РОС: Забытый род - Гарри Фокс

Выбежали на парадный двор замка, под лиловое небо Изнанки. Но облегчения не было. Город, мертвый час назад, просыпался. Из темных провалов окон, из-за углов руин, из-под обломков выползали… фигуры. Похожие на людей, но не люди. Высокие, иссохшие, в истлевших лохмотьях, когда-то, видимо, богатых. Их лица были масками из высохшей кожи, глаза — тусклыми угольками в глубоких впадинах. Они двигались рывками, как марионетки, издавая хриплые, беззвучные стоны. Упыри. Ожившие мертвецы Первого Города. Их было десятки. Сотни. Они выползали повсюду, поворачивая свои страшные лики в нашу сторону.

— Научный мир… — Марк, бледный как полотно, с перевязанной рукой, смотрел на оживающий кошмар с открытым ртом, не страх, а дикий восторг ученого горел в его глазах. — …сойдет с ума! Такая плотность некротической активности… Самопроизвольная анимация минералов и трупной материи… Это же… это же…

— ЗАТКНИСЬ, МАРК! — заревел Григорий, хватая его за воротник и таща вперед. — БЕЖИМ К ВОРОТАМ! ПОКА НАС НЕ ОКРУЖИЛИ!

Мы помчались по заросшей булыжной мостовой, петляя между руин, обходя выползающих упырей. Каменные стражи замка уже выходили на парадный двор, их тяжелые шаги сотрясали землю. Слепая стражница с гробом за спиной замерла у входа в замок, ее безглазое лицо было поднято к небу, а пальцы все так же шевелили воздух, посылая невидимые приказы ожившим статуям и мертвецам.

Ворота. Груда камней и балок. Наш единственный путь к спасению. И к енотам. К тем самым салатовым зубастикам, которые теперь казались милыми щенками на фоне этого разверзшегося ада.

Мы рванули к проходу. Сзади нарастал гул: скрежет камня, хрипы мертвецов, лязг цепей. Город проснулся. И он был голоден.

Крик Григория разрезал воздух, острый и отчаянный:

— ПРОХОД ЗАВАЛИВАЮТ! НАМ КОНЕЦ!

Он был прав. Каменные рыцари, тяжелые и неумолимые, как ледники, с грохотом сдвигались к груде камней у ворот, возводя живую стену из камня и стали. Каменные Аспиды, сбросив с себя последние осколки минеральной "кожи", превратившись в гибких, шипящих тварей с чешуей цвета вулканического пепла, извивались между ними, их рубиновые глаза горели холодным интеллектом хищников. А со всех сторон, хрипя и скрежеща костлявыми пальцами о камни, сжимали кольцо упыри — высохшие тени былых горожан. Проход, наш единственный путь к спасению (пусть и к зубастым енотам), стремительно исчезал.

— Прощай, Гриша… — хрипло пробормотал Степан, сжимая свой крест так, что костяшки побелели. Артём просто тихо всхлипывал, прижавшись к Григорию. Марк лихорадочно озирался, его научный ум, видимо, пытался найти лазейку в этом апокалипсисе и не находил.

Какое это, нахрен, испытание?! — ярость и бессилие клокотали во мне. — Как мы должны снести эту каменную армию и орду мертвецов, чтобы потом еще и от салатовых милашек отбиваться? Это не отбор наследника! Это бойня!

И тут, сквозь панику, как удар молнии, пронзила память. Виолетта. Ее страстный, ядовитый поцелуй у озера. Шепот: "Ты наследник!" Ее яд, впрыснутый тогда, давший мне эти зеленые глаза. Яд Аспидовых. Яд, к которому я был устойчив… но не безразличен.

А если… — Мысль была безумной. Отчаянной. Единственной. — Если яд Виолетты не просто изменил меня… а открыл что-то? Сделал… своим?

Шанс был один. На грани самоубийства.

— Держитесь! — крикнул я товарищам, больше для того, чтобы самому не сломаться. И шагнул. Не к выходу. Не к ним. А в сторону. Навстречу шипящей, извивающейся массе каменных Аспидов, только что сбросивших свою минеральную оболочку. Они были живыми, яростными, их чешуя блестела влажным маслянистым блеском, пасти разевались, обнажая клыки, с которых капала черная, как нефть, слюна.

— ЛЕКС, ЧТО ТЫ?! — взревел Григорий. — ОНИ ЖЕ…

Я уже был среди них. Первый Аспид, размером с крупную собаку, метнулся как молния. Его клыки впились мне в предплечье. Боль — острая, жгучая! Не как от стали, а как от раскаленного шипа. Я застонал. Второй — в бедро. Третий — в бок, сквозь одежду. Четвертый… Пятый… Их было десятки. Они прыгали, цеплялись, впивались. Каждый удар клыков — это впрыск ледяного, жгучего ада прямо в вены. Словно вливали расплавленное стекло. Я упал на колени, потом на спину, заваленный шипящей, извивающейся массой тел. Их вес давил, клыки рвали плоть, яд разливался по кровотоку ледяными, жгучими реками.

Слабость. Страшная слабость. Мир поплыл, окрасился в багровые и черные пятна. Голоса товарищей доносились как сквозь толщу воды:

— ОН СУМАСШЕДШИЙ! ОНИ ЕГО РВУТ!

— Господи, помилуй его душу грешную…

— Нет! Нет! Лекс! — это Артём.

— Фасцинирующие… мутация под воздействием поливалентного змеиного токсина… — сквозь шок бормотал Марк.

Боль была невыносимой. Казалось, тело вот-вот разорвется изнутри, не выдержав накала яда. Сердце колотилось, как бешеное, потом замирало, потом снова билось с безумной частотой. Дыхание спирало.

Умираю… — пронеслось в сознании. — Идиотский план…

Но потом… Потом что-то переключилось. Ледяной жар яда вдруг… изменил свой характер. Он не перестал гореть, но это пламя больше не разрушало. Оно… питало. Как если бы всю жизнь ты задыхался, а тебе вдруг вкачали чистый, ледяной кислород Арктики. Как если бы ты тащил невыносимую ношу, а ее вдруг сняли, и мышцы наполнились стальной, пружинящей силой. Адреналин? Нет. Это было в тысячу раз мощнее. Это была сама жизнь, сконцентрированная, дикая, первобытная. Энергия ударила в виски, в сердце, в кончики пальцев. Я никогда не чувствовал ничего подобного. И с диким удивлением понял: как я вообще жил без этого? Как дышал этим бледным подобием воздуха? Как двигался в этом вязком болоте обычной реальности?

Аспиды… отпустили. Один за другим. Они отползли от меня, их рубиновые глаза смотрели не со злобой, а с… почтительным изумлением? Шипение стихло, сменилось тихим, почти мурлыкающим звуком. Они образовали вокруг меня полукруг, как свита вокруг неожиданно явившегося монарха.

Я медленно поднялся. Не с трудом. А с непривычной, взрывной легкостью. Каждая мышца вибрировала от избытка силы. Боль от ран была еще там, но она казалась далекой, незначительной. Я чувствовал… власть. Власть над этой силой, бушующей внутри. Власть над ядом. Над этими тварями.

И тогда я увидел лица товарищей. Григорий смотрел на меня с открытым ртом, его единственный глаз был полон чистого, животного ужаса. Степан крестился судорожно, шепча: "Нечистый… нечистый дух…". Артём плакал, прикрыв лицо руками. Марк замер, его блокнот выпал из ослабевшей руки.

— Он… он жив? — прошептал Артём.

— Не просто жив… — Григорий указал дрожащим пальцем. — Смотри… его глаза…

Я не видел их, но чувствовал. Жар. Невероятный жар и давление изнутри глазниц. Как будто две крошечные звезды вспыхнули в моей голове. И свет, который они излучали, лился наружу. Не зеленый, как раньше. А густой, глубокий,