Земля обетованная - Андре Моруа

Сибилла присела рядом с Клер, которая шепнула ей на ухо:

– Я очень сожалею, Сиб… Я ничего такого не просила.

– Не смущайся, Мелизанда, – так же тихо ответила Сибилла. – Ларивьеру известно, что патрон обожает эту тему. Историю о том, как он начинал, ты теперь будешь слышать как минимум раз в неделю. А если очень повезет, то и дважды.

Ларрак, с сигарой в руке, расположился в кресле посреди гостиной и, обращаясь к Клер, начал:

– Не знаю, почему они хотят, чтобы вы услышали эту всем надоевшую историю. Но если она вам интересна, представим, что речь идет не обо мне. Может быть, вы усмотрите в этом пример: чего можно достичь, обладая твердой волей. Итак, мои родители владели в Амьене фабрикой, выпускавшей бархат. Дела их шли вполне успешно (не стану утверждать, что я начинал с нуля), и они хотели сделать меня продолжателем своих трудов. Но я с самого детства увлекался только механикой и строил у себя в комнате модели машин и моторов. Всю свою мебель я оборудовал хитрыми механическими устройствами. Платяной шкаф автоматически освещался, когда его открывали. Я сконструировал аппарат для питья в постели, в виде бутылки, которая, стоило мне лечь, прижималась к губам. Акустическая труба позволяла мне слышать все звуки в кухне. В лицее я учился довольно скверно, успевая лишь по математике и физике, зато у верстака, с напильником, клещами или молотком в руках, был неутомим. Короче, в возрасте шестнадцати лет я соорудил небольшую мастерскую во дворе родительского дома и вбил себе в голову, что должен сконструировать экипаж, который будет двигаться своим ходом. Заметьте, идея была совсем не нова. В Школе искусств и ремесел можно увидеть паровую машину, построенную еще в тысяча семьсот семьдесят первом году. А во Франции с тысяча восемьсот девяностого по тысяча девятисотый год этой проблемой занималось множество инженеров – Панар, изобретатели фирмы Диона, трое братьев Рено. Я уж не говорю о Форде в Америке, о Бенце и Даймлере в Германии, о Роллсе в Англии. Моя оригинальность, если можно ее так назвать, состояла в том, что я был не инженер, а просто паренек с умелыми руками.

– Может, вы и не были инженером, патрон, – вмешалась Роланда Верье, – но вы были изобретателем, причем самого высокого полета.

Ларрак насупился и сделал вид, что его беспокоит длинный столбик пепла на сигаре; Сибилла тут же проворно подставила ему пепельницу – так церковный служка протягивает чашу священнику.

– Ну, пусть будет изобретатель, если вам угодно, – ворчливо ответил Ларрак. – Однако это не мешало моим родителям беспокоиться: я провалил экзамен на степень бакалавра и не желал его пересдавать; я отказался войти в их дело; я проводил все дни напролет в своей мастерской, у верстака. И они не могли понять, почему я решил пожертвовать легким и надежным будущим ради игр, казавшихся им бессмысленными. Наконец в тысяча восемьсот девяносто восьмом году я сконструировал нечто вроде трехколесного экипажа с мотором, а три года спустя и самоходную коляску, которая ездила со скоростью пятнадцать-двадцать километров в час. Родные махнули на меня рукой и перестали препятствовать моему увлечению, хотя по-прежнему считали, что я свихнулся. Но тут несколько моих друзей попросили меня сделать для них коляски, похожие на мою. И вскоре у меня набралось столько заказов, что мне пришлось нанять себе в помощь дюжину рабочих. Так был создан первый завод Ларрака. Завтра вы окажете мне честь посещением завода в Сен-Дени, и я покажу вам свою первую мастерскую, то зерно, из которого произросло наше сегодняшнее предприятие. Я перевез ее из Амьена, разобрав по камешку, восстановил здесь и построил вокруг нее весь новый завод. Сегодня на нем трудятся тридцать тысяч рабочих. Вот что значит призвание!

– Какая прекрасная история! – с невольным вздохом восхищения воскликнула Клер.

– Ты очень удачно выступила, Мелизанда! – шепнула Сибилла после того, как Ларраком снова завладела Роланда, а затем и Верье, который с бесцеремонной уверенностью вмешался в ее беседу с патроном.

– Я говорила искренне, – возразила Клер. – Это и правда удивительная история, ты не находишь?

– Ну конечно, моя прекрасная невинная голубка, конечно! Великолепная история! Просто я уже знаю ее наизусть.

На следующий день кузины отправились вместе на заводы Ларрака. Сибилла надела строгий серый костюм с лисой на плечах. Перед уходом она устроила смотр туалету Клер.

– Нет, только не эту большую шляпу, – сказала она. – Простую фетровую. Нам нужна рабочая форма. – И она тяжело вздохнула. – Я бы прекрасно обошлась без этого визита в сто пятидесятый раз, а тем более в сопровождении патрона, который устроит нам сумасшедшие гонки по цехам. Но похоже, ему этого очень хочется. Кроме того, это будет в пику Роланде, которая весьма тобой интересуется.

– С чего бы это ей интересоваться мной? – спросила Клер, пожав плечами.

– Да с того, что ты безобразна, Мелизанда, что у тебя гноящиеся глазки, прыщавая кожа и тусклые волосы цвета старого бетона… Патрон, конечно, питает безумную страсть к механике, но, будучи конструктором, не перестает быть мужчиной. И умеет оценить по достоинству хорошенькую девушку. Роланда тоже красива, как породистая кобыла, но она что-то слишком уверена в своей власти над ним, слишком липнет к нему и становится назойливой. В один прекрасный день руль повернется в другую сторону и прекрасную Роланду выставят за дверь. И я буду последней, кто ее пожалеет. Ну, ты готова? Патрон прислал за нами свой автомобиль. Уж не знаю зачем – ведь мы могли бы ехать в моем. Но раз уж так…

У подъезда стоял длинный белый лимузин. Шофер, сняв фуражку, с улыбкой открыл перед дамами дверцу.

– Здравствуйте, Эжен, – сказал Сибилла привычно, как старая знакомая, и Клер повторила за ней, словно ученица:

– Здравствуйте, Эжен.

Посещение заводов Ларрака осталось в памяти Клер апокалиптическим видением. Маленькая автомотриса, управляемая самим патроном, молнией носилась из цеха в цех. В гигантских помещениях с застекленными стенами с прерывистым шумом вращались поршни сотен станков, которые полировали, сваривали, скоблили, роняя на пол металлическую стружку и рассыпая вокруг снопы искр; сверху, над головой посетительниц, мостовые краны переносили на чудовищных крюках огромные гусеничные цепи. Ларрак выкрикивал объяснения, тонувшие в машинном грохоте. Клер ничего не понимала, но ее захватило чувство волшебного могущества, исходившего от этого человека.

– Ты что делаешь, Люка? – крикнул Ларрак одному из рабочих.

– Распределительный вал, месье Альбер.

– Какой порядковый номер?

– G.135.23, месье Альбер.

В другом цеху он остановился, наблюдая за рабочим, который шлифовал какую-то деталь:

– Нет, не так, старина… Смотри, как надо!

Патрон скинул пиджак и сунул его Сибилле, которая взяла его с шутливым почтением. Потом он встал на место рабочего:

– Ну вот… Так у тебя дело пойдет в два раза быстрее!

Провожая их к машине, он заговорил о только что начавшейся русской революции, которая ужасно напугала многих буржуа:

– Капитализм, коммунизм… да какая мне разница?! Это всего лишь слова. При любом режиме нужны будут хорошие техники. Ну кто сможет управлять этим заводом, кроме меня? Никто. Я его создал, живу им, он у меня в крови. Дайте Франции какое угодно правительство – социалистическое, коммунистическое. Но если ему понадобятся танки, чтобы воевать с Германией, оно обратится к Альберу Ларраку. Так почему же все хотят, чтобы я беспокоился об идеологии? Значение имеют факты, и только факты. А факты – это я!

Клер подумала: «Пока не найдется другой», но поостереглась произнести это вслух.

Когда кузины очутились в машине, наедине, Сибилла спросила:

– Ты довольна?

– Я оглушена! – ответила Клер. – И у меня болит голова. Но я довольна. В этом заводе есть какая-то жестокая красота. И потом, здесь я наконец чувствую, что живу современной жизнью. А в Сарразаке я жила в безвременье… или на кладбище.

И она спросила себя: чем сейчас заняты ее мать и мисс Бринкер? Мадам Форжо наверняка протыкает иглой воинов на своей вышивке. А мисс Бринкер разъясняет Мари, которая слушает ее с оскорбленным, отсутствующим видом, как в Англии готовят the porridge and the bread and butter pudding,[56] или вяжет носки цвета хаки. В лугах, наверное, уже пахнет скошенной травой. А в самой влажной ложбинке долины, может быть, еще цветут нарциссы.

XIX

В начале июля Клер получила письмо, которое ее потрясло. Оно было написано товарищем Клода Парана и пришло в Сарразак, откуда его переслала мисс Бринкер. «Мадемуазель, – писал лейтенант Эстев, – я выполняю печальный долг, имея Вам сообщить, что мой командир и друг, капитан Паран, вчера был убит. Он просил меня в случае, если с ним произойдет несчастье, уничтожить Ваши письма, которые всегда носил с собой, написать Вам и передать, что он до конца любил Вас. Я хочу, чтобы Вы знали, как все мы восхищались его мужеством. Он был представлен к ордену Военного креста…»