В режиме отладки - Тимофей Печёрин

— Я, конечно, в курсе вашей проблемы, — ответил на это Почтальон, — но вряд ли могу чем-то помочь. Я всего лишь доставляю письма. А их содержание и последствия — исключительно на вашей совести.

— Да?! Легко же вам говорить… А у меня такое ощущение… или предчувствие, что на каждом варианте моей жизни запрятана ловушка. Этакая бомба с часовым механизмом, которая взрывается примерно в одно и то же время.

— Типичная «бульварная версия», вызванная общим состоянием тревоги и дискомфорта, — как по написанному прокомментировал старичок, — вы еще «теорию заговоров» сюда приплетите. Главпочтамт против Владимира Маркова… Не слишком ли вы переоцениваете свою персону?

— Не слишком, — сказал я, — дело ведь не в теории… Просто… ну поймите! Не мог я такого сделать! У меня жена, которой я верен, двое замечательных детей…

— А вы уверены? — спросил Почтальон тоном следователя на допросе, — насчет возможности и верности жене? Неужели не помните?

Все-таки память — коварная штука. На ее фоне даже иезуиты покажутся деревенскими дурачками. Эта злодейка с невероятным рвением выставляет на первый план наши достоинства и достижения, педантично фиксирует каждую обиду, причиненную нам другими людьми и придирчиво выделяет недостатки этих людей. А вот наши собственные «косяки» она стыдливо прячет в самый дальний угол. Прямо как образцово-показательный садовод, у которого на участке, в самом дальнем углу, наверняка произрастает мак или конопля.

А уж если память не твоя собственная… Если она передана тебе человеком, который до сегодняшнего утра занимал твое место в жизни и только сейчас соблаговолил уступить… На этом фоне пресловутые иезуиты и вовсе выглядят проще грудных младенцев, а вместо дальнего уголка огорода есть риск наткнуться на целую плантацию, покрытую маскировочной сеткой.

Жена, дети — это все, конечно, прекрасно. Нашу семью можно с полным основанием признать благополучной… если смотреть на нее со стороны и не видеть многих деталей. Счесть их малозначительными. Но я — не сторонний наблюдатель. Эти детали стоят передо мной в полный рост. И для этого мне хватило лишь немного потрясти коварную, изворотливую и полученную по наследству, память.

Да, наш брак с Наташкой Черных был не по расчету и уж точно, не по «залету». Но и любви особой не было. Был напор со стороны меня, подстегнутого чудо-письмом и… в общем-то, все. Что двигало в ту пору Наташей — ума не приложу. Наверное, то же самое, что путника, который долго бродил по пустыне, а встретив первого попавшегося человека, согласился стать его рабом хотя бы за глоток воды.

Да что там любовь — даже с вульгарным «физическим влечением» у нас было «не ахти как». Я ведь не Антонио Бандерас… да и Наташка — далеко не Анжелина Джоли. Плюс — вынашивание и рождение детей, тем более, двоих сразу. Тяжкий труд, отнюдь не идущий на пользу внешности… Проще говоря, «моя Натали» (так я ее звал в студенческие годы) после рождения двойни заметно располнела, тем самым окончательно перестав меня привлекать. Я и сейчас уверен, что так и не сподоблюсь третьему ребенку.

Эту мою проблему вряд ли можно назвать шибко оригинальной. Если я не ошибаюсь, аналогичные обстоятельства разрушили миллионы семей на земном шаре, обращая отцов этих семей в разные стороны. Кого-то «налево», кого-то — к порнухе, кого-то — к другому браку. Мой, если можно так сказать, выход — еще не самый худший.

Я действительно злоупотреблял своим положением преподавателя, в частности, возможностью и необходимостью общения с большим количеством людей моложе меня. И наличие среди этих людей не только представителей одного со мной пола, не могло оставить меня равнодушным.

Вернее, это я опять занимаюсь интеллигентским самооправданием: «не могло», «необходимость»… На самом деле моя установка с самого начала была другой. Гораздо более циничной.

Этим грех не воспользоваться!

Хотя данную формулировку разобьет в пух и прах даже самый никудышный богослов…

Я не считал «изменой» то, что делаю. Что это за изменник, который перебегает на чужую сторону ненадолго и каждый раз — на разную? А потом непременно возвращается. Компромисс — вот, наверное, самая удачная формулировка; не то подставившая, не то прославившая меня студентка оказалась права на все сто. Компромисс между уходом из семьи и необходимостью «хранить верность» непривлекательной и, что греха таить, нелюбимой жене. Последнее рано или поздно стало бы восприниматься как тяжелая повинность со всеми вытекающими последствиями — включая ненависть ко «второй половинке». Окончилось бы все опять же уходом из семьи, только на этот раз, с громким хлопком дверью.

А так я шел на компромисс — раз за разом и все чаще. С моей стороны было бы верхом наивности считать, что так будет продолжаться вечно и без всяких неприятных последствий. Последствий не только «медицинского характера»… И, тем не менее, остановиться я не мог. Пока меня принудительно не остановили.

— Нет, не уверен, — вспомнив и осмыслив все вышесказанное, ответил я, — то есть, уверен, но в обратном. Я действительно мог это сделать. И сделал… И много чего еще…

— А я скажу даже больше, Владимир Олегович, — сказал мне на это старичок, — вы злоупотребленец. В этой жизни. И если бы вы вздумали предупредить самого себя о том, чтоб не связываться с этой… бесстыдницей, если не сказать грубее… Вот в этом случае я был бы вынужден вам отказать.

— Я понимаю, — следом за словами из моей груди вырвался невольный вздох, — вопрос «кто виноват?» пожалуй, можно снять с повестки дня. Остается вопрос «что делать?», но на него получить ответ не так-то просто. В учебные заведения теперь дорога мне закрыта. Даже в школы…

— Не даже, а особенно в школы, — поправил ехидным голосом Почтальон, столь же ехидно подмигнув, — доверить ребенка человеку с такой репутацией…

— Да помолчите вы! — огрызнулся я, — без вас тошно…

— Могу и помолчать, — старичок сменил тон на услужливый, — боюсь только, что моя помощь вам еще понадобится. Причем, довольно скоро.

Правоту Почтальона пришлось признать — после недолгих, но тщательных размышлений. После того, как моя преподавательская карьера накрылась медным тазом, у меня остается не так уж много возможностей. Можно попытать счастье в качестве админа — да только, боюсь, меня никто не возьмет. Своеобразная компенсация увольнения в другой жизни… Единственное преимущество моего текущего положения над тем, что предшествовало встрече с Почтальоном — другая жена. Не «черная вдова», готовая сожрать уже бесполезного для нее меня… Хотя Наташка вряд ли будет в восторге, когда узнает причину моего увольнения.