Странствия убийцы - Робин Хобб

Наполовину осушив кружку, я понял, что совсем отвык от эля, тем более на пустой желудок. Я сделал мальчику знак подойти к столу и попросил чего-нибудь поесть. Он принес мне только что срезанный с вертела кусок мяса с гарниром из тушеных овощей и подливкой. Это и новый эль в моей кружке отняли большую часть моих медяков. Когда я поднял брови, услышав цену, мальчик выглядел удивленным.

— Это половина того, что вы заплатили бы в любом другом трактире, сир, — сказал он мне с негодованием, — и это хорошая баранина, а не чей-то бродячий старый козел, который помер от голода.

Я попытался сгладить неловкость, сказав:

— Наверное, на серебряную монетку уже не купишь того, что раньше.

— Наверное, но это вряд ли моя вина, — заметил он дерзко и вернулся в кухню.

— Что ж, серебряная монетка потрачена быстрее, чем я ожидал, — пожурил я себя.

— Этот мотив всем нам знаком, — заметил арфист. Он сидел спиной к своему столу и наблюдал за мной. Две его партнерши обсуждали между собой какую-то поломку дудочки. Я с улыбкой кивнул ему и заговорил громче, когда заметил, что его глаза покрыты бельмами.

— Я некоторое время не бывал на Речной дороге. Собственно говоря, довольно долго — около двух лет. Когда я был здесь в последний раз, в трактирах все было не так дорого.

— Что ж, бьюсь об заклад, что теперь так можно сказать почти о любом месте в Шести Герцогствах, по крайней мере в Прибрежных. Теперь говорят, что новые цены у нас устанавливаются чаще, чем новая луна. — Он огляделся по сторонам, как если бы мог видеть, и я подумал, что он ослеп не так давно. — А еще теперь говорят, что половина налогов идет на прокорм людей из Фарроу, которые их собирают.

— Джош! — упрекнула его одна из спутниц, и он с улыбкой повернулся к ней.

— Только не говори мне, что кто-нибудь из них торчит в этой таверне, Хани. Мой нос чует людей из Фарроу за сто шагов.

— А может он учуять, с кем ты сейчас разговариваешь? — кисло спросила она. Хани была старшей из двух женщин, возможно моего возраста.

— С парнем, которому немного не повезло, я бы так сказал. А значит, это не какой-нибудь толстяк из Фарроу, который пришел собирать налоги. Кроме того, я понял, что он не может быть одним из сборщиков Брайта, в то самое мгновение, когда он захныкал о цене мяса. Когда это ты видела, чтобы кто-нибудь из них платил за что-то в трактире или в таверне?

Я нахмурился при этих словах. Когда страной правил Шрюд, его солдаты или сборщики налогов не забирали ничего без некоторой компенсации. Но я вспомнил о собственных манерах.

— Могу ли я предложить вам выпить немного, арфист Джош? И вашим друзьям?

— Что это? — спросил старик, улыбаясь и поднимая брови. — Ты страдаешь, отдавая монетку, чтобы наполнить свой желудок, но охотно швыряешься деньгами, наполняя наши кружки?

— Позор лорду, который слушает песни менестрелей и не дает им промочить горло, — ответил я с улыбкой.

Женщины обменялись взглядами за спиной у Джоша, и Хани с легкой насмешкой спросила меня:

— А когда ты последний раз был лордом, молодой человек?

— Это только поговорка, — сказал я после мгновения смущения, — но я не пожалел бы пары медяков за песни, которые слышал. Особенно если вдобавок у вас найдется парочка новостей. Я иду к Речной дороге. Вы случайно не оттуда?

— Нет, мы как раз туда, — весело ответила вторая молодая женщина. Ей было около четырнадцати лет, и у нее были потрясающие голубые глаза.

Я увидел, как ее подруга делает знак, чтобы та замолчала. Она представилась:

— Как вы слышали, добрый сир, это арфист Джош, я Хани, а это моя кузина Пайпер…

Два промаха в таком коротком разговоре. Во-первых, я разговаривал с ними так, словно я все еще живу в Баккипе, а они заезжие менестрели, во-вторых, я не придумал заранее никакого имени. Я порылся в памяти, подыскивая подходящее, и после затянувшейся паузы выпалил:

— Коб, — а потом с содроганием подумал, почему это я выбрал имя человека, которого я когда-то знал и убил.

— Что ж… Коб. — Хани помолчала, прежде чем произносить это имя, так же как это сделал я. — Может быть, у нас и найдутся для тебя новости, и мы с удовольствием приняли бы кружечку чего-нибудь, все равно, был ты когда-то лордом или нет. Так кто должен тебя искать на дороге?

— Простите? — спросил я тихо и поднял кружку, чтобы подать сигнал кухонному мальчику.

— Это сбежавший подмастерье, отец, — сказала Хани с величайшей уверенностью. — У него с собой футляр писца, но волосы слишком длинные, а на пальцах нет ни капли чернил. — Она рассмеялась, увидев досаду на моем лице, о причине которой даже не подозревала. — Да ладно… Я менестрель. Когда мы не поем, то замечаем все вокруг, чтобы найти подходящий сюжет для песни. Ты же не думаешь, что все мы слепые.

— Я не сбежавший подмастерье, — сказал я тихо, но у меня не было готовой легенды, которая бы могла последовать за этим заявлением. Как бы стукнул меня по пальцам Чейд из-за такого промаха!

— Нам все равно, кто ты, парень, — успокоил меня Джош. — В любом случае, мы не слышали никаких криков разгневанных писцов, ищущих потерянного помощника. В эти дни многие были бы счастливы, если бы от них убежали парнишки-помощники. Голодным ртом меньше в эти тяжелые времена.

— А у мальчика-писца вряд ли будут такие шрамы на лице и сломанный нос, если ему повезет с хозяином, — заметила Пайпер с симпатией. — Так что нечего тебя винить, если ты удрал.

Пришел наконец кухонный мальчик, и они великодушно отнеслись к моему плоскому кошельку, заказав для себя только по кружке пива. Сперва Джош, а потом и женщины пересели за мой стол. Кухонный мальчик, вероятно, переменил свое отношение ко мне, увидев, что я хорошо отношусь к менестрелям, потому что наполнил и мою кружку, не взяв с меня денег. Тем не менее мне пришлось разменять еще одну серебряную монету, чтобы заплатить за угощение. Я попытался отнестись к этому философски и решил обязательно дать медяк мальчику, когда буду уходить.

— Итак, — начал я, когда мальчик ушел, — какие новости с реки?

— А разве ты сам не отсюда? — едко спросила Хани.

— Нет, моя леди. По правде говоря, я навещал друзей-пастухов, — сымпровизировал я. Манера Хани начинала утомлять меня.

— Моя леди, — сказала она тихонько Пайпер и выкатила глаза. Пайпер захихикала. Джош не обратил на них внимания.

— В эти дни идти вниз по реке почти то же самое, что и вверх. Становится только хуже, — сказал он мне. — Времена тяжелые, а для фермеров они скоро будут еще тяжелее. Все зерно, которое они собрали для еды, ушло на уплату налогов, так что детей кормят тем, что собирались посадить на будущий год. В поля пойдут только остатки, а никакой человек не сможет вырастить больше, посадив меньше. Со стадами и пастухами то же самое. И никаких надежд, что к следующему урожаю налоги уменьшатся. Даже девушки-гусятницы, которые собственных лет не могут сосчитать, знают, что, если от меньшего отнять большее, на столе останется только голод. Хуже всего тем, кто живет у моря. Если человек уходит ловить рыбу, он не может знать, что найдет на месте своего дома, когда вернется. Фермер засевает поле, зная, что зерна все равно не хватит для семьи и для налогов и совсем ничего не останется, если ему нанесут визит красные корабли. Есть одна неглупая песенка про фермера, в которой говорится сборщику налогов, что его работу уже сделали пираты.

— Правда, только глупые менестрели поют ее, — жестко напомнила ему Хани.

— Значит, красные корабли продолжают терзать берега Бакка, — тихо сказал я.

Джош коротко и горько рассмеялся.

— Бакка, Бернса, Риппона и Шокса… Вряд ли пиратов волнует, где кончается одно герцогство и начинается другое. Если у берегов плещется море, они придут к ним.

— А наши корабли?

— Те, которые пираты отняли у нас, в полном порядке. Те, которые остались защищать нас, — что ж, они причиняют пиратам столько же хлопот, сколько комары коровам.

— Разве теперь никто не защищает Бакк? — Я услышал отчаяние в собственном голосе.

— Леди Баккипа. Есть люди, которые говорят, что она только кричит и бранится, но другие знают: она ни от кого не требует того, чего не смогла сделать сама. — Арфист Джош говорил так, как будто знал это из первых рук.

Я был заинтригован, но не хотел показаться излишне невежественным.

— Например?

— Все, что она может. Она больше не носит драгоценностей. Она продала их все и вложила деньги в оплату патрульных кораблей. Она продала свои родовые земли и заплатила этими деньгами наемникам, чтобы оснастить башни. Говорят, что она продала ожерелье, которое ей подарил принц Чивэл, — рубины его бабушки — самому королю Регалу, чтобы купить зерно и строительный лес для поселков Бакка, которые нужно восстанавливать.

— Пейшенс, — прошептал я.