Человек, похожий на генерального прокурора, или Любви все возрасты покорны - Евгений Стригин

Первоначально они вообще были как при Домострое. Вот так выглядел домашний приём первого секретаря регионального комитета КПСС: «Когда приходил домой, дети и жена стояли навытяжку. К папочке кидались, раздевали его, переобували. Он только руки поднимал».[273] У первого секретаря Ставропольского крайкома КПСС, ставшего последним президентом СССР, дома все был по-другому.

Впрочем, у Президента РФ все, разумеется, тоже изменилось с тех пор как он перестал быть главой парторганизации Свердловской области. Кидаться раздевать, и переобувать его родным уже не нужно было.

Постепенно, вероятно, более всего под влиянием тех окружающих, которые были особенно усердны в холуизме, [274] члены семьи первого российского президента начала смотреть на вещи по-другому.

«Испытание „властью“, к сожалению, выдерживают немногие. По крайней мере, в нашей стране».[275] «Семья вкусила благополучие, комфорт, бесконечное внимание и не всегда заслуженное преклонение».[276] Преклоняются чаще не потому, что шеф требует, а потому, что хочется ему услужить, заслужить похвалу и подачки. И в преклонении чаще виноваты те, кто кланяется, а не те, кому поклоны предназначаются.

Постепенно шло формирование того, что стали называть «Семьёй», т.е. узкого круга родственных и очень близких друг другу лиц в окружении, которые сильно влияли на управление страной.

По мнению Юрия Скуратова: «…Если бы его не подвело здоровье, он никогда бы не допустил семью к рулю, к рубке управления государством».[277]

«У Ельцина есть объективные основания говорить о своей неподкупности. Ещё в „доисторические“ времена он занял высший пост в российской исполнительной власти с совершенно ничтожными по нынешним меркам финансовыми затратами. Ельцин за своё попадание в Президенты не обязан (во всяком случае, эксклюзивно) ни одной из действующих тогда ещё „в советском прообразе“ финансово-промышленных группировок. Есть предприниматели, имеющие немалые „заслуги“ в глазах семьи Ельцина, но ни один российский или зарубежный бизнесмен не может считать нынешнего Президента своим „положенцем“. В этом — уникальность Ельцина».[278]

«…Борис Николаевич собственноручно ни у кого не взял даже цента, — соглашался Кирилл Столяров, но тут же добавлял. — Правда, в моей памяти по аналогии всплыла колоритная фигура В. Мжаванадзе, в шестидесятые годы бывшего кандидатом в члены Политбюро и первым секретарём ЦК Компартии Грузии. Сей простодушный предшественник Э. Шеварднадзе по заслугам слыл неподкупным партийно-государственным деятелем и, поверьте на слово, за всю жизнь ни разу не польстился на деньги. Зато их жадно брала жена Мжаванадзе, смотревшая на пачки сторублевок и ювелирные изделия, как мышь на крупу. Получив завидную по тем временам мзду, мадам перед исполнением супружеских обязанностей внушала Василию Павловичу, кого куда назначить, а тот безропотно потакал кадровым капризам своей благоверной. Думаю, что применительно к Ельцину медосбором занималась не жена, а кто-то другой, благо семья у Бориса Николаевича большая и дружная».[279]

Намёк прозрачен и прост. Тем более, что на самом деле, семья у Бориса Николаевича не такая и большая. И все были известны на перечёт.

«У Ельцина две дочери Елена и Татьяна. Елена родилась в 1957 году. Она пошла по стопам отца — окончила Уральский политехнический институт, строительный факультет. Некоторое время работала по профессии, затем по настоянию мужа, оставила работу. Её муж Валерий Окулов окончил штурманский факультет Академии гражданской авиации в Ленинграде по специальности „инженер-штурман“, десять лет проработал штурманом в Свердловском объединённом авиаотряде Уральского управления гражданской авиации. С 1996 года начался его карьерный взлёт с первого заместителя генерального директора до генерального директора и члена совета директоров ОАО „Аэрофлот — российские международные авиалинии“. У Окуловых трое детей: Катя, Маша и сын Иван….

Татьяна Борисовна родилась в 1960 году и окончила физико-математическую школу и уехала в Москву поступать на факультет вычислительной математики и кибернетики Московского государственного университета. В 1983 году она закончила учёбу и университет, где познакомилась со своим первым мужем Виленом Хайрулиным. Поженились они в 1980 году. оставила девичью фамилию, чтобы в случае рождения сына он стал продолжателем рода Ельциных. Вскоре сын действительной родился. Его назвали Борисом. Вторым мужем Татьяны стал Алексей Дьяченко. Он кончил Московский авиационный институт, бизнесмен. Этот брак продолжался гораздо дольше. Их сын Глеб Дьяченко родился 30 августа 1995 года».[280]

Особое место в семье первого российского президента занимала младшая дочь — Татьяна. «В семье Ельциных младшую дочь считали особым ребёнком, — писал Коржаков. Борис Николаевич никогда не стеснялся выделить её при гостях, невольно задевая самолюбие старшей дочери Лены. Мне всегда было неловко, когда Таню расхваливали в присутствии Лены, давая понять окружающим, что девочки имеют разную ценность для родителей. Хотя Лена очень умная, закончила, в отличие от сестры, среднюю школу с медалью, а потом и институт с красным дипломом. Она удачно вышла замуж, оставила работу и занимается только семьёй.

Таня же всегда жила с родителями. Переехав из Свердловска в Москву, Борис Николаевич сразу выхлопотал для семьи Лены отдельную жилплощадь, а младшую дочь поселил у папы с мамой. Её никогда не тяготила жизнь с ними под одной крышей».[281] Она быстро вошла во вкус власти и связанных с ней привилегий.

Юрий Скуратов отметил: «Татьяне … он доверяет стопроцентно, полностью, и все свои информационные источники сузил всего до нескольких человек, из которых Татьяна Дьяченко стала главным. Виной всему была, конечно же, болезнь: Борис Николаевич не мог уже работать так, как раньше. Возникла некая изоляция, пояс отчуждения, который разорвать очень трудно».[282]

5.3. Поиск преемника

Ельцину нужна была замена. Все у кого была хоть капля совести и ума не могли признавать его лучшим выбором для России. 13 декабря 1998 года отказался принять орден Андрея Первозванного, которым его наградил. Он мотивировал свой поступок тем, что не может принять этот орден от власти, которая довела Россию до бедственного положения.

Тем не менее, таких принципиальных среди элиты было меньшинство. Точнее, их почти не было. Но остальные думали о том, не стоит ли перебежать на сторону другого претендента на российский трон.

«Семья» понимала, что Борису Николаевичу нужно уходить на покой. Слишком непопулярным он стал, и слишком тяжело ему было править, здоровье уже не позволяло этого. Но «Семье» нужен был управляемый преемник.

Понимал это и сам Борис Николаевич. О наследнике думал давно. Шапка Мономаха была не так и легка.

Разговоры о преемниках первого президента России начались довольно рано. Возможно, это частично объяснялось здоровьем президента, а также наличием вокруг большого числа людей более молодого поколения, толпившихся у трона. Это когда шли к власти, они были с вожаком едины, но когда пришли стали мечтать сменить его. Но вожак то один, а желающих сменить много.

Значение имела и позиция влиятельных зарубежных сил. Заграницу наследники «российского престола» интересовали всегда. Например, экс-президент Франции Валери Жискар д’Эстен в своих мемуарах довольно много места посвятил описанию того, как он пытался определить приёмника Брежнева и как пытался заранее расположить. По его словам тогдашний руководитель Польши Эдвард Герек сказал: «Брежнев говорил со мной о своём приёмнике. Хотя Брежнев ещё достаточно здоров, но он уже начинает подыскивать себе замену, что совершенно естественно».[283] Но это тогда они просто интересовались, при Ельцине они пытались влиять.

Первоначально о приёмниках говорили со стороны. Сам первый президент РФ больше молчал. Хотя иногда в близком кругу и проговаривался о необходимости приёмника. «В начале 92-го, — вспоминал, — в минуты отчаяния открыто говорил:

— Второго срока я не вынесу, мне нужен преемник.

Я также честно отвечал:

— У Вас, Борис Николаевич, здоровье подорвано, и действительно нужно думать о преемнике, который способен продолжить ваше дело. Только надо его заранее готовить «на царство».

Мне не хотелось обманывать шефа, внушать, хоть ему это было и приятно, что он незаменимый. Без меня это делали другие сподвижники.

— Только вы,, и никто другой!».[284]

Чуть позже первый российский президент стал уже более открыто намекать о подборе преемника. «Ещё в 1993-1995 годах говорил не раз о своём приёмнике, но это воспринималось всеми как игра или шутка. Его фаворитами были попеременно, и. … На самом деле не хотел, и слышать тогда о каком-то приёмнике…».[285] Впрочем, кандидатуры назывались разные. Сам президент все ещё больше молчал. И пока официальная (по Конституции) замена была только в образе.