Укрощение воровки (СИ) - Ди Климм

— И что это должно значить?

— А то, что братец твой младший высоко сидит да далеко глядит.

Дима, не отличающийся терпеливостью, завёлся легко и быстро.

— Слушай, ты реально забыл, как тяжел братский кулак?

— Да не кипятись ты. Мать как от вас приехала, так все уши мне прожужжала про Сонечку. Какая она хорошая, умная, добрая. А красавица какая, м-м-м, загляденье! — пропел Роман, буквально чувствуя исходящее от Димы бешенство.

— Завязывай, Роман. И не завидуй. Самому под сорокет, а все по девкам шляешься. Не стыдно? Как тебя там мать не женила на одной из своих студенческих подруг?

— Так я ж женюсь, — выдал Роман.

— Чего-о-о? Это что еще за новости? И почему я не в курсе?

— Так надо.

Женитьба. На Диане. То, что было обстоятельством под вопросом превратилось в решенный факт. В какой момент?

— Так, Ром, ты мне вот что скажи — у тебя там все в порядке? — серьезным голосом спросил Дима.

— Все под контролем.

— Я-я-ясно. Звать-то как, невесту твою?

— Диана, — выдохнул Рома.

— Приеду познакомишь?

— Не до этого будет.

Но, брат, конечно же, должен был вернуть ответку.

— Красивая наверно, — подначил он и Рома проворчал:

— Да я особо не присматривался.

— Ты-то не присмотрелся? — хохотнул. — Да я тебя знаю с малых ногтей, ни одной юбки с красивыми ножками не пропускаешь.

— То-то же и оно. С красивыми. А тут… так себе.

Одно Роман знал точно — у него нет никакого желания обсуждать Диану с кем-либо. Тем более ее ноги, черт побери!

Обговорив детали, положил трубку. Роман не мог отказать Диме в просьбе, имея в руках все средства для его выполнения. А еще, в голосе брата слышались нотки, которых не было очень давно — азартное желание и нетерпимость обладания, когда речь заходила о той самой загадочной Софье.

Компьютер выдал оповещение о новом письме. Та-а-ак, что тут у нас? Климова Софья Арнольдовна, 27 лет. Беглянка, которая запала в сердце Дмитрия. Да так сильно запала, что тот готов был землю носом рыть, чтобы найти пропажу.

Ну ничего, землю носом рыть не обязательно.

Роман поднял трубку, связался с нужным человеком и передал ему все необходимые данные о Климовой Софье. Самое главное — следить, чтобы не напугать. Ведь если кто посмеет это сделать, того Дмитрий Алексеевич сам с лица земли сотрет, это понятно по его решительному голосу. Также понятно, что в его семье все не так хорошо, а как раз-таки катастрофически плохо, раз Дима влюбился, в его-то тридцать восемь лет! Точно говорят, седина в бороду…

Снимок три на четыре. А Сонечка и правда ничего. Теперь понятно, чем брата зацепила эта блондинка, у которой кажется смешинка засела в остром уголке губ.

Роман привычно взял в руку карандаш и задумался о предстоящей операции по задержанию Вилория Елагина. Раздумывал о положении Дмитрия, планировал сопровождение Софьи, и одновременно водил карандашом по листку, выводил линии, иногда бросал взгляд на монитор.

Привычка рисовать проявилась в школьные годы, и не оставила его, сколько бы морей Роман ни избороздил, и в каких бы горячих точках ни побывал. Неизменный карандаш и листок бумаги всегда были под рукой, помогая выплеснуть то, что не всегда можно выразить словами, или рассказать кому-то. Именно из-за этой привычки Дима прозвал его Драматургом.

Когда все моменты и планы уложились в нужные полки в голове, посмотрел на набросок Софьи. Почти один в один с фотокарточкой.

Чистый лист и снова карандаш летает по бумаге, выдавая тихий скрип грифеля по пергаменту. Что касается Аслановых, поиски крота велись днем и ночью. Так же, как и разработка авиакрейсера, над винтовым сооружением которого трудился Михаил Демьянович. Правда, работа шла с трудом, будто кто-то специально вставляет палки в колеса, а возможно, дело действительно в бюрократических проволочках. Хотя…Слишком уж частыми стали мелкие проблемы — то металл поставили не той спецификации, то графический эскиз с погрешностями, и был даже инцидент с пропажей одного из них. Ситуация накалялась, что наводило на мысль, что поиски ведутся в верном направлении. Эти вопросы Роман и обсуждал с Михаилом Демьяновичем, за плотно закрытой дверью, после ужина в их доме и веселых разговоров с Сашей и Альбиной Марковной. Ну еще с Дианой, которая лишь изредка приобщалась к разговору.

Саша и Диана, родные сестра, похожие карими глазами и темными волосами. Вот только если младшая — открытая, смешливая, с очаровательными ямочками на щеках, то старшая — серьезная, сосредоточенная, часто уходящая в мысли.

И, черт побери, он должен знать, что за мысли витают под темноволосой макушкой!

А нахрена ему это? Все равно каждая их с Дианой встреча подобна опасному заплыву через Ла-Манш — сколько не греби, сколько не вкладывай усилии, напрягая мышцы, все равно не догребешь, и потонешь, даже не увидев берегов туманного Альбиона.

А разве Роман прикладывал усилия в отношении Дианы?

Нет. Не прилагал и капли усердия, что он проявлял при общении с женщиной.

Возможно, дело было в первой встрече, когда он поймал Диану на воровстве. Вот только если в начале Рома досадовал за Марьяну, и раздумывал, как часто Диана ворует, теперь ситуация незаметно поменялась. То есть изменилось его отношение к тому инциденту. Теперь моральная сторона проступка отошла на второй план, а на первый выступили вопросы — почему Диана пошла воровать? Почему именно помада? Она могла зайти в ювелирный магазин, нацепить колечко и выйти незамеченной.

И почему каждый раз хмурит брови, стоит затронуть тему о…

Роман ввел пароль на компьютере, нашел нужный файл. Два щелчка и перед глазами досье Дианы. И те самые строки, что не дают покоя.

«Особые примечания: Дата: 05.09.2004 г. Место: ср. шк.№ 37 Назв.: Ромео и Джульетта (шк. пост., худ. рук. Мыльникова Т.А.) Начало 11.09.2004 г. Центр проблем психологического здоровья. Индивид. консультации. Оконч. 25.05.2005 г.»

Что же, что же такого случилось в далеком 2004, что Диана до сих пор несет на себе печать закрытости и замкнутости? Забилась в углу и не желает вылезать, как загнанный зверек, испуганный и настороженный, недоверчивый и скрытный. Вспомнилось ее поведение на выставке, где она постоянно смотрела на часы, и только теперь до Романа дошло, как же ее выводило из равновесия любое отклонение за рамки привычного.

Посмотрел на набросок под рукой, сделал пару штрихов.

Диана. Брови в разлет, обычно нахмуренные, когда она воспринимала мелкие проблемы слишком серьезно, а делала она так всегда, буквально с любой мелочью. Лишь изредка, когда она отпускала контроль, по губам пролетала веселая усмешка.

Губы. Обвел карандашом контур, придавая то самое выражение опасения и озабоченности, большая часть которого обращено к нему. К Роману.

Глаза, правильно расположенные, карего цвета. Обычно смотрящие с непонятной тревогой и скрытым напряжением. Наполненные скрытой обидой и нелюбовью. К себе.

Роман выехал из офиса затемно, когда город наполнился сверкающими огнями фонарей, вывесок, фар. Август выдался отменный, словно выдержанный ликер. Не жаркий, но уютно-теплый. Переполненный запахом созревших фруктов и овощей, галдящий воскресными ярмарками, окрашенный последней зеленью деревьев и разомлевших цветов.

Какой же все-таки плотный воздух в городе, в сравнении с чистой прозрачностью в саду Аслановых. Посмотрел на яркую вывеску водного ведомства, и вспомнил тусклое свечение фонарей на крыльце двухэтажного дома. И августовские ночи там звучат не шумом пролетающих машин и сигналов, а стрекотом насекомых и шорохом листьев, которые предрекают свое скорое опадание.

Рома подъехал к дому, на верхнем этаже которого находился его лофт. Долго сидел в машине. Думал и вспоминал. Затем набрал номер.

— Разбудил?… Вот черт, время уже два, извини… Да в норме все, что ты сразу в панику?… Поужинаем в субботу?… Хм, если обещаешь вести себя прилично… Ладно, созвонимся, а сейчас на боковую… Я? Тоже… Как же хорошо ты меня изучила… Пока.