История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1 - Василий Сиповский

Интересъ русскаго общества къ нѣмецкой философіи.

Уже Чаадаевъ выступилъ передъ русской публикой въ качествѣ послѣдователя нѣмецкой идеалистической философіи, но философъ былъ въ немъ побѣжденъ публицистомъ. Вѣ нѣкоторыхъ кругахъ русскаго общества, наобороть, это увлеченіе нѣмецкой философіей взяло верхъ надъ живыми интересами современности. Здѣсь процвѣтало умозрительное отношеніе къ вопросамъ жизни, — здѣсь болѣе интересовались разрѣшеніемъ міровыхъ вопросовъ, чемъ русскою дѣйствительностью, — прошлымъ и будущимъ — болѣе, чѣмъ настоящимъ. Это увлеченіе нѣмецкою философіею тѣсно связано съ московскимъ университетомъ. Оно занесено было сюда молодыми профессорами, учившимися въ заграничныхъ нѣмецкихъ университетахъ.

Павловъ, поклонникъ Шеллинга, отчасти Надеждинъ, Шевыревъ и Погодинъ были первыми піонерами въ этомъ отношеніи, — они сумѣли привить интересъ къ философіи студентамъ московскаго университета и проложили дорогу увлеченіямъ Гегелемъ, который y насъ скоро смѣнилъ Шеллинга. Такое преклоненіе русской молодежи предъ нѣмецкой философіей не могло быть глубокимъ; оба названные мыслители были органически и неразрывно связаны со своими предшественниками — Кантомъ, Фихте, даже Спинозой. Чтобы понять, ихъ во всей ихъ глубинѣ, надо было уйти въ вѣковую исторію нѣмецкой философіи. Это было не подъ силу большинству русскихъ юношей, которые взялись за изученіе философіи "съ конца". Немудрено, что изученіе и Шеллинга, и Гегеля y многихъ не могло быть глубокимъ и сводилось къ увлеченію нѣкоторыми разрозненными идеями, доступными ихъ пониманію — таковыми оказались, главнымъ образомъ, взгляды философско-историческіе и эстетическіе.

Шелингъ. Общій характеръ его философіи.

Шеллингъ прельстилъ русскихъ юношеій широкимъ размахомъ своего философскаго мировоззрѣнія. Онъ пытался осмыслить жизнь всего міра, разсматривая природу и явленія духа человѣческаго, какъ грандіозное зрѣлище постепеннаго саморазвитія одного начала, лежащаго въ основѣ всего. Такая широкая постановка задачи философіи объясняетъ отчасти, почему искусство, религія, науки естественныя, математическія, гуманитарныя нашли себе мѣсто въ той увлекательной картинѣ самораскрытія мірового духа, которую Шеллингъ сумѣлъ нарисовать въ своей системѣ, благодаря силѣ своей фантазіи, наклонности къ синтезу, оригинальному уму и широкому образованііо. Идея эволюціи, выступавшая тогда все болѣе и болѣе въ трудахъ естественно-научныхъ и историческихъ, нашла въ системѣ Шеллинга философское обоснованіе и художественное выраженіе. Его философія была цѣлой энциклопедіей, которая, шириной захвата, оригинальностью мысли, дѣйствительно, могла плѣнить всякій, не столько логически, сколько восторженный умъ. Самъ поэтъ въ душѣ и мистикъ, Шеллингъ своимъ ученіеігь создавалъ приподнятое "настроеніе". Его философія была, торжественной симфоніей, — облагораживающей, успокаивающей и подымающей человѣка.

Шеллингъ, исходя изъ основъ своей философіи, естественно ставилъ высоко поэзію, придавая eй значеніе метафизическое. Моментъ художественнаго творчества, моментъ вдохновенія Шеллингь призналъ минутой, когда человѣкъ можеть заглянуть въ "святая святыхъ" жизни и почувствовать что «абсолютное»,[55] не уничтожая его свободы и сознанія, находить въ немъ и въ его дѣятельности свое "откровеніе".

Взглядь его на поэзію.

Поэтъ, съ его точки зрѣнія, есть человѣкъ, надѣленный даромъ особой благодати, эта божественная силa отличаетъ его отъ всѣхъ людей, заставляетъ его высказывать и изображать то, въ чемъ онъ самъ не можетъ отдать себѣ полнаго отчета и смыслъ чего безконеченъ, поэзія есть откровеніе;[56] всякое эстетическое творчество абсолютно свободно, — въ этомъ святость и чистота искусства; варварствомъ считаетъ Шеллингъ требовать отъ художника служенія не только матеріальнымъ интересамъ, но даже моральнымъ и научнымъ. Художникъ долженъ быть освобожденъ отъ всякаго служенія.

Природа служитъ сферою безсознательнаго проявленія абсолютнаго духа и основою для его сознательной жизни, которая совершается въ людяхъ. Отсюда исторія, по взгляду Шеллинга, есть повѣствованіе о различныхъ формахъ обнаруженія абсолютнаго въ духѣ человѣческомъ, въ человѣческихъ обществахъ и учрежденіяхъ.

Смыслъ прогресса.

Смыслъ прогресса заключается въ достиженіи Абсолютомъ той цѣли, къ которой онъ стремится путемъ міровой жизни. Онъ училъ, что міровой духъ управляетъ исторіей, при такомъ міровоззрѣніи, роль личности сокращалась, взамѣнъ чего вводилось понятіе о постепенности и безконечности развитія. Съ такой точки зрѣнія устанавливался спокойный взглядъ на жизнь, — всѣ ея явленія оказывались неизбѣжными, какъ временные моменты мірового развитія. «Государство», какъ форма, есть созданіе всего человѣческаго рода, но неотдѣльныхъ личностей.[57]

Идеалъ космополитическаго состоянія, основаннаго на правѣ, есть цѣль исторіи, въ которой «случайное» и "заковомѣрное" дѣйствуютъ вмѣстѣ, поскольку сознательное свободное дѣйствіе индивидуумовъ служитъ цѣли, предписанной міровымъ духомъ. Такимъ образомъ люди, даже съ ихъ личными, частными интересами, въ то же время являются сотрудниками всемірно-исторической драмы, которая ведетъ человѣчество по дорогѣ вь совершенствованію.

Смыслъ прогресса, по мнѣнію Шеллинга, заключался въ смѣнѣ царства судьбы, подъ властью которой человѣчество находилось въ древнѣйшія времена, царствомъ предопредѣленія, которое должно наступить въ будущемъ; въ этомъ царствѣ божественнаго предопредѣленія и должно было совершиться гармоничное примиреніе человѣческой свободы и необходимости — должно было восторжествовать истинно-религіозное міросозерцаніе, одинаково далекое и оть фатализма, и отъ атеизма. Въ конечномъ своемъ развитіи онъ видѣлъ сліяніе поэзіи и философіи (религіи и науки), какъ это было въ періодъ миѳологіи (синкретизмъ).

Гегель.

Подобво Шеллингу, и Гегель смотрѣлъ на философію, какть на науку объ абсолютномъ, т. е. науку о тѣхъ основаніяхъ, на которыхъ строится вся міровая жизнь. Но форма, которую далъ философіи Шеллингь, казалась Гегелю ненаучной: вмѣсто интуиціи, вмѣсто поэтическаго вдохновенія и полета геніальной фантазіи — пріемовъ, которыми пользовался Шеллингь, онъ рѣшилъ дѣйствовать только при помощи "размышляющаго разсудка".

"Міровой разумъ".

Задачу всего дѣйствительнаго видитъ онъ въ проявленіи "мірового разума". Оттого истинная дѣйствительность, съ его точки зрѣнія, есть разумъ, — всякое бытіе есть воплощеніе разумной мысли. Постепенное проясненіе абсолюта ("мірового разума") и есть тотъ великій міровой процессъ, который изучается философіей. Этотъ процессъ представляется ему въ такомъ видѣ: абсолютъ существуетъ сначала, какъ система до-міровыхъ понятій, выражается затѣмъ въ безсознательной сферѣ природы, пробуждается къ самосознанію въ человѣкѣ, воплощаетъ свое содержаніе въ общественныхъ установленіяхъ, чтобы, наконецъ, законченнымъ и обогащеннымъ возвратиться къ ceбѣ въ искусствѣ, религіи и наукѣ, т. е. достичь болѣе высокой степени, чѣмъ та, на которой онъ стоялъ вначалѣ. Философія есть высшее произведеніе и цѣль этого мірового процесса.

Все дѣйствительное разумно. Ученіе объ эволюціи.

Стоя на такой точкѣ зрѣнія, Гегель утверждалъ, что, если всякое явленіе воплощаеть какую-нибудь мысль, то все дѣйствительное разумно, все разумное дѣйствительно. Такимъ образомъ, если y Шеллинга природа была представлена, какъ предметъ развитія, a искусство, какъ конечный пунктъ этого развитія, то y Гегеля предметомъ и цѣлью развитія является понятіе, идея, развивающаяся по законамъ разума (діалектическій методъ развитія). Въ основу мірового процесса "обнаруженія абсолюта" Гегель положилъ идею "эволюціи". Въ его философіи эта теорія нашла болѣе полное и логическое обоснованіе, чѣмъ y Шеллинга.

Взглядъ его на исторію.

Исторія человѣчества, съ точки зрѣнія Гегеля, есть постепенное созданіе разумнаго государства; движущая сила этого развитія есть міровой духъ; его орудія — духъ отдѣльныхъ народовъ и великіе люди. Націи бываютъ "историческія" и "неисторическія". Первыя являются носительницами какой-нибудь исторической идеи, выражающей одну характерную сторону мірового духа; совокупныя усилія различныхъ культурныхъ "историческихъ народовъ", проясняя отдѣльныя, частныя идеи этого духа, наконецъ, исчерпываютъ все его идейное содержаніе. Тогда заканчивается великая культурная миссія одной группы народовъ — умираетъ одна цивилизація — ее смѣняетъ другая цивилизація — другой «духъ», выясненію котораго служитъ уже новая группа историческихъ народовъ. Такимъ образом, всемірная исторія есть всемірный судъ, который судитъ народы, оцѣниваетъ ихъ культурную работу и, въ зависимости отъ этого, раздаетъ народамъ почетныя права на званіе «историческихъ». Какъ вся исторія есть только матеріалъ для проясненія "мірового разума", — такъ и великіе люди — только органы чего-то высшаго, чему они служатъ безсознательно: въ нихъ скрыты ихъ собственныя дѣйствія, ихъ цѣль и объектъ. Такимъ образомъ, по ученію Гегеля, желѣзная и разумная необходимость господствуеть въ исторіи. Но, въ то-же время, безсознательно служа высшимъ цѣлямъ, личность въ исторіи эволюціонируетъ, только проясняясь въ борьбѣ съ обществомъ, становясь постепенно все свободнѣе. Поэтому исторія есть прогрессъ въ сознаніи свободы. Сперва только одна личность сознавала себя свободной, затѣмъ — нѣкоторыя, наконецъ — всѣ. Эти три періода въ исторіи освобожденія личности соотвѣтствуютъ тремъ ступенямъ развитія государственныхъ формъ: 1) восточный деспотизмъ. 2) республика (греческая демократическая и римская аристократическая) и, наконецъ, высшая форма 3) германская конституціонная монархія.