Самосожжение - Инна Тронина

Да, я езжу на «Ауди», одной из самых престижных моделей, но веду себя несоответственно – слишком деликатно, соблюдая все или почти все правила дорожного движения. И понимаю, что долго так продолжаться не может. Я – москвичка, и москвичка крутая, а потому должна ездить, как положено в столице; иначе родной город меня отринет. Мне сегодня не встретился ни один спецтранспорт, что для Москвы редкость. Но я знала, что рано или поздно это произойдёт. Придётся торопливо давать вправо, а потом как можно скорее уезжать с этого места, потому что по злой иронии судьбы именно там парковка запрещена…

Увидев подъезд Семёнова, я ощутила первые признаки стресса – резкую боль в голове и позвоночнике, жуткое беспокойство и осознание тщетности своих отчаянных усилий. Я была раздражена и рассеянна, меня тошнило от запаха бензина и новенькой кожи, которой был отделан салон «Ауди». Но после, выкурив подряд две «Лолиты», поняла, что, в сущности, ничем не рискую. Здесь меня никто не знает, и поэтому не следует бояться ненужных встреч.

Я взяла из «бардачка» сотовый телефон Буссова, набрала номер Комковой, и тут же услышала скрипучий голос.

– Алё, слушаю! – Комкова, видимо, сидела рядом с аппаратом.

– Дарья Фёдоровна? – уточнила я на всякий случай.

– Она самая. А кто звонит? Из милиции девушка?

– Да, я. Хочу побеседовать с вами насчёт происшествия у Семёновых. Вы моему коллеге обещали дать показания. Я уже здесь, во дворе. Какой у вас код в двери?

– Ой, так разве я не сказала вашему товарищу? Двести сорок восемь. Если хотите, я вас встречу на лестнице.

– Не нужно встречать. – Я тщательно пудрила нос. – Минута, и я у вас.

Но всё-таки я отправилась к Комковой не сразу, а, заперев машину, прогулялась около дома. Пятиэтажное кирпичное здание ничем не отличалось от других таких же – балконы, кусты сирени под окнами, обложенные битым кирпичом клумбы, кодированные подъезды, песочницы и лавочки во дворе. Наблюдать за происходящим на асфальтированной дорожке лучше всего вон из того окошка – наверное, кухонного. Точно, именно там виднеется любопытная морщинистая физиономия. Комкова увидела меня, заулыбалась. Я помахала ей – мол, скоро приду.

Скорее всего, здесь и прогуливался Геннадий Николаевич с дамой. Только тогда было солнечно и тихо, а сегодня ливень припустил так, что мне пришлось бежать до подъезда вприпрыжку, пряча в кармашек сарафана ключи от машины. Перед этим я подёргала дверцы и поставила «Ауди» на сигнализацию.

– Идите сюда, открыто! – крикнула в форточку Комкова.

Скривившись от острого кошачьего запаха, я поднялась на один марш и увидела радостную хозяйку. Дарья Фёдоровна приоделась к моему приходу – выгладила ситцевое платье с розами, вымыла и завила волосы, обулась в новые клетчатые тапочки. В двухкомнатной квартире было светло и чисто, пахло клубничным вареньем и свежей выпечкой. Как только я переступила порог, на кухне засвистел чайник.

– Пожалуйста, проходите туда! – Комкова кивнула в сторону кухни. – В комнатах не прибрано. Да вам, наверное, неинтересно будет. Давайте скоренько за стол – вам пообсохнуть надо! – торопила меня Комкова – маленькая, сухонькая, подвижная, с лиловыми камешками в ушах. – Сейчас попьём чайку с баранками. Вот вареньице – своя клубника из-под Щапова. В прошлом году варила. Ещё есть леденцы, пирожки с мясом и халва. В уголочек садитесь, на табуреточку. А плащ сюда давайте, я его повешу в ванную…

Дарья Фёдоровна убежала в прихожую, а я помыла руки над раковиной, втиснулась между столом и буфетом, рассмотрела кухню. Опять появилась хозяйка с вазочкой разноцветных леденцов.

– Вот кружки, сейчас заварку достанем. Чай у меня индийский, со слоном…

Я не имела ничего против того, чтобы почаёвничать с говорливой старушкой, – мне надоело молчать. Кружки Комковой мне тоже понравились – большие, тяжелые, ярко-зелёные, в горошек лимонного цвета.

– Вы кушайте, кушайте, милая…

Хозяйка наконец-то успокоилась, села напротив меня, сложив руки на клеёнке. Смотрела любовно, как на родную, и я поняла, насколько старушке скучно. А тут приехала я, и можно развлечься.

– Про что узнать-то хотели? Как вас величать?

– Оксана.

Я положила себе на блюдечко варенья, взяла баранку. Всё-таки никакие званые обеды и импортные пакетики с продуктами быстрого приготовления никогда не заменят уютного чаепития под неспешную беседу.

– Дарья Фёдоровна, вы дали показания относительно несчастного случая в квартире Семёновых? Так? – Вкусная у неё клубника, подумала я, ничего не скажешь. – Про ваших соседей…

– Дала, дала про них показания! И здесь вот, в своей квартире, и в милиции. – Комкова налила горячий чай в блюдце и смачно отхлебнула. – Сказала про всё, что видела из этого вот окошка. Вона!

Дарья Фёдоровна немного отодвинула занавеску в кофейную клеточку, указала крючковатым пальцем на блестящую мокрую асфальтированную дорожку, наполовину скрывшуюся в огромной луже.

– Вот там они и шли, милая, Генка Семёнов покойный и девушка. Она такая высокая, нарядная, но лицо-то не русское. Волосы как вороново крыло, и глаза такие же. Я вдаль-то хорошо вижу, а вечер солнечный был, ясный. Не то, что нынче – разверзлись хляби небесные…

– Вы сможете опознать эту девушку по фотографии?

Не дожидаясь ответа хозяйки, я извлекла портмоне. Комкова пошарила в карманах фартука, ища очки. Нацепила их на нос и взяла у меня снимок.

– Смотрите внимательно, не торопитесь и не волнуйтесь. Это очень важная процедура, и ошибиться ни в коем случае нельзя.

Я откусила от пирожка, съела ложечку варенья и запила всё это чаем.

– И думать нечего – она! Она, и всё тут! – Комкова вертела Динин портрет так и этак. – Получается, вы про неё всё знаете? Полюбовница Генкина, что ли? Откуда кралю-то такую взял, старый сучок? Богатая, духи её сильно пахнут – горько так, свежо. У меня окошко-то открыто было, и хоть сирень цвела, я почуяла, когда они близко подошли. – Комкова даже забыла про свой чай. – Генка-то с Ольгой, с женой законной, расплевался. Она в область к родителям уехала. Неделя всего прошла, и вдруг вижу – идёт Генка с дамочкой. Только тогда она в другом платье была…

Дарья Фёдоровна умирала от желания узнать про таинственную незнакомку побольше, но я почему-то не хотела ей сообщать о близком родстве Семёнова и его прелестной спутницы.

– И что вы можете сказать об этой женщине? Какая она была?

– Раскрашенная, будто картинка. Вы не думайте, я ничего от вас не утаю. Понимаю, что убийство случилось у Семёновых-то…

– Вы долго за ними наблюдали? В дом девушка заходила?

Я потянулась за вторым пирожком; взяла и красный леденец.

– Глядела на них минут пять, не больше, потому что мне Таня позвонила, дочка моя. Я специально ждала, хотела вместе с ними на дачу ехать, да зять приболел. Танюшка должна была решить, когда теперь поедем-то. Ну и разговорились насчёт того, чем лечить бронхит. Врачи сказали, что зять мой прихватил его где-то, и вообще – рентген лёгких не очень хороший. Курит и курит мужик, далеко ли до беды? – Комкова налила ещё одно блюдце чая. – Говорила я ему…

– Значит, минут пять вы на них смотрели. Они медленно шли по направлению к подъезду. И как при этом себя вели? Разговаривали или молчали? Может быть, обнимались? Всё в деталях, пожалуйста, постарайтесь вспомнить.

– Шли они сперва молча, потом встали на аллейке, – принялась добросовестно рассказывать Комкова. – Я ещё подумала – кралю домой ведёт, а сам под ручку её не возьмёт, не глянет на неё. Надутый, как индюк. И она печальная такая, расстроенная. Шлюхи-то по-другому держат себя…

– Значит, Семёнов и его спутница были в плохом настроении, да?

Я, забывшись, глотнула из кружки, обожглась чаем, но скрыла это от хозяйки, чтобы не сбивать её с мысли.

– Женщина плакала? Может быть, вы хоть слово расслышали?

– Она много говорила, и три словечка я разобрала, – обрадовала меня Комкова. Она взяла ложечку халвы и с наслаждением съела. – «Ты можешь подождать?» Такие вот три слова…

– Вы молодчина, Дарья Фёдоровна! – Я едва не расцеловала свидетельницу в обе щёки. – Вы и в милиции про эти слова упомянули?

Надо обязательно сообщить Буссову, что в тот вечер с Семёновым была Дина, и она просила отца с чем-то подождать. С чем же, интересно?

– Что он ответил, вы не помните?

– Я не слыхала, но Генка всё мотал головой. Дескать, не могу ждать, и всё тут! В милиции про то не говорила, вспомнила только теперь вот. Тогда другие всякие дела были на уме, и участковый вполуха слушал, торопился куда-то. Милиция решила, что Генка с мужиками выпивал. Стояли на том, будто они за бутылкой повздорили, но не хотели шум поднимать.

Дарья Фёдоровна придвинулась ко мне, положила руку на локоть, губами коснулась мочки уха.