Адмиралъ из будущего. Царьград наш! - Вячеслав Коротин

– Вы говорите об этом так, как будто это достаточно легкая задача…

– Ни в коем случае. Но я верю в военный талант Николая Николаевича Юденича. Он уже продемонстрировал его под Саракамышем и при дальнейших действиях. Кроме того, повторяю, мы поможем ему с моря – турки на Кавказе будут сидеть на голодном пайке. Ни топлива, ни провизии, ни боеприпасов, ни подкреплений они по морю не получат. А если еще и англичане высадят свои колониальные корпуса в Месопотамии, то мы зажмем османов с двух сторон. Они не могут не запросить сепаратного мира…

– Вы очень убедительны, Андрей Августович, но я не могу быть уверен, что все пойдет именно так, как вы предполагаете… – На лице императора была написана смесь сомнения и надежды.

– А я и не прошу верить мне безоглядно. Просто не торопиться с принятием решений… Ваше величество, Босфор – очень крепкий орешек, поверьте, мы можем потерять чуть ли не весь флот, огромное количество солдат без всякой гарантии успеха. Еще раз высказываю свое мнение: Турцию нужно задушить на Кавказе. И все предпосылки для этого имеются… Тогда она выйдет из войны на самых выгодных для нас условиях.

– Я вас понял, адмирал. Подумаю над вашими словами. Это все, что вы хотели мне сообщить?

– Нет, ваше величество. Прошу меня простить, но я получил из Ставки некое «пожелание» заменить некоторых адмиралов и офицеров на их должностях. В том числе моего начальника штаба и флаг-капитана… Я вполне доволен контр-адмиралом Плансоном и капитаном первого ранга Кетлинским. Если у Ставки есть претензии по действиям флота вообще или штаба флота в частности, то и за первое, и за второе отвечаю лично я…

– Не будьте столь эмоциональны, – улыбнулся император. – Это какое-то недоразумение. Я непременно побеседую об этом с Григоровичем, а вы можете быть совершенно спокойны: пока Черноморский флот воюет так, как воевал до этого, все кадровые вопросы полностью в вашей компетенции. И все планирование боевых операций. Можете не сомневаться в моей к вам благосклонности и, в особых случаях, разрешаю обращаться ко мне непосредственно.

– Покорно благодарю, ваше величество! – поклонился Андрей. – А могу я в таком случае обратиться к вам с личной просьбой?

– Буду рад ее исполнить, – с удивлением и уже легким пренебрежением посмотрел император в глаза адмиралу.

Наверняка царь подумал, что сейчас начнется выпрашивание… Непонятно чего, но именно «выпрашивание»…

– Ваше величество, – Эбергард реально был смущен, – я уже немолодой человек… Образ жизни моряка не способствует созданию семьи… В общем… Прошу разрешения на вступление в брак.

Андрей и сам понимал, что прозвучало все глупо и по-дурацки, но он все равно почувствовал облегчение, выдавив из себя эти слова, слова, которые так долго держал в себе, слова, которые уже давно «перебродили» внутри и рвались наружу, как углекислый газ из бутылки шампанского…

А царь, услышав столь странную просьбу, удивленно изогнул бровь, но посмотрел на адмирала вполне доброжелательно: давно было известно, что Николай считает семью вообще и брак в частности одними из главных основ человеческого существования.

– Неожиданно, Андрей Августович. Никак бы не подумал, что… – Император слегка замялся. – Хотя, несмотря на возраст, выглядите вы очень и очень неплохо. И кто ваша избранница? Надеюсь, никакого мезальянса?

– Благодарю за комплименты в мой адрес, ваше величество. А моя невеста женщина весьма достойная: потомственная дворянка, вдова, муж погиб в Порт-Артуре, ныне она работает сестрой милосердия в Севастопольском госпитале. Фролова Елизавета Сергеевна. Тридцать четыре года.

– А вам?

– Пятьдесят восемь… – Андрей про себя еще раз матюкнул «благодетелей», которые вселили его в столь возрастное тело.

– Ну что же. Не вижу препятствий… – начал было царь, но в дверь постучали.

Должно было произойти нечто весьма неординарное, если посмели помешать беседе императора с командующим флотом.

Глава 17. Наказать наглеца!

– Ваше императорское величество, – заскочил в салон флаг-капитан Кетлинский, – разрешите доложить обстановку командующему флотом?!

– Разумеется. Надеюсь, я не помешаю?

– Ни в коем случае, – посмел прервать монарха адмирал. – Докладывайте, Казимир Филиппович!

– Только что пришла телеграмма из Феодосии: «Бреслау» обстрелял город…

– Результаты?

– Предварительно: минимальные – несколько раненых.

– Понятно…

Андрей судорожно начал прокручивать события последних дней: «Бреслау» с эсминцами просочился в акваторию Черного моря. Свое присутствие нигде не обозначил. Хотя наверняка имел цель…

Во время Зонгулдагской операции попытался оттянуть на себя часть флота… Хотя не факт…

Пропал после этого на неделю – явно отдыхал и бункеровался в Трапезунде или Синопе.

Теперь решил…

– Ваше величество, – Андрей решил, что наглость – второе счастье. – Немцы специально решили устроить «салют» в честь вашего визита в Крым…

– Это я понял, Андрей Августович, – улыбнулся император. – Как отреагируете?

– Осмелюсь доложить, ваше императорское величество, – снова влез в диалог Кетлинский, – я уже отдал распоряжения «Кагулу», который дежурил около Ливадии, лечь на курс предполагаемого перехвата к Босфору. Туда же предлагаю…

– Туда же немедленно отправить «Память Меркурия», – перебил своего флаг-капитана Эбергард. – То есть не туда же, не к Ливадии, а на перехват того самого предполагаемого курса к Босфору. Первому и Четвертому дивизионам та же задача. Но каждый ищет самостоятельно. «Новикам», если обнаружат противника, постараться связать его боем до подхода крейсеров, а эсминцы Четвертого пусть только сидят на хвосте у «Бреслау» и наводят на него остальных. Все ясно?

– Так точно, ваше высокопревосходительство! Разрешите выполнять?

– Разумеется.

Кетлинский вышел, а Эбергард повернулся к императору:

– Ваше величество, прошу простить, но я должен отправиться на мостик. Желаете пройти со мной?

– Не хочу вас стеснять своим присутствием. Ступайте выполнять свой долг перед Россией, Андрей Августович. Я вернусь на берег. Провожать меня не надо. И да поможет вам Бог! Ступайте!

С мостика «Георгия Победоносца» было видно, что на назначенных в погоню кораблях спешно разводили пары.

– Какую готовность доложили с «Памяти Меркурия» и эсминцев? – немедленно спросил Кетлинского с юношеской проворностью взлетевший вверх по трапу адмирал.

– Остроградский обещал выйти в море через полчаса, дивизионы – через пятнадцать-двадцать минут. «Гневный» готов дать ход прямо сейчас.

– Пусть снимается с якоря. Остальные догонят. Дорога каждая минута. Только бы зацепиться за этих чертовых колбасников, а там, даст бог, не упустим…

Как только на эсминце разобрали сигнал со штабного «Георгия», корабль уже через несколько минут снялся с якоря и, набирая ход, двинулся в море. В столь быстром выходе не было особой заслуги экипажа и командира – Андрей с самого начала войны распорядился, чтобы один из четырех скороходов-«новиков» постоянно находился под парами на случай экстренной необходимости. Вот сейчас это и пригодилось.

Но, даже учитывая то, что «Гневный» имел некоторую фору по сравнению со своими собратьями по дивизиону, сработано было в высшей степени оперативно.

– Браво, Черкасов! – не удержался командующий. – Передайте, что я выражаю им особое удовольствие за быстрый выход.

Через пять минут в море проследовал «Дерзкий» кавторанга Молоса, а еще через пять – «Беспокойный» и «Пронзительный», которыми командовали Зарудный и Борсук. «Гончие» еще не набрали своих рекордных скоростей, но по тому, как они ускорялись, было достаточно ясно, что весьма скоро стрелки их лагов подойдут к тридцатиузловой отметке.

Через некоторое время вслед за «нефтяными» эсминцами порт покинули и «угольщики»: «Лейтенант Пущин», «Жаркий», «Жуткий», «Живой» и «Живучий». Скорость они имели значительно более скромную: двадцать четыре – двадцать пять узлов, но им ставилась соответствующая задача: обнаружить супостата (если повезет), прилипнуть к нему как банный лист и звать через эфир тех, кто способен дать бой германо-турецкому крейсеру.

Последним, как и ожидалось, выбрал якоря «Память Меркурия». Теперь все корабли, назначенные в погоню, вышли в открытое море. Гончие спущены… Оставалось только ждать…

– Ваше высокопревосходительство, – на мостик поднялся Шеен, – радио с «Кагула».

– Читайте.

– «Наблюдаю дым на траверзе Ливадии приблизительно в сорока милях от берега и пятнадцати от себя. Предположительный курс зюйд-вест. Полным ходом иду на сближение».

– Добро. Передайте это миноносцам и Остроградскому. Неизвестно, те ли это, кто нам нужен, но хоть какая-то зацепка… И на «Кагул»: докладывать обстановку каждые десять минут.