха перед неведомым. Может, это помогало в древние времена примитивным людям, но сейчас…»

«Множество ваших ученых и философов верили в Бога. Ты всерьез думаешь, что они были верующими просто из-за того, что боялись грозы? И они все примитивные? А ты такой сложный со своим атеизмом? А что, если твое неверие – лишь способ избежать мыслей об ответственности за совершаемые грехи, в основе которого лежит самая примитивная психологическая защита – отрицание. Не хочется быть наказанным, вот и убеждаешь себя, что наказания не будет, потому что наказывать некому».

«А за что меня наказывать?»

«Не за что? Ты полностью живешь по заповедям?»

Я усмехнулся:

«Как-то не сверялся со списком. Но никого не убил, не обворовал, не прелюбодействовал…»

«Не лгал,