Битва за безмолвие. В поисках «византийства» - Дмитрий Борисович Тараторин

Что такое обезьяна в отношении человека? Посмешище или мучительный позор. И тем же самым должен быть человек для сверхчеловека: посмешищем или мучительным позором.

Вы совершили путь от червя к человеку, но многое в вас еще осталось от червя, некогда были вы обезьяной, и даже теперь еще человек больше обезьяны, чем иная из обезьян.

Даже мудрейший среди вас есть только разлад и помесь растения и призрака. Но разве я велю вам стать призраком или растением?

Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке!

Сверхчеловек – смысл земли. Пусть же ваша воля говорит: да будет сверхчеловек смыслом земли!»

С православной точки зрения, он здесь, с одной стороны, ломится в открытую (для церковных людей) дверь. Вся практика византийских монахов была в полном согласии с принципом «человек есть нечто, что должно превзойти». Ведь икона и есть тот самый сверхчеловеческий (богоподобный) образ, к которому и задано в православии стремиться. А с другой, все рассуждения автора об обезьянах, приливах и отливах – явный симптом психического нездоровья.

Ницше оставил после себе лишь руины «ценностей», разбитых его философским молотом. Ведь протестантская цивилизация, забывшая о реальных сверх-людях – святых, самого Христа пытается превратить в бездоказательный и пустой «моральный образец».

А ему на смену является богоборческий «сверхчеловек» Ницше. А его уже берут на вооружение нацисты, которые и автора концепции поняли не вполне, и развили ее в совсем уже диком ключе.

Дерьмократор

Впрочем, богоборцы, ощущавшие себя сверхчеловеками, встречались и в Византии. Развернуться всерьез в борьбе с иконопочитателями Лев Исавр не сумел и не успел, потому что умер. Чтобы начать террор «настоящим образом» нужен был особенный человек. И наследник престола, его сын Константин именно таким был буквально изначально. Прозвище свое Копроним (Дерьмоименитый) он получил благодаря тому, что умудрился обгадиться в купели во время таинства крещения. Такому уж, конечно, все было нипочем…

В 754 году он собрал иконоборческий лже-собор. Патриархи на нем отсутствовали. Константинопольская кафедра была в то время вакантна. Антиохия, Иерусалим и Александрия отказались принять участие в соборе. Папа тоже не прислал своих представителей.

Решения этого сборища не оставляли шансов иконопочитателям: «всякая икона, сделанная из какого угодно вещества, а равно и писанная красками при помощи нечестивого искусства живописцев, должна быть извергаема из христианских церквей; она чужда им и заслуживает презрения. Да не дерзнет никакой человек заниматься таким нечестивым и неблагоприличным делом. Если же кто-либо с этого времени дерзнет устроить икону, или поклоняться ей, или поставить ее в церкви, или в собственном доме, или же скрывать ее, такой, если это будет епископ или пресвитер, или диакон, то да будет низложен, а если монах или мирянин, то да будет предан анафеме, и да будет он виновен и перед императорскими законами, так как он противник Божиих распоряжений и враг отеческих догматов».

И начались массовые репрессии. Был подвергнут издевательствам и казнен Святой Стефан. Причем одновременно с ним в темнице находилось более трех сотен монахов. Большинство из них было без глаз, с вырванными носами, отрубленными руками и ушами. Сами монастыри закрывали, превращали в казармы и мастерские.

Константин обрел верных соратников. Особо отличился стратиг фемы Фракисий Михаил Лаханодракон. Он согнал всех монахов подведомственной территории в Эфес и потребовал во исполнение царской воли отречься от обетов – снять иноческое облачение и согласиться вступить в брак. Отказавшихся ослепляли и ссылали на Крит. Император одобрил эти действия. Сам организовал в столице погромы монастырей и массовое глумление над их насельниками на Ипподроме. Спасаясь от террора, около 50000 монахов бежали в Италию.

При этом сопротивляться разгулу Дерьмократора было проблематично, поскольку Константин был способным полководцем и достаточно эффективно справлялся с внешними угрозами. Мощь Империи росла, соответственно, он пользовался высоким авторитетом в армии. Но, несмотря на материальные успехи, духовный беспредел с неизбежностью вел к катастрофе.

По смерти Копронима на трон вступил его сын Лев Хазар (мать была этого рода-племени). Накал преследований снизился не без влияния его энергичной и амбициозной жены – сторонницы иконопочитания афинянки Ирины. Иконы снова появились в домах ромеев и даже в императорском дворце. Однако летом 780 года император внезапно сменил милость на гнев и снова начал преследование иконопочитателей.

Многие влиятельные сановники, и даже супруга Ирина были сосланы. И тут, как нельзя кстати, уже в сентябре 780 года, процарствовав всего пять лет, он умирает. Вполне законны предположения об отравлении.

В связи с малолетством сына Льва, Константина, государством стала править Ирина. Восстановить иконопочитание официально ей удалось только со второй попытки. Первый церковный собор 786 года разогнали солдаты иконоборцы из восточных фем, верные памяти Копронима.

Ирина сделала выводы. Через год мятежные подразделения были отправлены якобы в поход, а в Константинополь вступили войска, набранные на западе Империи, где всегда были сильны иконопочитатели. Семьи воинов иконоборцев оказались в заложниках, и тех попросту разоружили.

В сентябре 787 года начались заседания VII Вселенского собора в Никее. Иконопочитание было полностью восстановлено. Но ни мира, ни покоя Империи это не принесло. Ей вновь угрожали болгары, арабы, разнообразные мятежники.

Сын Ирины Константин был храбрым воином, но неудачливым полководцем. В одном из провальных походов против болгар, кстати, был убит лютый гонитель иконопочитателей Лаханодракон.

А мать, между тем, ревновала его к короне. Воспользовавшись неудачами сына, она организовала заговор. Тому удалось бежать и начать собирать верные войска. Но сторонники Ирины оказались расторопней. Константин был схвачен, привезен в Константинополь и в Порфировой палате, где некогда родился «…в девятом часу страшно и безжалостно выкололи ему глаза по воле матери его и советников её, что он едва-едва не умер… Таким образом его мать сделалась единовластною» (Хронография Феофана).

Теперь представим себе, как все эти безобразия воспринимались на Западе. Там строго держались иконопочитания. При этом, императоры Константинополя, по-прежнему претендовавшие на эксклюзивность и римскость, были явными, лютыми еретиками. Когда же ересь была сломлена, императором объявила себя женщина. Что было невиданно и неслыханно.

И вот итогом всех этих безобразий и стала коронация в 800 году Карла Великого Римским императором. Причем, подразумевалось, что он наследует свергнутому Константину. Чтобы легитимизировать свой статус он даже заслал сватов к Ирине. Но пока та размышляла над этим предложением, она, в свою очередь, была свергнута. А ведь если бы этот план реализовался, трудно представить величие последствий. Блистательный франк, внук Карла Мартелла, воплотил бы в жизнь мечту Юстиниана. Единая Римская империя снова воссияла бы на страх варварам. Ведь ее ролью всегда и было хранить мир от варварства. И в разное время эту миссию брали на себя, в том числе,